Ольга Чайковская - Летающее счастье Страница 4

Ваську принёс за пазухой наш дворник Игнатьич (которого мои дети за густую бороду звали Кудлатыч).

Кудлатыч иногда выпивал лишнюю рюмку вина, становился тогда очень весёлым, собирал во дворе ребят и рассказывал им про географию. В такие минуты он почему-то любил рассказывать именно про географию.

Науку эту Кудлатыч знал не очень хорошо.

— Главный город у немцев Берлин, — говорил он, — на реке Эльбе стоит.

Ребята немножко посмеивались.

Все они знали, что надо говорить не Берлин, а Берлин и что на самом деле город этот стоит не на Эльбе, а на реке Шпрее, но всё-таки всегда с удовольствием слушали, как Кудлатыч рассказывает про географию.

И кот Васька всегда сидел тут же, у самых ног Кудлатыча. Иногда даже тёрся об эти ноги. А если уж кот кого-нибудь любит, значит, он не пропащий кот.

К тому же он живой! Как же можно живого топить?!

Была у меня и ещё одна мысль. Если наш Васька вырос таким ленивым и неопрятным, если он к тому же думает, что можно врать, значит, это мы его так плохо воспитали.

И было меж нами решено, что кота нужно убедить.

Мы даже разработали целую программу, по которой станем его убеждать.

Прежде всего мы решили растолковать ему хорошенечко, что такое правда и что такое ложь, — на разных интересных примерах, разумеется, — а не то наш прохвост встанет да уйдёт, вот и всё.

Работу по убеждению взяли на себя мои дети.

— Я хочу рассказать вам одну историю, — начал сын, когда все мы четверо снова сидели у костра. — Эта история произошла в Отечественную войну. Знаешь ли ты, кот, что давным-давно, когда мама была девочкой, а бабушка ещё молодая, на нашу страну напали немцы.

— А почему ты спрашиваешь об этом именно меня? — подозрительно спросил Васька. — И кто такие эти немцы?

— Немцы — это фашисты, — объяснила дочь.

Такого объяснения я стерпеть не могла.

— Постой, постой, — сказала я. — Ты что-то не то говоришь. Не думайте, пожалуйста, что все немцы были фашисты, а все фашисты — немцы. Фашисты могут быть в самых разных странах, и всюду их ненавидят. Немцы тоже своих фашистов ненавидели.

Ну ладно, ладно, — сказал кот, который с каждым днём становился всё невежливее. — Так что же ты, Павлик, хотел рассказать?

— Я хотел рассказать вот про что. Как-то раз один наш офицер, очень храбрый, попал в плен к фашистам. Они не стали его убивать, потому что хотели, чтобы он им рассказал, где стоит его полк, сколько в нём пушек, сколько людей — ну, словом, всё, что им нужно было знать. Они стали спрашивать его, а он сказал, что не знает. «Но этого не может быть, — сказали фашисты, — мы же видим по вашим документам, что вы из штаба этого самого полка. Вы всё это, конечно, знаете».

Задумался офицер. Что лучше? Говорить им «не знаю»? Они всё равно ему не поверят. Ещё станут спрашивать у других пленных, грозить, пытать, не дай бог кто-нибудь из них не выдержит и расскажет им правду. Но правды им говорить никак нельзя. Понимаешь, кот, правды им говорить было нельзя.

Кот ничего не ответил, только сощурился.

— Офицеру не оставалось ничего другого, — продолжал Павлик, — как им наврать. Он должен был им наврать, понимаешь, кот? Он указал им совсем не то место, где стоял его полк, он сказал, что там очень много пушек, пулемётов и солдат, больше, чем это было на самом деле. Словом, соврал как умел. Он правильно делал, понимаешь, он сделал совершенно правильно, потому что это война, он защищал свою страну. Тебе это понятно?

— Что вы меня воспитываете? — спросил кот, поднялся, возмущённый, и выгнулся, став вдвое короче и толще.

— Сядь, кот, — сказала я. — Всё-таки ты запоминай: говорить неправду можно только в том случае, если ты защищаешься сам или защищаешь что-нибудь тебе очень дорогое — от беды, от несправедливости, от злодейства. Тогда солгать можно, а во всех остальных случаях — запрещается.

Кот водил хвостом, что, как известно, служит у кошачьей породы признаком крайнего раздражения, но со мною спорить на этот раз не посмел.

— Я тоже хочу рассказать историю, — начала дочь тонким голосом, потому что волновалась.

Они с Павликом заранее приготовили свои истории, но Павлик всё же лучше рассказывает, чем Валя, и, по крайней мере, не так волнуется.

По правде говоря, обе эти истории я давно уже знала: я сама как-то рассказала их моим детям. Мы все вместе придумали вспомнить о них сегодня у костра.

Вот что рассказала Валя.

Наша армия отступила, и в город ворвались фашисты.

Разумеется, все наши офицеры и солдаты, которые были в городе, из него ушли. Но одна женщина — она была военным врачом — уйти не могла, потому что была ранена. Её спрятали у хороших людей, которые за ней ухаживали.

Однажды ночью к дверям немецкой комендатуры подошёл человек и сказал, что хочет видеть коменданта. Это был доносчик и предатель. Он рассказал, кто прячет раненую женщину, назвал улицу и дом, а также прибавил, то, если немцы ему заплатят, он принесёт им ещё и новые сведения. Немцы, конечно, заплатили.

В ту же ночь за доктором пришли. Едва держась на ногах от слабости, под дулом автомата пошла она в тюрьму.

А на следующий день по улицам города потянулась длинная печальная процессия, хуже, чем похороны, — это шли пленные, которых фашисты угоняли в Германию. Среди них брела и женщина-врач.

А надо вам сказать, что город, где всё это произошло, стоял на берегу реки, через которую был построен огромный мост. По этому мосту и повели пленных, чтобы на том берегу посадить их в вагоны и отправить в Германию.

Но женщина-врач решила, что она скорее погибнет, чем будет жить в плену и работать на врага. Она собрала последние силы, кинулась к перилам и бросилась вниз.

Охранники ничего не успели сделать. Пленные, которых они вели, были люди измученные и слабые; немцам и в голову не могло прийти, что кто-нибудь из них решится прыгать с высоченного моста. Они подумали, что женщина всё равно разбилась о воду — с такого моста мог прыгнуть только очень хороший спортсмен. Они, разумеется, не знали, что эта женщина была когда-то чемпионом своего города по плаванию.

И она спаслась, хотя и была ранена.

А что до того негодяя, который донёс на неё в комендатуру, то его выследили партизаны, и всем стало известно, что он доносчик, а когда в город пришли наши войска, его арестовали. Между тем он ведь не соврал, он сказал правду: в доме, на который он указал, скрывали советского врача. Но такую правду мог сказать только предатель.

— Видишь, кот, — прибавила я, когда дочь кончила свой рассказ, — если война, если перед тобой беспощадный враг, ну, как злой Они, например, тогда правда и ложь могут вдруг поменяться местами. Окажется, как в этих историях, что врать можно, а правду говорить нельзя. Но это только в редчайших случаях: если смертельная опасность. Ну, знаешь сказку, где ведьма сажала Иванушку на лопату и тащила в печь, — помнишь? Он мог спастись только обманом — упёрся ногами в стенки. «Никак, говорит, не могу влезть. Покажи, бабушка, как это делается». Или волк… Пришёл к зайчишке и сказал: «Я тебя съем». Тот, конечно, пускается на хитрость. И кто осудит за это косого беднягу? В сказке часто говорится об опасности, потому-то здесь так часто и обманывают. Но отсюда никак не следует, что можно врать. Понял?

— Всё давно понял, — угрюмо ответил Васька. — Если бы я тогда той мышке не соврал, я бы её и не съел.

И он облизнулся.

— Эдак можно и с ума сойти, — проворчал пёс.

— Но ты же ей соврал! — закричала дочь так, словно бы Ваську можно было удивить этим сообщением.

— Ясное дело, соврал, — хладнокровно ответил кот. — Соврал, да и всё. Что же тут такого страшного?

— Постой, Васька, — сказала я, — если ты соврал, то ведь и другой тоже может? А если другой, то и третий, и сотый? Тогда, может быть, и всем разрешается врать? Ну что же, тогда давайте представим себе, будто есть такая страна, где все обманывают и врут.

— Конечно, конечно, расскажи ему, ма! — закричали мои дети.

Они поняли, что я хочу рассказать ему сказку, которая называется

Случилось это давно, когда на земле не было ни самолётов, ни тепловозов. Даже пароходов и тех не было. Даже велосипеда ещё не придумали. Передвигались люди пешком или на лошадях — кто в карете, кто в телеге, а кто верхом.

Купцы, которые в те времена из города в город, из страны в страну везли свои товары, нагружали их на коней или мулов.

У купца, о котором пойдёт рассказ, был ослик.

Скажите, как вы представляете себе купца? Наверное, важным толстяком, который умеет только торговать и считать барыши?

Нет, в давние времена купцы были совсем другими. То были путешественники, которым доводилось пережить немало приключений. То были мужественные люди, потому что дороги были опасны: могли подкараулить разбойники, с которыми приходилось вступать в бой. Купцы носили оружие, а ловкостью, силой и отвагой подчас не уступали рыцарям.