Галина Красовская - Серебряное дерево (с иллюстрациями Н. Гольц) Страница 23

А девочка их не замечала. Она всё кружила и кружила, и марлевый наряд её всё подметал и подметал крыльцо. А потом она стала важно раскланиваться и кивать воображаемым зрителям. Бант в её кудряшках подпрыгивал, и братьев начал разбирать смех. Они засунули кулаки в рот, чтоб смех не выскочил наружу, но не удержались и захохотали.

Шлёпнувшись на траву, они задрали головы и стали хохотать во всё горло.

Вдруг — бах! бах! — будто пушечные ядра угодили им в разинутые рты и пребольно стукнули по зубам.

Братья таращили друг на друга глаза, не понимая, что произошло. Над ними, тоже крича во всё горло, суматошно носились воробьи. Испуганно спрятался в карман к Чику Желтопузик.

А откуда-то сверху звенел весёлый смех. Долговязая девчонка сидела на макушке яблони, швыряла яблоками и надрывалась от хохота.

Сделав вид, будто ничего особенного не случилось, братья поднялись с земли.

— Сейчас я ей покажу!.. Так относиться к старшим!.. — грозно сказал Коренёк, взъерошив огненный чубчик.

— Не надо, она ведь артистка, — возразил Чик, которому некрасивая Виолка чем-то сразу понравилась.

Вместе с Аргамаком они направились к калитке.

А девочка спустилась с дерева и уже поджидала «гостей» с яблоками в руках — на случай, если завяжется бой.

— Это разбойница, а не артистка, — проворчал Коренёк, сморщив нос и собрав в кучку веснушки. — Кстати, где она научилась так метко толкать ядра?..

— Попробуем вступить с ней в переговоры, — предложил Чик, и они приблизились к Виолке.

— Здравствуй! Нам понравилось твоё представление... — вежливо сказал Чик, умевший разговаривать с девочками.

— Давно так не хохотал, — ввернул Коренёк. — Ладно уж, не будем больше смеяться!

— Мы не хотели с тобой ссориться... Мы — путешественники, — поспешно добавил Чик и, чтобы Виолка поверила, тронул рюкзачок на спине. — Мы будем с тобой дружить, если ты скажешь, где живёт музыкант Тромбус. Должно быть, ты берёшь у него уроки музыки...

Девочка внимательно оглядела братьев, успокоившись, погладила лысую голову Аргамака и милостиво сказала:

— Идёмте! Музыкант Тромбус — это мой папочка! Только ведите себя, хорошо, он больной,..

Коренёк, Чик, а вслед за ними и любопытный Аргамак вошли в домик и увидели лежащего на постели старичка.

Глаза его были закрыты, а руки с длинными пальцами бессильно лежали поверх одеяла. Правая рука была изуродована глубоким шрамом. Неужели этот немощный старичок и есть Тромбус, лучший музыкант и глашатай Свирелии?!

Маэстро проснулся, нацепил на тонкий нос очки и с любопытством уставился на гостей. Потом он всплеснул руками и начал усиленно подмаргивать одним глазом.

— Сын Чинария Коренёк!.. — воскликнул он слабым голосом. — Олень Аргамак!.. Мальчик в косынке — сын художника Карало!.. Нет, нет! Это мне снится! Разбудите меня!

Когда же бедный старик поверил, что не во сне, а наяву видит своих сограждан, он начал охать и хвататься за виски.

— Сейчас вы узнаете всё по порядку, — важно сказал Коренёк.

И Чик, который умел излагать дело куда более складно, чем взрослый и солидный Коренёк, рассказал Тромбусу о жизни Граната в лесу, о почках и скрипке, которая — очень даже может быть, сказал Гранат, не простая, а волшебная.

Увидев скрипку, маэстро пришёл в неописуемый восторг.

— Ах! Эту розовую древесину я узнал бы и с закрытыми глазами!..

Старик так разволновался, что чуть не потерял сознание. Лишь выпив порцию цветочных капель, которые сохранились у него ещё от доктора Гематогена, Тромбус приободрился.

— О дерево счастья! О чудесный инструмент! — ликовал бедный старик, прижимая к груди скрипку и поливая ее обильными слезами. — Так, значит, он жив, наш мудрый Гранат! Я знал: он раскроет тайны дерева!.. Ох! После ранения здоровье моё стало совсем никудышным, и ещё эта покалеченная рука!.. Но я отлично приспособился работать левой... Я написал симфонию и осмелился назвать её Победной... Виола, подай мне, детка, ноты!.. Вот она, моя «Победная симфония»... А куда девались очки? Виола, где очки?..

— На твоём собственном носу, — ответила Виолка.

— Ах, да, да, — бормотал старый маэстро, разворачивая трубку нот. — Так, так! Вот главная партия скрипки: ти-и-и, ти-и-тии... Вот альты: та-тааа-та-тааа... Их поддерживает виолончель: туууу-ту-туууу.. А вот здесь вступает контрабас: бу-бу-бууу...

