Эрнст Гофман - Сказка про Щелкуна и мышиного короля Страница 3

Едва осталась Маша одна, как она поспешила развернуть платок, в который все еще был завернут Щелкун, и осмотреть еще раз раненого. Ей не хотелось делать этого при Фрице. Щелкун был очень бледен, но улыбался доброю и грустною улыбкой, так что Маше опять сделалось его чрезвычайно жалко.

– Ах, Щелкунчик, сказала она потихоньку, – не сердись на Фрица за то что он тебе сделал такую боль. Он хороший мальчик, уверяю тебя, только стал немного безжалостен, потому что все ведет войну и все дает сражения. Я буду за тобой ухаживать, пока ты не выздоровеешь совсем. Дядя Дроссельмейер вставит тебе зубки и вправит тебе плечо, он это умеет делать….

Маша не могла кончить, потому что при имени Дроссельмейер маленький Щелкун вдруг перекосил все лицо, а из глаз у него точно что-то сверкнуло. Маша не успела еще однако порядком испугаться, как Щелкун уже опять смотрел на нее со своею ласковою и доброю улыбкой. Она сейчас же поняла, что лицо Щелкуна перекривилось оттого, что по нем пробежала тень от заколебавшегося пламени лампы.

Какая я дурочка! сказала Маша сама себе. Разве деревянные куклы могут шевелить лицом? Щелкун такой смешной и такой добрый. Я буду за ним ходить совершенно как следует ухаживать за больным!

И Маша взяла Щелкуна на руки, подошла к шкафу, присела пред ним на пол и заговорила с новою куклой:

Мамзель Лина! Будь пожалуйста так добра, уступи твою постель бедному раненому Щелкуну. Сама ты можешь лечь пока на диван. Не у всех кукол такие диваны есть. А сама ты – посмотри какая здоровая, какие у тебя красные щеки.

Но мамзель Лина сидела себе в своем нарядном платье, гордая-прегордая, и притворялась, будто ничего не слышит. Маша решила, что с нею нечего долго церемониться, вынула кроватку из шкафа, потихоньку уложила в нее Щелкуна, обвязала ему плечи прекрасною ленточкой, которую носила прежде сама вместо пояса, и закрыла его одеялом вплоть до самого носа.

– Не зачем тебе оставаться с этою невежей Линой, сказала Маша и поставила кроватку со Щелкуном на вторую полку, рядом с большою деревней, где стояли на квартирах Фрицевы гусары. Она заперла шкаф и хотела идти в спальню, как вдруг – слушайте, дети! – за печью, за стульями, за шкафами, везде вокруг послышался тихий шорох, точно какое-то шептание. Стенные часы застучали громче, но бить не могли. Маша взглянула на них и увидала, как большая вызолоченная сова, сидевшая наверху, опустила свои крылья, совсем закрыла ими часы и далеко протянула вперед свою безобразную голову с кривым клювом. Вот часы зашипели, и Маша явственно могла слышать, как они начали выговаривать слова – Тише, тише, вы, часы – не стучи, да не шуми – вы мышиному царю – спойте песенку свою – пусть он выйдет, пусть придет – головы не унесет – тик и тук, и тик и тук – не пугайте его вдруг. – Часы глухо начали бить двенадцать. Маша в страхе хотела убежать, как вдруг увидала дядю Дроссельмейера. Он сидел на часах вместо совы, и полы его желтого сюртука свешивались по обеим сторонам точно крылья.

– Дядя Дроссельмейер, дядя Дроссельмейер! со слезами закричала Маша, – что ты там делаешь? Сойди ко мне и не пугай меня, злой ты дядя Дроссельмейер.

Но в эту минуту везде вокруг Маши послышался беспорядочный свист и писк. За стенами затопали тысячи маленьких ножек, из щелей пола показались тысячи маленьких огоньков. Только это были не настоящие огоньки, нет, это все были блестящие маленькие глаза. Маша увидала, что отовсюду выглядывают и отовсюду вылезают мыши. Скоро по всей комнате послышалось – топ, топ, топ, – густые толпы мышей скакали с разных сторон и наконец выстроились рядами, совершенно так как расставлял Фриц своих солдат, когда должно было начинаться сражение. Это показалось Маше очень смешно. Она не боялась мышей, как боятся их иные дети, и совсем было уже позабыла свой страх, как вдруг послышался такой сильный и пронзительный свист, что у неё точно мороз пробежал по коже.

Я уверен, мой милый читатель Федя, что ты такой же храбрый полководец, каков был Фриц Штальбаум, но если бы ты увидал что пришлось теперь видеть Маше, ты пожалуй убежал бы и наверное с головою закутался бы в одеяло. Бедная Маша не могла этого сделать. Прямо пред ней ногами из пола начало выбрасывать песок, известку, камни, и из-под земли появились с ужасным шипением и свистом семь мышиных голов с семью сверкающими коронками. Скоро показалось и туловище, к шее которого приросли эти семь голов. Все мышиное войско три раза пискнуло всем хором при появлении большой мыши с семью коронками и затем направилось прямо к шкафу, прямо на Машу. Только и слышно было: топ-топ, топ-топ. Маша стояла у самых дверец шкафа. От страха и ужаса сердце её стучало прежде так сильно, как будто хотело выпрыгнуть; теперь ей казалось, что вся кровь в ней остановилась. Почти в беспамятстве Маша подалась немного назад – и стекла дверец со звоном посыпались на пол: Маша разбила их локтем. На одну минуту она почувствовала острую боль в левой руке, но потом ей внезапно стало гораздо легче на сердце. Она не слышала более ни писка, ни свиста; все вдруг затихло. Маша не решалась поглядеть, но ей казалось, что мыши испугались звона стекол и ушли обратно в свои норы. Что же это однако послышалось в шкафу, прямо за спиной у Маши? Там начался какой-то странный шум. Раздавались тоненькие голоса – Просыпайтесь – поднимайтесь – в строй смыкайтесь – будет бой – дружно в строй – готовьтесь в бой. – Зазвенели колокольчики. Ах, это моя стеклянная гармоника! воскликнула Маша и быстро отскочила в сторону. Что увидала она в шкафу! Он был весь освещен внутри каким-то странным светом, и все в нем двигалось и шевелилось. Несколько кукол бегали взад и вперед, размахивая своими маленькими руками. Вдруг Щелкун поднялся с кровати, далеко отбросил с себя одеяло и обеими ногами зараз прыгнул на пол, громко крича – Щелк, щелк, щелк, – мышиный полк – какой в нем толк – щелк, щелк, щелк. – При этих словах он выхватил свою маленькую саблю, взмахнул ею по воздуху и воскликнул:

– Любезные вассалы, друзья и братья! Хотите ли вы помогать мне в грозной битве?

Три паяца, один пастух, четыре трубочиста, два шарманщика и один барабанщик тотчас же закричали;–Мы за тобой – веди нас в бой – мы за тебя – против врага. – Все они спрыгнули вслед за Щелкуном со второй полки. Прыжок был очень опасный, особенно для Щелкуна. Другие шлепнулись на пол как мешки, потому что они были одеты в сукно и шелк, да и внутри-то состояли из ваты и отрубей. Но Щелкун наверное сломал бы руки и ноги, прыгать пришлось с большой высоты, а тело у него было как будто точеное из липового дерева. Да! Он наверное отколол бы себе руки и ноги, если бы мамзель Лина не вскочила со своего дивана и не подхватила бы героя своими мягкими руками.

– Ах милая, добрая Лина, со слезами сказала Маша, – как я была к тебе несправедлива! Ты верно с охотою сама уступила бы Щелкуну твою кровать!

Мамзель Лина начала уговаривать Щелкуна:

– О герой! говорила она, – подумайте и рассудите. Вы больны, вы ранены. Не ходите сами в сражение. Смотрите, с какою уверенностью в победе собираются ваши храбрые вассалы. Пастух, трубочист, шарманщик, паяцы и барабанщик уже внизу, а на моей полке заметно начинают шевелиться сахарные Фигуры с билетиками. Отдохните здесь на диване, или взберитесь на мой картон со шляпами и наблюдайте оттуда за сражением.

Так говорила мамзель Лина и держала Щелкуна на руках. Но Щелкун так нетерпеливо начал перебирать ногами, что Лина принуждена была поспешно поставить его на пол. В ту же минуту он опустился пред нею на одно колено и прошептал: „О благородная дама! я никогда не позабуду вашего внимания и вашей услуги! “–Мамзель Лина нагнулась, опять взяла Щелкуна, сняла свой пояс, украшенный разными блестками, и хотела надеть его Щелкуну через плечо. Все рыцари, отправляясь в сражение, получали прежде такую перевязь от какой-нибудь дамы. Но Щелкун отступил на два шага, приложил руку к сердцу и торжественно сказал: „Нет, благородная дама, у меня уже есть перевязь! “ И с этими словами он схватил ленточку, которою обвязала его Маша, повесил ее себе через плечо, смело взмахнул саблей и соскочил на пол. Вы замечаете, что Щелкун уже следовательно и прежде чувствовал все добро, оказанное ему Машей. Поэтому он и надел теперь её простую ленточку вместо богатого пояса мамзель Лины. Едва успел Щелкун спрыгнуть на пол, как опять начался писк и свист. Под круглым столом собрались бесчисленные полчища мышей, а над ними поднималась огромная, гадкая мышь с семью головами.

Конец ознакомительного фрагмента.