Алан Милн - Когда-то, давным-давно (сказка для взрослых) Страница 30

Бельвейн решила рискнуть.

– Вашему величеству следует жениться, – почти пропела она.

Он вложил в свой взгляд все невыразимое. И открыл рот, чтобы попытаться выразить хотя бы часть из этого, когда…

– Не при Удо, – выразительно прошептала графиня. Веселунг как ужаленный вскочил со скамьи и, скривившись, смотрел на принца, который приближался по газону.

– Ну и ну! – возмущенно сказал он. – Ну и местечко! Человеку даже негде… А-а, ваше высочество… Так вы осмотрели наш оружейный зал? То есть, я хотел сказать, – поправился он, поймав укоризненный взгляд графини, – осмотрели ли мы наш оружейный зал? Да, мы осмотрели. Ее светлости очень понравилось.

– Не сомневаюсь, ваше величество. – Удо обернулся к Бельвейн: – Как только мы приедем домой, дорогая, я сразу же покажу вам наш оружейный зал.

Графиня быстро взглянула на короля и, убедившись, что он на нее смотрит, очень нежно погладила принца по руке.

– Домой… – повторила она мечтательно. – Как это прекрасно!

Король передернулся, словно от внезапной боли, и быстро зашагал прочь.

– Вы посылали за мной, ваше величество? – спросил Лионель, появляясь в дверях.

Король перестал расхаживать по библиотеке.

– Да, да, – проговорил он торопливо. – Садитесь вот сюда и устраивайтесь поудобнее. Я хочу поговорить с вами насчет этого брака.

– Которого именно, ваше величество?

– Которого? Разумеется, вашего. То есть Бельвейн… или скорее… В общем – обоих.

Лионель кивнул.

– Вы хотите жениться на моей дочери. Так вот, как вам известно, по обычаю, человек, которому я отдаю в жены дочь, получает в придачу полкоролевства. Естественно, прежде чем пойти на такой шаг, я хочу быть уверенным в том, что этот человек… Ну, словом, вы понимаете…

– Что он достоин принцессы Гиацинты, – закончил за него Лионель и с улыбкой прибавил: – Хотя это, конечно, невозможно.

– И половины королевства, – подчеркнул Веселунг.

– То, что он должен доказать это на деле, также соответствует традиции.

– Приказывайте, ваше величество.

– Я в вас уверен.

Король придвинул свой стул поближе к Лионелю, уселся на него и обхватил колени руками.

– При обычных обстоятельствах, – начал он, – я предложил бы вам что-нибудь вроде дракона или тому подобное. Это бывает очень полезно, потому что мысль о предстоящем испытании часто помогает претенденту понять, пока еще не поздно, что чувства, принимаемые им за истинную любовь, на самом деле всего лишь легкое увлечение. Однако я чувствую, что в вашем случае в таком испытании нет необходимости.

Лионель с признательностью склонил голову.

– Благодарю вас, ваше величество.

– В доблести вашей я не сомневаюсь. Мне требуется доказательство мудрости. В наши дни, как мне кажется, мудрость более всех других качеств необходима правителю. Прекрасным примером, – небрежно вставил он, – может послужить недавно окончившаяся война с Бародией, ход которой решила одна-единственная идея…

– Поистине гениальная идея, ваше величество.

– Хорошо, хорошо, – остановил его польщенный Веселунг. – Так уж получилось… Но именно это я и имею в виду, когда говорю, что тонкий ум может оказаться куда более надежным оружием, чем храбрость. Чтобы завоевать руку моей дочери и полкоролевства, вам придется проявить почти сверхъестественный ум.

Он сделал паузу, в течение которой Лионель изо всех сил постарался придать выражение сверхъестественного коварства своему честному и открытому лицу.

– Вы получите и то и другое, – торжественно произнес Веселунг, – если вам удастся убедить принца Удо… вернуться в Арабию… одному!

Лионель, ожидавший самого худшего, даже задохнулся. Это было так просто, что казалось неловким принимать предложение. Для того чтобы убедить Удо сделать то, к чему он сам всей душой стремился, не требовалось ничего сверхъестественного. В какое-то мгновение он чуть было не поддался желанию так и объявить королю, но сдержался. В конце концов, если ему так хочется, пусть так и будет.

Веселунг, человек по природе простодушный, неверно расценил его колебания.

