Худайберды Тухтабаев - Конец Желтого Дива Страница 26

За какие-то считанные секунды все тридцать продавщиц успели перешептаться между собой и стать удивительно внимательными, сердечными и вежливыми. С губ их не сходила приветливая улыбка. Иные куда-то побежали и вернулись в изящных синих халатиках, другие взбивали волосы, третьи тщательно мазали помадой губы. Не успевал покупатель переступить порог магазина, все они били ему глубокий поклон и хором тянули: «Добро-о пожаловать!» А провожали до самых дверей, щебеча, как заведенные: «С покупкой вас, дорогой товарищ! Приходите к нам еще, обслужим с удовольствием!»

В зале появился дядюшка Махсум и пригласил заведующих секциями к себе в кабинет. Первой к нему направилась заведующая трикотажной секцией, как я узнал, Анвара-опа, — женщина громадного роста и с такими кулаками, что одним ударом могла бы, наверно, превратить в смятую подушку любого мужчину. Я, разумеется, был готов к работе. Тотчас включил магнитофон.

— Как идет торговля, Анвара-ханум?

— Неплохо, дядюшка Махсум.

— Что-то вы вроде не в духе?

— Ничего… Так себе…

— Хотите, обрадую вас?

— Попробуйте.

— Хочу передать в ваш отдел товару на пять тысяч рублей.

— Спасибо.

— Но за это придется выложить триста рубликов.

— Э, бросьте вы эти разговоры, надоело! — Богатырша выпрямилась во весь рост. — С одной стороны — ОБХСС, с другой — вы прижимаете. Я уже сердечницей стала! Если согласны, чтобы работала честно, я готова, нет — тогда ухожу. Не пропаду. Слава богу, муж кандидат наук, неплохо зарабатывает, все у нас есть. Больше не желаю химичить, хватит.

— Да вы в своем уме? — поразился дядюшка Махсум.

— Будьте уверены, в своем, — подтвердила Богатырша.

— Разве можно прожить на одну зарплату?

— Но другие-то живут!

— Иди, иди отсюда! Не могу видеть тебя и слышать! — завопил дядюшка Махсум, на что могучая Анвара-ханум только презрительно фыркнула.

Не успела Богатырша выйти, как в комнату вплыла сильно накрашенная женщина. Она звонко прищелкивала пальцами, словно вот-вот пустится в пляс.

— Ой, заходи, доченька, заходи! — радостно встретил ее дядюшка Махсум.

— Ой, захожу, папочка, захожу! — женщина плюхнулась на стул, что стоял у самых дверей.

— Как идет торговля, доченька?

— Ох, не говорите, папочка. Хуже некуда.

— Отчего же так, моя хорошенькая?

— Оттого, мой хорошенький папочка, что товары вы держите за семью замками на складе.

— Ох, и остра ты на язык, Шахиста, остра! Но сегодня ты будешь довольна, детка. Я привез джерсовые пальто…

— Джерсовые! — сбрадованно вскочила с места Шахиста.

— …И еще пятьсот ондатровых шапок.

— Ой, папочка дорогой! — кокетливая Шахиста проворно подбежала к дядюшке Махсуму, несколько раз звучно чмокнула его в лоб… и вдруг в самом деле пустилась в пляс, прищелкивая пальцами.

— Но придется выложить пятьсот рубликов. Не подмажешь — не поедешь.

— Нет, нет, нет! — Шахиста опять упала на стул и застыла каменным изваянием, словно и не летала только что бурным вихрем по комнате. — Я боюсь кодекса, папочка. Я не хочу в тюрьму. Если сяду, моего мужа отобьет Нигара. Оставьте меня в покое, папочка.

— Что ты мелешь?

— Нет и нет, папочка. Я боюсь ОБХСС. Кто будет гладить брюки моему мужу? Нигара? Дудки!

— Да что вы все заладили: ОБХСС, ОБХСС! — завопил Махсум. — Если хочешь знать, начальник ОБХСС давно в моем кармане!

— Серьезно? — заинтересовалась Шахиста. — Ну-ка, покажите!

Махсум вытащил из кармана пачку денег, с треском бросил ее на стол.

— Вот он где, твой начальник ОБХСС.

— Ой, как здорово! Вот вы и договаривайтесь с ними сами, без меня.

И Шахиста направилась к двери, покачивая бедрами, щелкая пальцами и игриво напевая, по-видимому, на ходу сочиненную песенку:

Завезли к нам дефицит, ёр-ёр!По ночам завмаг не спит, ёр-ёр!Предвкушает крупный куш, ёр-ёр,Этот выжига и вор, ёр-ёр.

А неплохой женщиной оказалась эта Шахиста. Веселая и вовсе не глупа. Побольше бы таких!

Появилась третья заведующая. Дядюшка Махсум встретил ее уже настороженно — и не зря.

— Хочу дать тебе дефицитный товар, может, ты тоже будешь нос воротить?

— Конечно, если опять потребуете, чтобы «подмазала», — резко бросила та, повернулась и вышла.

