Отфрид Пройслер - Крабат: Легенды старой мельницы (с иллюстрациями) Страница 4

В начале марта погода резко изменилась. Дул западный ветер, нагоняя серые тучи.

– Пойдет снег, чуют мои кости, – бурчал Кито.

И правда, пошел снег. Но вскоре мохнатые мокрые снежинки превратились в капли дождя и отчаянно забарабанили по крыше.

– Знаешь, – обратился Андруш к Кито, – заведи-ка себе лучше квакушку. На твои кости нельзя положиться.

Ну и погодка! Дождь лил все сильнее и сильнее, сменялся градом, потом снегопадом. Снег снова таял... От потоков воды и таяния льда вздулся мельничный пруд. Пришлось под дождем бежать к шлюзам, закрывать, подпирать бревнами.

Выдержит ли плотина такой напор?

Если это продлится еще три дня, думал Крабат, мы потонем тут вместе с мельницей.

Но к вечеру шестого дня все стихло. В лучах заходящего солнца, глянувшего в разрывы туч, на мгновение вспыхнул черный мокрый лес.

Ночью Крабат увидел сон, будто на мельнице взметнулся пожар.

/

Парни вскочили с нар, с грохотом несутся вниз по лестнице. А Крабат все лежит и лежит, не в силах сдвинуться с места. Вот уже пламя охватило балки, слышен треск, искры падают ему на лицо. Он вскрикнул...

/

Крабат трет глаза, зевает, оглядывается. Где парни? Одеяла откинуты, простыни скомканы. На полу – куртка, в углу – шапка, шарф, пояс... Он ясно видит все это в свете красного пламени, врывающегося в слуховое окно...

Может, и вправду горит мельница?

Крабат бросается к окну, распахивает его, высовывается. Он видит тяжело нагруженную повозку, стоящую во дворе мельницы. Брезентовый верх ее почернел от дождя. В повозку впряжена шестерка коней. На козлах человек с высоко поднятым воротником, шляпа надвинута на лоб. Весь в черном, только петушиное перо на шляпе светится красным светом. Словно пламя, развевается оно на ветру, то взметнется, то почти затухает. Свет его озаряет мельницу.

Подмастерья снуют между повозкой и домом, сгружают мешки, тащат их к мельнице, возвращаются за новыми. И все это молча, в лихорадочной спешке. Ни окрика, ни ругани, лишь прерывистое дыхание грузчиков да время от времени возница щелкнет кнутом над их головами. И тут будто порыв ветра подхватывает ребят, они начинают носиться с двойным усердием. Старается и сам Мастер. В обычное время он и пальцем не шевельнет на мельнице, а теперь надрывается вместе с подмастерьями.

И вдруг он исчез во тьме. Нет, не передохнуть пошел, как подумал было Крабат, бросился к пруду, отвалил подпорки, открыл шлюзы.

Вода хлынула в лоток, со скрипом тронулось колесо, резво завертелось. Сейчас должны вступить жернова. Но заработал лишь один постав. Грохот его незнаком Крабату, он исходит из дальнего угла мельницы.

Грохот усиливается, к нему добавился шум и треск дробилки. Все слилось в глухое завывание.

Крабату вспомнился мертвый жернов. По спине побежали мурашки.

Между тем работа во дворе продолжалась. Вот уже повозка разгружена. Наступил перерыв, но ненадолго. Сутолока возобновилась. Теперь мешки тащили к повозке. То, что в них было раньше, возвращалось перемолотым.

Крабат попытался пересчитать мешки, но его одолел сон. Однако с первым криком петуха он проснулся, теперь уже от стука колес. Незнакомец в повозке, нахлестывая коней, правил к лесу. И странное дело, тяжело груженная повозка летела по лугам, не оставляя следа на мокрой траве.

Закрыли шлюзы, остановилось колесо. Крабат шмыгнул в постель, натянул на голову одеяло. Подмастерья, шатаясь, взбирались по лестнице. Усталые, измученные, они молча разбрелись по постелям. Только Кито пробурчал что-то про чертову живодерню и новолунье – будь оно трижды проклято!

Утром Крабат с трудом поднялся с нар. Голова гудела, во всем теле слабость. За завтраком он украдкой поглядывал на ребят. Они казались заспанными и утомленными, угрюмо молчали, давясь кашей. Даже Андруш был не расположен к шуткам, уныло ковырял ложкой в тарелке. После еды Тонда подозвал Крабата:

– Ты нынче скверно провел ночь?

– Да как сказать... Я ведь не надрывался, как вы, только смотрел. Почему вы меня не разбудили, когда приехал этот... с пером? Всё вы от меня скрываете. А ведь я не слепой, не глухой... Да и не пришибленный!..

– Никто так и не думает, – прервал его Тонда.

– А зачем же тогда вы играете со мной в жмурки? И как вам только не надоест!

– Всему свое время! – тихо сказал Тонда. – Скоро узнаешь все и про Мастера и про мельницу. День этот наступит раньше, чем ты думаешь. А пока потерпи!

КШ-Ш, НА ШЕСТ!

Последняя пятница перед пасхой. Ранний вечер, но над Козельбрухом уже висит бледная пухлая луна. Подмастерья собрались в людской, а усталый Крабат поднялся наверх, решил пораньше лечь спать. Даже и сегодня пришлось им работать. Хорошо, что наконец-то наступил вечер и можно отдохнуть!

Вдруг он слышит свое имя, как тогда, во сне, в кузне на сеновале. Только теперь этот плывущий по воздуху голос ему хорошо знаком.

Крабат приподнимается, садится, прислушивается.

– Крабат!

Крабат начинает одеваться.

И тут слышит свое имя в третий раз. Он торопится, бредет на ощупь к двери, открывает. Внизу, в сенях, свет, голоса, стук деревянных башмаков. Его охватывает беспокойство. Он медлит, затаив дыхание. Потом берет себя в руки и быстро сбегает вниз по лестнице, прыгая через ступеньки.

Подмастерья столпились в конце коридора. Тут все одиннадцать. Дверь Черной комнаты открыта настежь. Мастер сидит за столом, как тогда, в первый раз. Перед ним толстая книга в кожаном переплете. Как и тогда, на столе череп, на нем горящая красная свеча.

Только теперь Мастер не бледен... Да и что вспоминать об этом, сколько времени прошло!..

– Ближе, Крабат!

Крабат стоит у порога. Он больше не чувствует ни усталости, ни головной боли, не слышит ударов своего сердца.

Мастер на мгновение останавливает на нем взгляд, потом поднимает левую руку и, обратившись к подмастерьям, произносит:

– Кш-ш, на шест!

Шурша крыльями, пронзительно каркая, над головой Крабата проносятся одиннадцать воронов. Оглянувшись, он не видит больше подмастерьев. А вороны уже разместились на жерди в углу Черной комнаты, смотрят на него... Мастер поднимается, тень его падает на Крабата.

– Вот уже три месяца, как ты на мельнице, – говорит он. – Ты выдержал испытание, Крабат, и теперь ты не просто ученик. Теперь ты мой ученик!

Он подходит к Крабату, левой рукой касается его левого плеча.

Крабат, содрогнувшись, чувствует, как начинает сморщиваться, сжиматься. Тело его уменьшается, на нем появляются перья, вытягивается клюв, растут когти. Он застыл на пороге у ног Мастера, не осмеливаясь поднять взгляд.

Мельник осматривает его, потом хлопает в ладоши:

– Кш-ш, на шест!

Крабат, ворон Крабат, расправляет крылья, готовясь взлететь. Взмах! Еще взмах!.. И вот он летит. Влетает в комнату, пролетает над столом, касаясь крылом книги и черепа, и, опустившись рядом с одиннадцатью воронами, крепко вцепляется в жердь.

Мастер тем временем поучает:

– Знай, Крабат, ты принят в школу чернокнижия. Здесь не учат читать, писать и считать. Здесь обучают искусству искусств. Видишь книгу, скрепленную цепью? Это Корактор – Черная книга. Видишь, у нее черные страницы и белые буквы. В ней все заклинания, какие есть на свете. Один только я могу ее читать, потому что я – Мастер. Вам же – тебе и другим ученикам – читать ее запрещено. Если ослушаешься, я все равно узнаю. И не пытайся. А не то плохо тебе придется. Ты меня понял, Крабат?

– Понял! – каркает ворон Крабат, удивленный, что может говорить, хоть и хриплым голосом, но все же внятно и без труда.

До Крабата и раньше доходили слухи о школах чернокнижия. Больше всего их было, по рассказам, в Нижних Лужицах. Но он считал все это небылицами, какие встарь рассказывали при лучине за прялкой. И вот нежданно-негаданно сам угодил в такую школу на мельнице. Похоже, об этой мельнице идет молва по всей округе. И все обходят ее стороной.

Однако долго раздумывать ему не пришлось. Мастер вновь уселся за стол и принялся читать вслух Корактор. Медленно, нараспев, раскачиваясь взад и вперед.

– «Это искусство высушить колодец так, чтобы уже на другой день в нем не было ни капли воды. Сперва запасись четырьмя высушенными на печи березовыми кольями. Каждый в три с половиной пяди длиной, в большой палец толщиной. Расщепи один конец на три части и заостри каждую. В полночь огороди колодец кольями. Отсчитай во все стороны света по семь шагов от середины колодца и всади каждый кол в землю. Проделай все это молча, трижды обойди колодец и произнеси, что здесь написано...»

Дальше следовало заклинание – набор непонятных слов. Они звучали красиво и складно, но как-то жутко, словно предвещая беду. Потом Мастер стал повторять все сначала: