Народные сказки - Чудесная жемчужина. Рассказы о необычном. Корейские предания легенды и сказки Страница 35

На втором году правления под девизом Линь-дэ[302], в год ыльчхук, Хетхон, вернувшись вместе с Чон Коном в своё царство, выгнал этого дракона. Тогда дракон, досадуя на Чон Кона, залез в иву, которая росла у Чона за воротами его дома. А Чон ничего про это не знал и очень любил иву за её густую зелень.

Тут неожиданно скончался государь Синмун[303], и на престол вступил Хёсо. Когда начали сооружать государеву усыпальницу, принялись за расчистку дороги к погребению, а дорога пролегала как раз там, где росла ива семьи Чон. Чиновник решил срубить эту иву, но Чон разозлился:

— Лучше мне голову отрубите, а дерево не трогайте!

Чиновник тут же доложил государю, и государь, придя в великий гнев, приказал:

— Чон Кон, полагаясь на волшебную силу монаха, замыслив непослушание, пренебрегает приказом государя. Он заявил: «Пусть мне отрубят голову!» Прекрасно! Так и поступите!

Чона казнили, а дом разрушили. При дворе рассудили, что, поскольку монах очень дружил с Чон Коном, наверняка он затаил злобу и уже заранее что-то задумал. Надо послать солдат, чтоб разыскали его и схватили.

А Хетхон в это время жил при монастыре Ванманса. Заметив, что приближаются солдаты, он поднялся на крышу, держа в руках сосуд с киноварью. Подняв кисть, пропитанную красной краской, он заорал:

— Смотрите, что я делаю!

И, нарисовав линию на горлышке сосуда, снова крикнул:

— А теперь взгляните-ка на свои шеи!

Солдаты оглядели друг друга — у всех были нарисованы красные полосы. Они перепугались, а Хетхон опять заорал:

— Вот сейчас как отсеку горлышко этого кувшина, тут же и у вас шеи перережутся! Каково? А?

Солдаты бросились бежать и так с красными полосами на шеях и примчались к государю. Государь на это сказал:

— Разве в силах человек предугадать, на какие чудесные свершения способен этот монах? — и оставил его в покое.

Тут вдруг заболела государева супруга, и государь повелел Хетхону её излечить. Болезнь прошла, и государь остался очень доволен. А Хетхон, воспользовавшись этим, сообщил государю, что Чон Кон оказался под влиянием злых чар вредоносного дракона и был наказан слишком жестоко. Государь, узнав об этом, искренне раскаялся и тотчас же простил жену и детей Чон Кона, а Хетхону пожаловал титул государственного наставника.

Дракон, отплатив Чон Кону за обиду, удалился в горы Кичжансан и стал там демоном-медведем. Его зловредность усилилась ещё больше, а народу прибавилось мучений. Тогда Хетхон отправился в те горы и растолковал дракону заповедь неубийства. Вредоносность демона тут же прекратилась.

Хехён ищет покоя

Перевод А. Ф. Троцевич

Монах Хехён был родом из царства Пэкче. Ещё молодым он ушёл из дома, чтобы все душевные силы отдать только постижению знания. Своим главным делом он считал чтение «Лотосовой сутры» и моление о счастье. Вместе с тем изучал «Три шастры», старался постичь пути духов (божественное).

Сперва он поселился на севере, в монастыре Судокса. Если приходило много людей, он толковал учение, не было никого — отдавался чтению. Слава о нём распространилась на все четыре стороны, и за его дверями, как говорится, всегда было полно чужих башмаков. Постепенно ему стали докучать толпы людей, и он ушёл к югу от реки, поселившись в горах Талласан. Эти горы круты и скалисты, мало кто сюда забредёт, и Хехён, пребывая в покое, углублял знание. Там в горах он и скончался. Те, кто вместе с ним постигали учение, положили его тело в каменную пещеру. Со временем тигры объели всё, остались лишь кости да разложившийся язык. Прошло три года, а язык всё ещё оставался красным и мягким, но через некоторое время переменился и стал пурпурного цвета и твёрдым как камень. Монахи и миряне почитали его и положили на сохранение в каменную ступу. Это случилось, когда Хехёну в миру было бы пятьдесят восемь лет, иначе говоря, в начальном году правления под девизом Чжэнь-гуань[304].

Хехён не учился на западе и окончил свои дни в покое и уединении, а его имя знали во всех уголках Китая. Там написали биографию и даже поместили в известном китайском сочинении!

О ЧЕМ ТОЛКУЮТ «НА УЛИЦАХ И У КОЛОДЦЕВ»

Преданная собака

Перевод А. Ф. Троцевич

В давние времена жил в уезде Корён[305] некий человек по имени Ким Кэин. Он вырастил собаку и очень её любил.

Однажды Кэин отправился по делу, а собака, конечно, побежала следом за ним. На обратном пути он напился вина и, свалившись у дороги, заснул в беспамятстве. А меж тем в поле вдруг начался пожар. В одно мгновение всё широкое поле было охвачено пламенем, и оно уже стало подбираться к тому месту, где лежал Кэин. Кэин оказался в опасности. Собака, испугавшись, помчалась к реке, окунулась в воду и принялась смачивать траву вокруг Кэина. Так она носилась от реки к Кэину и обратно. Окунётся в воду — тут же мчится обратно к Кэину и катается вокруг него. В конце концов собака настолько выбилась из сил, что тут же и умерла. Когда Кэин протрезвел и открыл глаза, он сразу же понял, что произошло. Увидев, какое дело сотворила собака, он опечалился и сложил песню — утешил её душу. Более того, он вырыл для собаки могилу и совершил похоронный обряд, как для человека. Перед могилой Кэин установил столб, на котором сделал надпись, где подробно описал, отчего собака погибла, и воздал хвалу собачьей преданности хозяину.

И удивительное дело! Этот столб прижился и вырос огромным деревом. Вот почему это место стали называть Осу — «Собачье дерево».

Среди народных песен есть одна, называется «Могила собаки», так вот она связана с этим событием.

А после кто-то, услышав историю Ким Кэина и его собаки, был так восхищён, что сложил стихотворение:

Стыдитесь, люди, смотреть на собак свысока!Я вам прямо скажу: так мало ценим мы их службу.Вот хозяин в беде — не его ли спасая, погибла она?!Ужели не достойны собаки похвалы за их деянья?

Как-то Чинянский князь[306] приказал мне, своему приживальщику, написать историю про эту собаку, дабы о ней узнали в мире. Её содержание должно напоминать: те, кто получил от других благодеяние, непременно должны воздать за него так, как это сделала собака.

Потомок государя

Перевод Д. Д. Елисеева

Чон, правитель уезда Ёнчхон[307], был сыном великого князя Хёнёна[308]. Его супруга была из нашей родни, поэтому мы с ним дружили по-родственному.

По своему характеру Чон был человеком непутёвым и несдержанным, однако с людьми держался почтительно и чистосердечно, а в делах — решителен и скор. Кроме того, он знал толк в поэзии и проявлял удивительные способности в рисовании. Вместе с тем всю свою жизнь он увлекался вином и женщинами. Стоило появиться в столице новой певичке, привезённой из деревни, как Чон, разодетый, являлся к ней в дом. Однако очень скоро он переставал навещать девушку и, как бы ни зазывали его отправиться к ней молодые мужчины, больше в тот дом не заходил. Вот из-за такого поведения за целую жизнь так и не суждено было его способностям проявиться в полной мере. Всех молодых служанок в доме Чон определил в музыкальную палату и выдал замуж. Если раздобывал он хотя бы один кувшин вина, то во дворе у него начинала греметь музыка, и день за днем шла пьянка, и он напивался допьяна.

Как-то ехал он верхом на коне и, подняв плеть, чертил ею в воздухе какие-то знаки.

— Что это вы делаете? — спросили у него люди.

— А пейзажные наброски! — отвечал он.

Очень любил господин Чон учёных-литераторов, и люди, с которыми он водил дружбу, все были прославленными сановниками. Если встречался ему конфуцианский учёный — будь тот даже верхом на лошади, — он непременно хватал его за рукав и начинал подробно обсуждать с ним принципы нравственности и литературные творения людей прошлого и настоящего.

Как-то конфуцианские учёные, братья Лю Юнин и Лю Юин, проезжали на лошадях мимо горы Лихён, а правитель Чон, пьяный и одетый в простое платье, сидел на обочине дороги. «Какой-то простолюдин», — решили братья и не сошли с коней. Чон тогда послал своих людей и велел привести братьев к нему.

— Как вы смеете, — закричал правитель, — не соблюдать правил поведения при встрече с самим внуком государя? Да кто вы такие?!

— Я учёный-конфуцианец, — ответил Юин.

— А в каком списке выдержавших экзамен ты был объявлен?

— Там, где первым стал Ко Тхэчжон.

— А-а-а, из породы Ан Чанхёна! — сплюнул правитель. — Живо убирайся отсюда! А ты кто? — спросил он у Юнина.