Константин Арбенин - Заявка на подвиг: Сказочное повествование Страница 26

Барон Николай замычал, как бы не умея выдавить из себя подходящие слова.

– Так я ведь...

– Иди, прошу тебя, – говорит пятая.

– Только ты это... – вдобавок жалобно попросила седьмая, – ты... дамочке своей, про то, что видел здесь, не рассказывай, будь человеком.

И зарыдал горячими струями – будто шестнадцать труб в подвале прорвало.

Рыцарь не стал ничего больше говорить, повернулся и пошел к выходу. В душе его что-то протяжно заныло, какой-то печальный фагот заиграл. Он подумал: «Вот тебе и чудище – обло, стозевно, но уже не озорно и не лаяй.» И еще сейчас ему вспомнились слова своего старого наставника кентавра Сандалетова, слышанные еще в ученическую пору. «Первая седина, – сказал тогда Сандалетов, – ударила мне в бороду, когда я увидел своего лютого врага побежденным и плачущим. Нелегкое зрелище...»

«Мане не скажу» – твердо решил рыцарь.

То, что он увидел, выйдя из пещеры, отвлекло его от мрачных мыслей. Толпа футболистов с криками «Оле-оле-оле!» подбрасывала донью Маню в воздух. Оруженоска громко и измучено хохотала (видимо, от щекотки), на шее у нее трепыхался бело-фиолетовый шарфик, подмышкой она придерживала мяч-кладенец, весь исчирканный росписями, а в левой руке сжимала дудку с клаксоном – излюбленный сувенир футбольных болельщиков. Видимо, во время отсутствия барона Николая освобожденные пленники вышли из ступора и дали волю своим эмоциям. Увидев рыцаря, они опустили оруженоску на землю и кинулись к своему спасителю.

Оруженоска с трудом оттащила рыцаря от ошалевших футболистов.

– Послушай, рыцарь дорогой, – начала она с тревогой в голосе, – а мы ничего не перепутали? Это вообще та команда?

– В каком смысле? – не понял ее тревоги барон Николай.

– Да из них же никто по-нашему не разговаривает! – оруженоска округлила глаза. – Только «але» да «але»! И вместо автографов – вот, гляди: крестики, снежинки какие-то, пляшущие человечки!

Барон Николай посмотрел на донью Маню как на безграмотную.

– Ну ладно, ладно, – она даже отпрянула от такого взгляда. – А чего ж ни все такого вида... интернационального, мягко говоря?

– Темнота! – затряс головою рыцарь. – Это легионеры! Вон тот сарацин с номером «два» на футболке – это же лучший форвард сезона! А вот этот эфиоп, шестнадцатый, – это хав, полузащитник экстра класса, мастак, каких мало...

Донья Маня узнала вкратце о всех футболистах – о турке, двух бедуинах, двух выкупленных из рабства афроевропейцах, индейце из Нового Света, каннибале из племени Трикапу и даже о самом настоящем орке, выкопанном футбольными селекционерами откуда-то из Внутреземья. И все они, к ее удивлению, были лучшими анахронезмскими стопперами, голкиперами, либеро и т.д. (она не запомнила эти сложные средневековые термины). Выслушав лекцию, оруженоска все же не удержалась от вопроса.

– А ты уверен, – спросила она, – что тренера съел дракон, а не они сами?

Барон Николай пожал плечами. Похоже, этот вопрос волновал его меньше всего.

Летучих обезьян оказалось ровно двенадцать, и возникла непредвиденная загвоздка: каждая из обезьян могла поднять в воздух лишь одного человека – таковы были правила техники безопасности. Идти же на нарушения этих правил обезьяны категорически отказывались. Победная радость барона Николая сменилась глубокой озабоченностью. Ведь вместе с рыцарем и оруженоской футболистов выходило тринадцать, стало быть, один в этой чертовой дюжине получался тринадцатый лишний. Или одна? Барон Николай виновато поглядел на оруженоску.

– К сожалению, – задушено произнес он, – Спартак Динамыч успел съесть только тренера...

Оруженоска поняла намек.

– Как ты можешь так говорить, – она попыталась улыбнуться. – Не к сожалению, а к счастью.

Рыцарь взглянул на нее еще виноватее.

– Ну ладно, – понимающе вздохнула донья Маня. – Ты ведь свой подвиг уже совершил, к тому же, самостоятельно, почти без моей помощи. Ступай теперь, не томи. Я как-нибудь без этого Кубка переживу, да и до дома доберусь как-нибудь. Держи дудку.

Она сунула ему в руку клаксон.

Гримаса сомнения перекосила барону Николаю рот. Внутри него как бы соревновались в этот миг две стихии: одна была футбол, а названия другой он сам пока не знал. И не просто соревновались, а шли щека к щеке и вырывались вперед с попеременным успехом. Какая ж возьмет? У футбола опыта оказалось больше.

– После матча только особо не задерживайся, – попросила донья Маня, – сразу домой ступай.