Махсум заметался по кабинету, как лев в клетке. По ведру из-под угля, что стояло у печки, он дал такого пинка, что оно распахнуло дверь и с грохотом полетело по коридору. Потом встал, как вкопанный, посреди комнаты и, точно настоящий артист, произнес монолог: «Сам я виноват во всем, сам. Дурак дураком. Распустил свои кадры, избаловал. Забросил воспитательную работу. Ишь ты, они желают работать честно! Чего захотели, а? Не выйдет. Давно пора усвоить, что не проживешь честно на этом свете. Не подмажешь — не поедешь. Вот так-то, милые!»

Вдруг он прервал свой монолог, приоткрыл дверь:

— Халтураева, идите сюда!

— Иду! — донесся голос из коридора.

— Быстрее, сколько можно ждать?!

В кабинет, тяжело дыша, вбежала пожилая женщина.

— В обеденный перерыв соберите всех в моем кабинете на производственное совещание. Подготовьте приказ об увольнении Анвары Адыловой. Не забудьте указать, что систематически недовыполняет план.

К перерыву дядюшка Махсум смягчился, стал тихим и ласковым, как ягненок, от давешней злобы не осталось и следа. Со всеми поздоровался за руку, справляясь о здоровье, здоровье членов семьи, родственников. Потом открыл собрание, начав свою речь издалека.

— Торговля — вообще самая тяжелая отрасль, а в последнее время работать становится все труднее и труднее. От работников требуются смелость, сноровка, хладнокровие, артистический талант. Сейчас на базе начальником такое чудовище, что странно себе даже представить: у него ненасытная пасть. Получить товар, не откупившись, — гиблое дело. На днях зашел в магазин и попросил молоденького мясника взвесить два килограмма баранины. Получив мясо, подошел к контрольным весам. Оказалось ровно два килограмма, тютелька в тютельку. Чудовище подошел к продавцу: «Плохо работаешь, брат. Не имеешь ловкости рук, раз не смог обвесить меня хотя бы на сто граммов! Подавай заявление, из тебя продавца не получится». Вот как обстоят дела на нашем фронте, — сказал дядюшка Махсум, заканчивая вступительную часть своей «воспитательной речи».

Слушатели никак не реагировали, сидели, опустив головы, не шелохнувшись, точно уснули. А дядюшка перешел ко второй, основной части своей речи.

— Предположим, что каждый продавец в день, в среднем, обслуживает двести покупателей. Если с каждого он сумеет выколотить хотя бы пять копеек, то к концу трудового дня положит себе в карман десятку. Этого не в силах учесть ни ваш ОБХСС, ни народный контроль. Надо уметь работать! Вы должны быть такими вежливыми, предупредительными, ласковыми, чтобы покупатель просто влюбился в вас, чтобы постеснялся брать сдачу в какие-нибудь там рубль или два… Верно я говорю, доченька? — обратился лектор к Шахисте.

— Неверно! — отрезала балованная «доченька».

— Что-что-что? — обалдело переспросил папочка.

— Да, неверно! — хором вскричали остальные продавщицы.

Махсум соколом подлетел к ним, точно хотел в упор вглядеться в лица взбунтовавшихся подчиненных. Продавщицы, однако, не дрогнули, стояли стеной с неумолимым выражением лица. И между ними начался следующий диалог:

М а х с у м. Дети мои, я кажется, что-то слышал, но боюсь, что ослышался. Верно ведь, ослышался?

1   г о л о с. Нет, не ослышались! Ни в одном магазине нет такого, что творится у нас!

М а х с у м. Неправда!

2   г о л о с. Вон магазин напротив нас. Работают и никогда никому не суют взяток!

М а х с у м (злорадно). Поэтому-то они никогда и не выполняют плана!

3   г о л о с. А вот и нет! В прошлом месяце они получили переходящее красное знамя.

М а х с у м. Подумаешь, знамя! Знаменем сыт не будешь. Работайте так, как велю я.

Д е в у ш к и (хором). А вот и нет! Мы хотим работать честно.

М а х с у м. Вот оно как? Халтураева, зачитайте приказ!

Х а л т у р а е в а. Не буду читать. Нет никакого приказа.

Девушки начали медленно окружать Махсума, потом с криками набросились на него и, схватив за руки и за ноги, выволокли, как мешок с салом, во двор магазина. Там стояла бочка из-под селедки, видно, девушки заранее приготовили ее: туда и втолкали своего начальника. Я понял, что давно он им осточертел, а моя записка только поставила точку.

— Погоди, то ли еще будет, если станешь подбивать грабить покупателей!

— Всех… всех увольняю! — глухо донеслось из бочки.

Девушки, громко пересмеиваясь, подталкивая друг друга, стали таскать в ведре воду и наливать в бочку. Махсум истошно завопил. Тогда Шахиста сбегала за старенькой, со сморщенной кожей, дойрой и начала играть: така-така-тум, така-така-тум. Девушки закружились вокруг бочки, хлопая в ладоши, визжа и смеясь. Тут же родилась песня: