Дмитрий Емец - Таня Гроттер и перстень с жемчужиной Страница 33

– Думал, – убито кивнул Коля Кирьянов.

– И что? А причина, брат ты мой, в том, что и Вася, и Зоя, и какой-нибудь Петя, у которого все лицо сплошной прыщ, плевать хотели на свои недостатки. Они их не скрывают и не комплексуют. Им не больно, и несчастным пиявкам не к чему присосаться. Ясно тебе?

Коля Кирьянов задумался. Его глаза-тарелки провернулись в орбитах. Ягун попытался уследить за зрачком, но подумал, что сделает это в следующий раз.

– А тебя в детстве дразнили, Ягун? – спросил Коля.

– Разумеется. Видишь, какие у меня уши? А я вот рад, что не вижу их. Кроме того, у моей бабули – ты к ней в магпункт не попадал еще? – была кошмарная привычка заявляться на урок, вытирать мне платком нос и совать в руку какую-нибудь сосиску в салфеточке. Только вообрази, как все ржали! – с негодованием сказал Ягун.

Коля Кирьянов понимающе закивал.

– Поначалу я жутко переживал, лез в драку, а потом махнул на это рукой. Когда меня сильно доставали, я спокойно говорил: «Да, я такой! Я помешан на пылесосах и драконболе. Да, у меня торчат уши и бабуля у меня здесь, в Тибидохсе… И если тебе нечего больше сказать, иди и придумай что-нибудь новенькое!» – заявил Ягун.

– И что, отстали? – с надеждой спросил Коля. Голос у него звучал недоверчиво. Неужели великолепного Ягуна, гордость всей школы, могли дразнить?

– Мало-помалу отстали, хотя и не в один день. Главное внутри оставаться спокойным и верить в то, что говоришь. Тупое заучивание фразочек тут не спасет. Люди слышат не слова, а то, что за словами. Правда, у меня еще искра была горячая, да только до твоего смеха ей далеко… Эй, сейчас же перестань радоваться! – завопил Ягун.

Однако рот Коли Кирьянова уже расползался в счастливейшей из улыбок, а вместе с этой улыбкой раздувался и сам Ягун.

– Я сейчас расхохочусь! Мне так хорошо! – предупредил Коля.

– Хорошо ему?.. А другим должно быть плохо? Прекрати сейчас же! Эй, огорчайся немедленно, а то косоглазым назову! – забеспокоился Ягун.

– А мне все равно, я не обижусь… Сам Ягун поговорил со мной! Я так счастлив! – сказал Коля.

Рот его становился все больше, а в груди назревал неостановимый вулканический звук.

– Счастлив он! А мне что делать? Ты же меня убьешь! – всполошился Ягун.

Он уже просек, что против смеха и слез этого первокурсника не существует магических блокировок.

– Убегай, Ягун! Секунд десять я продержусь… Если ты будешь далеко – уже не страшно! – сказал Коля.

Он зажимал себе рот рукой, но все равно кашлял от смеха. Не заставляя себя просить дважды, Ягун бросился бежать по лестнице. Он мчался в темноте, высоко вскидывая колени, как укушенный оводом орловский рысак, и думал, что давно пора включить бег по лестнице в олимпийские виды спорта. Время, этот вечный бухгалтер со старыми счетами, неумолимо перекидывало костяшки секунд. Ягун взлетел уже на три пролета, когда волна смеха нагнала его и толкнула в спину. Наполненный смехом как воздушный шар, Ягун взлетел еще на пролет. Здесь магия Коли Кирьянова наконец отпустила его.

Внизу что-то грохотало, тряслось и стонало, точно лава Тартара прорвалась из Нижнего Подземья. Своды Тибидохса ходили ходуном в руках у атлантов. По Залу Двух Стихий, рассыпая золотые искры и теряя перья, носились переполошившиеся жар-птицы.

– Перспективный мальчик! Он потряс мое воображение. Надо будет шепнуть Соловью, чтобы взял его в команду. Это будет наше секретное оружие против Кэрилин Курло, – проворчал Ягун.

Придирчиво присмотревшись к себе, играющий комментатор убедился, что жив и здоров. Он удовлетворенно кивнул и, размышляя в разной последовательности о Зербагане, Медузии и милом первокурснике Коле, продолжал подниматься.

Глава 8

Пять искр для берсерка

– Детки, кто будет изображать зайчиков – поднимите руки! Все остальные будут мамонты!

Без дальнейших приключений Ягун добрался до Жилого Этажа. В гостиной он увидел Шурасика и Ленку Свеколт. Сидя на поцелуйном диванчике (как прозвал его Ягун), они сердито смотрели друг на друга и спорили о сублимации этической магии в эмпирическом пространстве. При этом Свеколт придерживалась мнения, что сублимация происходит во всех случаях, а Шурасик – что только в случае ассимиляции согласных звуков в заклинаниях, возникших не ранее второго падения редуцированных. Спор, поначалу мирный, приобретал все более острые формы.

Свеколт уже назвала Шурасика «упрямым ослом». Он в свою очередь предположил, что она ведет линию родства от редкого животного «утконос». Ягун громко кашлянул, оповещая влюбленных о своем прибытии.

– Я не подслушивал. Я просто прокрадывался мимо. Ребята, вы не виделись год! Неужели нельзя не ссориться? – спросил он.

– Про год – спорное утверждение. Мы не виделись триста шестьдесят два дня… – сказал Шурасик.

– Триста шестьдесят три дня! – уточнила Свеколт.

– Два!

– ТРИ, дорогой!

– ДВА, милая! Триста шестьдесят два! Есть такое замечательное число. Если ты встречаешь его впервые, загляни в справочник! – не выдержал Шурасик.

– Бабуин!

– Утконосиха!

– Хам! И библиографии не знаешь! – пискнула Свеколт.

– Я? Я не знаю? Да я сам ходячая библиография!

Ягун хотел вмешаться, но милая парочка уже успокоилась сама по себе. Играющему же комментатору пришло на ум, что это уже не первый их спор и даже не десятый. И если они вместе до сих пор, значит, будут вместе всегда.

– Я считал только полные дни. Ты же взяла в расчет пять часов новых суток и округлила их до полного дня. Это и объясняет расхождение, – остыв, миролюбиво сказал Шурасик.

Свеколт кивнула. Однако, в отличие от Шурасика, она еще немного кипела.

– Иногда ты говоришь здравые вещи. К сожалению, это бывает редко. В целом ты склонен к излишней абсолютизации проблем, которые изначально не стоят выеденного яйца.

– Протестую! В нашей предпоследней дискуссии ты утверждала, что сублимация универсальна! И после этого ты еще набираешься нахальства заявлять, что это я абсолютизирую! – возмутился Шурасик.

– А вот и не подеретесь! – сказал Ягун с сильным желанием опровержения.

Однако опровержения не последовало. Шурасик и Свеколт действительно не подрались, хотя сразу же, даже не дождавшись, пока играющий комментатор уйдет, затеяли спор, магом какого уровня Ягун является и имеет ли он перспективы повысить уровень.

Свеколт утверждала, что Ягун – маг третьего уровня и выше ему не подняться: «Это его потолок!» Шурасик же великодушно допускал, что со временем, если Ягун будет трудиться, то, возможно, дорастет и до четвертого.

– Если. Но он не будет трудится, – недоверчиво фыркнула Свеколт.

Ягун поспешил удалиться. «И откуда эта Ленка знает, занимаюсь я или не занимаюсь? И в голове у меня вроде как не щекотало! Одно слово: некромаги», – подумал он с досадой.

Постучав в дверь Таниной комнаты условным стуком, Ягун не получил ответа и понял, что в комнате никого нет. Он в задумчивости повернулся, размышляя, где их искать, и вдруг увидел Таню и Ваньку. Они шли ему навстречу, держась за руки, слегка помахивая ими, как в игре «мирись-мирись».

– А кусаться нам нельзя, потому что мы друзья! – громко сказал Ягун.

– Кусаться? Зачем? – недоуменно переспросил Ванька.

На Ягуна уставились четыре непонимающих глаза. Играющий комментатор понял, что только что вернул Ваньку и Таню с облаков на грешную землю.

– Не обращайте внимания, друзья мои! Озвученный мной образ был результатом предшествующих ассоциаций, которые, боюсь, вам непросто будет постигнуть на данном витке ментального развития. Так-то, мамочка моя бабуся! Держите ложки и дуйте на кашу! – покровительственно сказал Ягун.

Таня посмотрела на него с тревогой и спросила, не бредит ли он. Ягун заверил, что он вполне здоров, просто его только что покусали Шурасик и Свеколт, что, увы, не прошло бесследно.

Огнеупорная сумка, висевшая на бедре у Ваньки, зашевелилась. Сквозь горловину, стянутую веревкой, наружу высунулся длинный раздвоенный язык. Ванька озабоченно потрогал внешний край сумки, проверяя, не нагрелась ли она.

– Ягун, ты знаком с Тангро? – спросил он.

– Ага. Я его видел, когда встречал тебя на стене. Прекрасный переносной огнемет! Можно брать с собой на драконбол в качестве карманной артиллерии, – одобрил Ягун.

– Он чем-то сильно встревожен. Никак не успокоится. Мне это не нравится, – сказал Ванька.

– Разве? Мне показалось, что он у тебя всегда такой… э-э… дерганый маленько, – с некоторой опаской произнес Ягун.

Ему вдруг вспомнилось, как в детстве Валялкин крепко обиделся и полез в драку, когда он, Ягун, нелестно отозвался о страдающем лишаем щеночке Цербера. Щенок, лежа в корзине, меланхолично пускал серно-кислотные слюни, делая паузу лишь для того, чтобы попытаться откусить кому-нибудь нос. Но Ванька считал его самым красивым и добрым на свете.