Тромбус так увлёкся, что совсем позабыл о братьях. Сидя на кровати, он отстукивал такт ногой в стоптанном шлёпанце, напевая, надувал щёки, вытягивал губы трубочкой и тряс бородкой, которую отрастил на старости лет. Воображение унесло его в далёкие годы. В этот миг он видел цветущие сады Свирелии и был счастлив.

Коренёк попробовал было покашлять, чтобы напомнить о себе, но напрасно. Маэстро уже заиграл на розовой скрипке.

Нет, не сонное сладкое мурлыканье напоминала теперь музыка маэстро! Недаром Тромбус, все эти годы работая над симфонией, забывал о своём слабом здоровье, о еде и отдыхе, о своём режиме дня, который в былые времена был для него нерушим. Дни и ночи сидел он, заваленный листами нотной бумаги, и, то грызя карандаш, то отбрасывая его, прислушивался к себе. Тромбус слышал, как на разные голоса пели скрипки и флейты, свирели и гобои, будто невидимые музыканты настраивали свои инструменты. Когда в этом нестройном разноголосье маэстро чудился вдруг обрывок мелодии, он судорожно хватался за карандаш и, нервно подмаргивая нотному листу, записывал дрожащей левой рукой звуки будущей симфонии.

Тромбус играл до тех пор, пока не выбился из сил.

— Ещё, ещё! — закричала Виолка и вдруг сама взяла розовую скрипку.

На этот раз она не пиликала, а играла с большим чувством. И самое удивительное, что теперь она казалась братьям не долговязой дурнушкой с оттопыренными ушами, а довольно-таки красивой девчонкой.

— Браво! — крикнул Чик, когда Виолка кончила играть.

— Восхитительно! — воскликнул маэстро. — Наконец-то я слышу игру, достойную дочери музыканта! Я всегда говорил, моя радость, что у тебя исключительные способности...

Виолка вспыхнула от смущения и выбежала во двор. Вслед за ней поспешил Чик, а за ним и Аргамак, которому наскучили все эти непонятные дела и разговоры.

Услышав скрипку, на Виолкин двор слетелось множество птичек, и Чик, за зиму соскучившись по птицам, пересвистывался с ними и разливался трелями. Все здешние птицы начали ссориться с воробьями и Желтопузиком, которые ни на минуту не пускали их к Чику на плечи.

Виола притихла и всё глядела и глядела на Чика, а потом, задумчивая, пошла к отцу.

В комнате между тем маэстро и Коренёк вели серьёзный разговор.

— Надо собрать свирельцев и передать доктору Гематогену серебряные почки, — сказал Коренёк.

Маэстро в задумчивости потеребил бородку:

— О, я готов протрубить сбор!.. В первые годы, когда разлука с друзьями казалась невыносимой, мне не раз приходило в голову созвать их тромбиной, чтобы вместе возвратиться в Свирелию. Но, говорил я себе, надо ждать вестей от Граната... Виола, дочь моя, поскорее неси мою тромбину!..

Тромбина стояла в углу комнаты. Видно, долгие годы к ней никто не прикасался, и она густо покрылась пылью. Сильное горло тромбины было заткнуто пробкой, а в слабом устроился паук со своей семейкой.

Виолка разогнала пауков и вынесла трубу из комнаты.

— Стоит подудеть в сильное горло, и все свирельцы, как далеко бы они ни находились, придут сюда! — горячился Тромбус. — Сейчас я ка-ак дуну!.. Это мой долг — ведь я глашатай!..

Братья вывели маэстро на крыльцо, старик вынул пробку из сильного горла тромбины, приосанился и, собравшись с силами, дунул.

Труба издала неуверенный звук, словно пробуя силу, а потом голос её стал громким и звонким.

Тромбина пела, и песня эта летела в дальние страны, звала свирельцев на родину.

Глава пятая.

СВИРЕЛЬЦЫ ГОТОВЯТСЯ К ПОХОДУ

Целый день по очереди дудели в тромбину маэстро и братья. И ещё два дня дудели они. А через три со всех концов света стали прибывать свирельцы.

Оркестр явился в полном составе — с трубами, свирелями и барабаном. Музыканты за это время выросли и возмужали, превратившись из свирельчат в бравых свирельцев. Как и прежде, они держались все вместе и были в отличном настроении.

Прибыл из соседней страны учитель Минус и привёз свирельское знамя с серебряной веткой, которое он бережно хранил все эти годы.

Приехал и доктор Гематоген. К этому времени он стал известным профессором и пользовался большим почётом.

Пришли три друга, Шишка, Стружка и Мушка, с полными рюкзаками за плечами и молотками в руках. Они тоже выросли, стали учёными людьми и мечтали отправиться в какую-нибудь экспедицию.

Явился садовник Грушка и привез с собой лесника Хвойку. Старик был полуглухой и так плохо видел, что пытался прикурить от рыжего хохолка Коренька.