Рыцарь вдруг упал на правое колено и взял в свои рыцарские руки ее ладонь. А ладонь от пролитого на нее йода была вся рыжая и в солнечном свете отливала золотом. Рыцарь даже удивился – повертел эту ладошку, понюхал. И поцеловал так, как никогда еще на свете ни один рыцарь не целовал руку своей оруженоске. А потом, будто бы боясь словами испортить такое тонкое взаимопонимание, бегом побежал за футболистами.

Только оставшись одна, донья Маня вдруг поняла, как сильно она утомилась. Она присела на камень, достала из рюкзака салфетку-самобранку, поплевала на нее и обтерла лицо от пыли. Заодно и глаза промокнула – так, на всякий случай. Затем убрала мяч-кладенец в авоську (его ведь надо было вернуть Псевдонимову) и устало поплелась за пригорок, где был оставлен на привязи рыцарский конь.

– Соскучился, Федотушка? Сейчас тронемся в обратный путь. Обратно-то легче будет, обратно без хозяина поедем, налегке. Обратно всегда легче ехать.

После вынужденного молчания ей нравилось говорить. Она уже принялась отвязывать коня, когда вдруг услышала доносившиеся из-за пригорка знакомые звуки – стучали друг о друга летние доспехи, и пыхтел, как цирковой слоненок, барон Николай.

Донья Маня в изумлении обернулась.

– Ты чего? Что-то забыл?

Рыцарь помотал головой – он сбил дыхание и не мог выговорить ни слова, только присел на камень и вытер лоб рукавом.

– А как же кубок? – все больше беспокоилась за него донья Маня, – Беги скорее, догоняй! Они же сейчас улетят! Как же...

Рыцарь махнул рукой.

– А ну его, – с выстраданным отвращением, наконец, сказал он. – Расхотелось что-то. Похоже, я в футбол наигрался на всю жизнь.

В этот момент летучий эскорт с сиреной и мигалками (все это прилагалось к обезьянам) взмыл в небо, распугав стаи полиэтиленовых мешков, и быстро исчез из виду. Оруженоска проводила его тревожным взглядом, а рыцарь только слегка глаз скосил.

– Но кубок... – совсем растеряно пробормотала донья Маня, не понимая, как это все могло произойти.

– Все, о футболе больше не слова, – перебил ее рыцарь. – У меня другое предложение.

Он вытащил из кармана давешнюю колоду карт, подмигнул с хитринкой и принялся раскладывать карты рубашками кверху. И вдруг оруженоска к изумлению своему увидела, как из ничего не значащих узорчатых линий, пятен, закорючек и значков, изображенных на рубашках, сложилась цельная географическая карта – дороги, горы, реки, болотца, Драконья пустыня, город Анахронезм, краешек Айвозовского моря, кусочек города Допотопска. Оруженоска поглядела на своего рыцаря с некоторым даже восхищением.

– Вот тут сейчас мы находимся, – барон Николай ткнул пальцем в нижний левый угол пасьянса, – а вот – Айвазовское море. Совсем рядом. Верхом мы часа за три-четыре туда доберемся.

Он еще чего-то хотел добавить, пояснить, но доньи Мане не нужны были ни добавки, ни пояснения, она еще раз взглянула на карты, на рыцаря – и молча упала в обморок. И это был самый приятный обморок в ее жизни.

Обычно в сказке все происходит так, как бывает в жизни. Но иногда в сказке случается так, как и должно быть в сказке. И вот именно такое сказочное стечение обстоятельств переживали сейчас наши герои барон Николай и донья Маня. Они лежали на пустынном песчаном пляже спинами вверх, их нежно жгло розовое курортное солнце, пятки бодали соленые морские барашки. Барона Николая, правда, такая идиллия несколько настораживала, он периодически вскакивал и тряс донью Маню за плечи – ему то и дело мерещилось, что она снова в обмороке.

– Послушай, – спросил он, очередной раз растормошив оруженоску. – Все вертится и вертится у меня в голове фраза: «Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй». Откуда это, не знаешь?

– Не помню, – ответила оруженоска. – Наверное, из жизни.

– Но только не из нашей, – барон Николай перевернулся на спину, подставил солнцу свой живот, а глаза прикрыл бело-фиолетовым футбольным шарфиком.

Вообще-то он терпеть не мог загорать, валяться на песке и купаться: в теплой соленой воде он ощущал себя чем-то вроде пельменя. Вообще-то он с удовольствием предпочел бы вместо всего этого полежать в горячей ванне или посмотреть чудо-ящик. Но странное дело: сейчас рыцарь думал в первую очередь не о том, чего хочется ему, а о том, как бы сделать приятное своей оруженоске. Такое нарушение субординации случилось с ним впервые в жизни, и он вдруг ощутил, что простое человеческое счастье, которое сейчас испытывает донья Маня, лежа не прибрежном песке, – это и его счастье тоже.