Николай Никулин - Сказки народов Азии Страница 38

— Что ж, я готов, но только расположитесь так, чтобы я вас хорошо видел. Ложитесь все рядком, бок о бок, от холма вон до того берега.

Улеглись крокодилы в ряд, друг к другу боками прижались.

— Считай быстро, да смотри не ошибайся, — сказал крокодил.

— Разреши мне наступать ногами на спины твоих друзей, — попросил канчиль. — Пусть только они не сочтут меня неучтивым.

— Ничего, ничего, ведь это для пользы дела!

Стал канчиль со спины на спину перепрыгивать, крокодилов считать:

— Раз, два, три, четыре… восемь… десять… двадцать… двадцать четыре… пятьдесят… шестьдесят… девяносто… сто… сто двадцать… сто пятьдесят! — Тут он прыгнул на берег и со всех ног бросился удирать.

— Подожди минуточку, канчиль, я хочу кое о чем спросить тебя! — закричал старый крокодил.

— О чем же это?

— Да вот насчет того, что ты говорил!

— Мясом моим хочешь полакомиться? И не надейся! Возвращайся туда, откуда ты пришел, подлый крокодилище! Желаю тебе и твоим друзьям, чтобы охотники прострелили вам головы! А теперь я помчусь во весь дух.

Пустился канчиль бежать и скоро добрался до пригорка, поросшего тростником. Тут канчиль остановился, чтобы передохнуть. Вдруг тростник зашевелился, словно от ветра, и канчиль увидел, что к нему приближается крокодил. Отскочил он как ужаленный и воскликнул:

— Ах ты, подлый крокодил! Ишь чего задумал — исподтишка нападать! Хорошо, что я вовремя тебя заметил!

Пустился канчиль наутек и добежал без передышки до небольшого озера. Его мучила жажда, и он решил напиться. Не успел он наклониться к воде, как увидел там что-то продолговатое, вроде плетеной корзинки. Канчилю стало не по себе, но он все же не растерялся и сказал:

— Послушай-ка, если ты крокодилья голова, то не шевелись, а если ты кусок дерева, то подплыви ко мне.

Это был, конечно, крокодил, и он тотчас же поплыл к берегу, чтобы канчиль принял его за кусок дерева!

Канчиль бросился бежать со всех ног.

— Ну и глуп же крокодил, не понимает, когда над ним издеваются! — сказал канчиль, углубившись в лесную чащу. — Раз уж он так придурковат, никогда ему не удастся провести меня. А я буду измываться над ним как захочу.

Канчиль очень устал и остановился под большим, развесистым деревом, где было тихо и прохладно. Тут он прилег отдохнуть — бояться ему больше было некого.

Вьетнамские сказки

Отчего у ворона оперение черное,

а у павлина пестрое и красивое

Вьетнамская сказка

Перевод Н. Никулина

огда-то, в давние времена, ворон и павлин водили между собой дружбу. Почему? Да потому что и ворон, и павлин были под стать один другому. Посмотришь, перья у них серые, пятнистые, будто кто в грязи вывалял. Да, это не то, что теперь: ворон черный-пречерный, а павлин разрисованный, как картинка. Ворон и павлин в те времена знали, что оба они неказистые, и никому дружбу свою не предлагали. Да и ворону павлин казался некрасивым, безобразнее не выдумаешь: головка малюсенькая, а туловище огромное. Торчит головка на длинной изогнутой шее, взглянешь раз и больше глядеть не захочешь.

Как-то раз говорит ворон павлину:

— Карр! Знаю я дом, где живет рисовальщик. Краски у него — всех цветов. Давай украдем их и распишем друг другу оперение! Такими сразу красавцами станем!

Слушает павлин и головой кивает. В тот же день пошли обе птицы к дому рисовальщика. Смотрят, сам рисовальщик после обеда почивает, а краски его и кисти там и сям разбросаны — он вазы расписывал, но не успел до обеда дело закончить.

Схватили птицы в клюв кисть да какую-то краску. Только много ли в клюве унесешь? Вернулись еще раз, опять по одной краске в клюве унесли. Как вернулись в третий раз, глядят, проснулся рисовальщик. Пришлось птицам убираться ни с чем. Дома они разглядели украденное добро: кисть, черную тушь, зеленую краску и золотистую краску.

— Карр! Ладно! — сказал ворон. — Хватит и этого. Давай возьмемся за дело.

Велел ворон павлину лечь на землю, а сам за работу принялся. Ворон был на все руки мастер: шею и туловище павлина он расписал зеленой краской, голову подкрасил золотистой. Потом принялся хвост разрисовывать.

— Карр! Раскрой, братец, свой хвост веером, — сказал ворон павлину. — Хочу я тебе все свое искусство показать.

Стал ворон на каждом перышке рисовать кружочек да обводить черной тушью и золотистой краской. Посмотришь на такую работу, залюбуешься!

Ворон был доволен: славно потрудился.

— Карр! Становись теперь, братец, на солнышко, — сказал он, — да просохни как следует.

Когда павлин просох, настало время ему приниматься за дело. А был он неумейка и лентяй, к тому же зеленая и золотистая краска кончилась, вся ушла на оперение павлина. Осталась только тушь.

Стоит павлин и не знает, как ему ворона разрисовать. А тут вдруг прилетает горный ворон, двоюродный братец нашему ворону. В те давние времена горный ворон был белый, будто известь. Не успел он на землю опуститься, как поднял крик:

— Карр! Карр! Братец ворон! Ты что это там делаешь? Скорей на восток! Лети на восток!

— Зачем? Что это ты переполошился? — спрашивает ворон двоюродного брата.

— Карр! Карр! Летим на восток, летим скорей! Ждет нас добыча! Богатая добыча!

Услышал ворон про добычу, встрепенулся, засуетился, глаза от жадности загорелись.

— Подожди немного, братец! — кричит. — Я сейчас! Вот только меня малость разрисуют, и полетим вместе.

— Некогда ждать! — отвечает горный ворон. — Нам надо до ночи к месту долететь!

— Коли так, — обратился ворон к павлину, — поспеши, братец, покрась меня как придется!

Тут горный ворон взглянул на павлина попристальней:

— Карр! Братец ворон, а вы с павлином, оказывается, искусные рисовальщики. Сделайте милость, распишите и меня. Я тоже хочу стать красавцем!

— Ладно. Разделим оставшуюся тушь по-братски: тебе половину и мне половину.

Схватил павлин тушь, рад, что ворон спешит и стараться совсем не надо, да и облил ворона с головы до ног. И еще взял кисть, покрыл тушью даже клюв и лапы ворона. Стал ворон черным-пречерным, совсем как обгорелая головешка.

Теперь пришла очередь расписывать оперение горного ворона. Павлин и его окатил тушью с головы до ног. Но горный ворон успел шею втянуть, потому стал он весь черный, только вокруг шеи белый воротничок.

Посмотрел ворон, во что павлин превратил оперение горного ворона, и только каркнул с досады: мол, какому неумейке я такое важное дело доверил. Но что толку: исправить ничего уже было нельзя. Ворон и его братец изругали павлина, на том и разошлись. Кончилась дружба ворона с павлином.

С тех пор павлин щеголяет в красивом наряде. Ты, наверное, видел: ходит он плавно, да еще приговаривает:

— Павлин хорош! Павлин прекрасен!

А семейство воронов ходит всегда в черном, только у горного ворона белеет на шее воротничок. Вороны стыдятся своего черного платья и время от времени каркают:

— Карр! Сквер-рно! Карр! Сквер-рно! Прислушайся-ка, наверняка услышишь, как жалуется ворон на свою судьбу.

Кузнечик под судом

Вьетнамская сказка

Перевод И. Глебовой

днажды собирал кузнечик корм да так увлекся, что заблудился, не знает, как ему до дому добраться. Спустилась ночь, похолодало, ветер подул, ливень хлынул. Стала кузнечика дрожь пробирать, промок совсем, бедняга. Вздумал было он попроситься к кому-нибудь на ночлег, да кругом темно — в двух шагах ничего не видно. Решил кузнечик ползти вперед. «Может, — думает, — попадется мне какое-нибудь сухое место». Добрался так до большого дерева и стал взбираться вверх. Взбирался, пока не уперся в птичье гнездо — это был домик пеночки. Сунул кузнечик голову в гнездо — там тепло, уютно. Но вдруг он слышит чей-то голос:

— Кто там лезет ко мне в дом? На дворе темная ночь, а тут гость заявился! Смотрите, почтенный, не раздавите моих птенчиков!

Понял кузнечик, что это хозяйка гнезда говорит, и отвечает ей:

— Это я, кузнечик. На дворе ночь, холодно. Пустите меня, пожалуйста, обогреться, переночевать. А утром я уйду.

— Пустила бы я вас, — говорит пеночка. — Да вот беда: домик мой тесный и ветхий, того гляди, развалится. Не могу я вас приютить, еще к кому-нибудь переночевать попроситесь.

Но кузнечик все упрашивал, все не унимался:

— От холода и дождя я совсем продрог. Идти дальше нет моих сил. Позвольте мне только к стеночке прислониться!

Пожалела пеночка продрогшего и промокшего кузнечика.

— Ладно уж, — говорит, — прислонитесь к стеночке, только колени уберите. И не вздумайте ногами сучить, а то моих птенчиков потревожите.

Прижал кузнечик обе ноги к животу, прислонился к стеночке, примостился возле птенчиков и затих. Заснули все: и хозяйка гнезда, и птенчики, и кузнечик.