– Я понимаю, – заговорил он сочувственно и несколько виновато, – что поставил перед вами почти неразрешимую задачу и вы, естественно, обескуражены. Это неудивительно. Вы знаете его высочество гораздо лучше, чем я, но даже краткого знакомства с ним мне оказалось достаточно, чтобы убедиться, что он упорно отказывается понимать… ээ… намеки. Человек, который сумеет донести до него с должной долей такта и настойчивости, что Арабия нуждается в его немедленном присутствии – одного его, – должен обладать поистине змеиной мудростью.

Человек, обладающий змеиной мудростью, просто сказал:

– Ничего не остается, как попытаться.

Король радостно вскочил и тепло пожал ему руку.

– Думаете, получится? – спросил он с надеждой.

– Если принц Удо завтра же не отправится в Арабию…

– Один, – быстро вставил Веселунг.

– Один, значит, я не справился с заданием и недостоин руки вашей дочери!

– Дорогая, – сказал король Гиацинте, когда она пришла пожелать ему доброй ночи, – похоже, ты собираешься выйти замуж за очень умного человека.

– Конечно, отец. Я-то это давно знаю.

– Надеюсь, ты будешь с ним так же счастлива, как я буду счастлив с… как я был счастлив с твоей матерью.

«Хотя я решительно не понимаю, на что он надеется», – подумал он про себя.

Глава 22

Семнадцать томов отправляются на полку

Король Восточной Евралии Веселунг завтракал на башне своего замка. Он снял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вас есть тетушка… но не стоит повторяться.

Король Западной Евралии Лионель завтракал на башне своего замка. Он поднял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вашего тестя есть тетушка…

Наследный принц Арабии Удо завтракал… Но нет, я не могу больше описывать, как Удо принимает пищу. В этой книге и так было более чем достаточно еды и питья. На самом деле, было достаточно всего, и настало время прощаться.

Давайте сначала попрощаемся с принцем. Его отъезд из Евралии был крайне скоропалительным. Пятиминутного разговора с Лионелем оказалось достаточно – принц охотно позволил убедить себя в том, что он неверно оценил чувства графини, и с радостью принял сообщение, что может покинуть Евралию без всякого риска.

– Вы непременно должны навестить нас снова, – попрощался с ним Веселунг.

– Да, я буду очень рада, – сказала Гиацинта.

Есть два способа говорить подобные вещи, и они выбрали второй, как, впрочем, и Удо, отвечавший, что будет в восторге.

Ровно неделю спустя состоялась знаменитая двойная свадьба. Роджер Кривоног посвятил целую главу описанию того, как король Веселунг произносил речи, а королева Бельвейн одаривала народ. На этот раз мы с Роджером сошлись во мнениях относительно Бельвейн: добродетели, в которых историк отказывал графине, он охотно приписал королеве.

Гиацинта тоже не смогла устоять перед ее обаянием. Бельвейн, верхом на своем иноходце, с радостным взором и розами на щеках, с полуоткрытыми от усердия губами, пригоршнями бросающая золото и серебро в толпу, отдающую себе отчет в ее ребячливости и все же полную искреннего восхищения, – в этот день Бельвейн покорила все сердца.

– Все-таки она прелесть, – сказала Гиацинта Лионелю. – Лучшей королевы и желать нельзя.

– Я знаю одну королеву, – ответил Лионель, – которая лучше в сто раз.

– Но ты ею восхищаешься, правда?

– Не особенно.

– О, Лионель, ты должен… – возразила Гиацинта, но почувствовала себя очень счастливой.

На следующий день они отбыли в свое королевство. Советник провел очень напряженную неделю и каждый вечер вел таинственные беседы с женой, но теперь его работа была завершена, и отныне король Веселунг правил Восточной Евралией, а король Лионель – Западной.

Перед тем как перейти к последней сцене, давайте заглянем в знаменитый Дневник.

И вот что мы там видим:

«Четверг, пятнадцатое сентября. Стала хорошей».

А теперь последняя сцена.

Король Веселунг сидел в саду королевы Бельвейн. Все утро они просматривали совместный сборник поэзии, готовый к изданию.

Сборник открывался произведением, принадлежащим перу Веселунга:

Бо, бо, бил, бол.Во, во, вил, вол.

Примечание авторов гласило, что читать его можно с любого конца. Оставшаяся часть книги была посвящена творчеству Бельвейн, а участие короля заключалось, в основном, в «Превосходно!» и «Мне очень нравится». Однако в сборник загадочным образом затесалась эпическая поэма, обычно приписываемая Шарлотте Гулигулинг.

– Некий субъект просит аудиенции у вашего величества, – объявил внезапно появившийся ливрейный лакей.