Валерий Тимофеев - В Солнечном городе Страница 4

Побродил по квартире: где ботинок поправил, где книжку на полку убрал — делать было нечего. Вклю-чил телевизор, убавил звук — услышать папины шаги, — и смотрел какие-то неинтересные передачи: гово-рили, спорили, негры под барабаны танцевали.

— Сейчас папа придет, — посмотрел он на часы и пошел на кухню. Там из окна весь двор видно. Толик сдвинул горшки с цветами, сел на подоконник. — Елку на моторчик поставим. Огоньки будут мигать и кру-житься. Свет в комнате включишь — как сказка! Всех зверушек рядом посажу: и Мишку, и Зайца, и голубо-го Гномика в красном берете — пусть на мою елку смотрят. А потом подарки Дед Мороз принесет. Конечно, это не Дед Мороз приносит, Толик знает, — это мама всегда под елку подарки прячет. Но когда она их пря-чет, Толик не может понять. Он же через каждую минуту после одиннадцати ходит проверяет — все нет и нет. А в полночь обязательно лежит под елкой. Хитрая мама. Интересно, у папы получится так незаметно? Мама даже три подарка успевает спрятать — всем по одному. Сегодня Дед Мороз маме не принесет. Она елку нашу не увидит. Нет, мы ее до маминого прихода не будем убирать. Пусть и лялечка посмотрит, ка-кая у нас красивая елка. А, она еще ничего не поймет. Я ей после расскажу, как она на елку смотрела. Ох, наверное, и плакать будет! Маленькие всегда плачут. Или спят. Плохо. Принесла бы мама сразу боль-шого братика, я бы с ним в хоккей играл. А так жди, пока вырастет. Я уже в десятый класс пойду, а он только в первый. Чего с ним играть? Надо бы маме раньше в больницу идти, когда я маленький был. Хо-рошо Ирке. У нее и брат и сестра. Брат старше на один класс, а ростом с Ирку. А сестра первоклассница. Везет же некоторым.

Толик разговаривал сам с собой и не забывал поглядывать во двор.

— Вот сейчас, до двадцати сосчитаю и папа придет. Вон, за тем дядькой.

Ранний предновогодний вечер заполнил двор. Прожектор освещал площадку и ребят с клюшками. По-шел мелкий-мелкий снег, как перхоть из папиной головы. По двору туда-сюда бегали взрослые. В окнах зажигались цветные огоньки; приходили к кому-то гости — с кульками, сумками, тортами. А папы все не было. Подъезд их угловой, и Толик видел в окне чужой квартиры длинный стол. На столе чего только нет! И газировка, и яблоки, и все-все! Девчонка помогала накрывать — носила вазочки, тарелки, и каждый раз стаскивала со стола конфету. У, сладкоежка! Потерпеть не может. Еще снегурочкой нарядилась! Возле зеркала вертится, думает — никто ее не видит.

Толику тоже захотелось конфет. Он знал где у мамы заветный мешочек. Но лезть самому… Папа при-дет, достанет. А яблоки можно, яблоки в холодильнике. Толик взял одно, вымыл, съел. И почувствовал приступ голода — резануло и заурчало в животе. Он боялся надолго отойти от окна — проследить папу, — отрезал хлеба, налил стакан холодного чая, пожевал. — До папы потерплю, вместе за стол сядем. Что он так долго? Елку не успеем нарядить.

В угловой квартире садились за стол. Прохожих почти не было, а снег все крошился и крошился. Уже и лед на площадке весь укрыл — она белая-белая, как кофта мамина. Только на кофте еще васильки есть. Мама ее на Новый год всегда надевает. Раза два уже надевала. И сегодня бы надела…

В угловой квартире все поднялись и тыкали друг в друга бокалами. Девчонка прыгала и визжала. То-лик не слышал, но ему так казалось. Девчонки всегда визжат, особенно в Новый год. Они так радуются. Это не мальчишки.

Толик заглянул на ходики. Маятник повис. — Ну вот, встали. — Надо идти в комнату к будильнику. А вдруг папа придет? — Еще до двадцати сосчитаю и быстренько сбегаю. — Он сосчитал, но остался на подо-коннике. — Еще до пятидесяти, — уговаривал себя, снова считал, замедляя, вставлял после каждого числа "и", чтобы получилось пятьдесят секунд — папа так учил.

От окна тянуло холодом; замерз бок. Толик спрыгнул на пол и, выглядывая в окно, попятился. Когда исчезла арка, он побежал в комнату и включил свет. — Ого! Уже Новый год наступил! Интересно, Дед Мо-роз есть, а мамы нет дома. Будет подарок? — Он обшарил все углы, заглянул под диван и кресла. Ничего не было. — Теперь-то я маме скажу, кто подарки приносит. Больше не будет меня перехитрять. Я все равно увижу, как она подкладывает под елку.

Он взял одеяло, положил его на подоконник и, прикрыв плечи, сел.

— Во, тепло! Сколько хочешь сидеть можно. — Он смотрел то на дорожку, то на соседнее окно и ждал праздника — возвращения папы. Девчонка больше не появлялась. Наверное уснула. — Мелкота, — усмех-нулся Толик, но усмехнулся со слезами в горле. Ему было завидно. Ко всем Новый год пришел, а к нему нет.

Взрослые смотрели телевизор и копошились вокруг стола. Их стало плохо видно. Толик всматривался и не мог понять — почему? Снег не мешал — кончился, шторы не закрывали. А-а, он плачет… Ну и ладно, никто же не видит.

Ему стало легче. Как будто в теплую воду погрузился, — как приятно! Навалился головой на раму и уснул.

Не помнил, как перебрался на диван. Или папа его перенес?

Толик откинул одеяло и пошел проверить. Свет в коридоре горел всю ночь.

— Не пришел.

Толик даже не подумал, что можно еще поплакать. Выплыла злость на Болотную Кочку. — Пусть только придет еще раз, я ее клюшкой прогоню. Так и скажу: — Уходи, Болотная Кочка. Не трожь моего папу. Мы тебе его не отдадим. Он мой. Наш.

Он взял клюшку, прикинул, как замахнется на тетю, и с клюшкой в руках занял свой пост у окна.

Так: думая, плача и забываясь, просидел до темноты. Раза два сбегал в туалет, быстро возвращался; жевал сухой хлеб и запивал холодным чаем. И все ждал, ждал, ждал…

Отец пришел четвертого утром.

Было еще темно.

Он тихо открыл дверь, снял пальто и сапоги. Когда выпрямился, увидел сына. Толик прислонился к косяку и смотрел на папу.

Ни слез, ни радости — просто смотрел и молчал.

— Сынок, ты прости меня, — глухо сказал он. — Задурил я, подлец, обо всем забыл. — Он отвел глаза. Не мог выдержать этот глубокий детский взгляд, бьющий в самое сердце. — К маме завтра сходим.

— Сегодня, — твердо сказал сын.

— Да-да, сегодня. С работы приду и сходим.

Отец услышал голос сына и понял — Толик его уже простил. Осталось самому простить себя, хотя бы на эти несколько минут, что остались до работы. Как это не просто!

— Ты, наверное, голоден? — засуетился отец. — Сейчас я что-нибудь придумаю.

Он возился у плиты.

Толик стоял в двери, крепко сжимая клюшку.

Отец поставил на стол сковородку с желтыми масляными пятнами яичницы.

— Давай-ка, садись, — виновато попросил он.

Толик всхлипнул и, сквозь набежавшие слезы, угрожающе сказал.

— Если эта Болотная Кочка еще раз придет, я ее… я как дам ей… С четвертого этажа улетит… Гадина.

СТОЛ

святочный рассказ

Строчкин купил в комиссионке стол.

Ничего особенного, стол как стол, — письменный, темной полировки, двухтумбовый, почти новый, а главное — дешевый. По-видимому, кто-то торопился продать и не стоял за цену. Ну прямо за бесценок от-дали.

Привез Строчкин стол домой. Поставил в угол, туда, где одиноко висит бра. Придвинул стул и мечтает, уперев локти в полированную поверхность, а подбородок в шершавые ладони.

— Этот ряд ящиков сыну Леньке отдам под его школьное барахлишко. А то у него по всем углам каран-даши, линейки, тетрадки разные валяются. Теперь порядок будет. Аккуратность.

— А этот ряд мой будет. Здесь — радиодетали, здесь — журналы. А здесь что? — Размышляя таким обра-зом, Строчкин выдвигал и задвигал поочередно ящики стола, и в последнем увидел пачку исписанных листов.

— А здесь что? — повторил он, доставая находку. — Так… Пронумеровано.

Он перебрал листы и нашел самый первый. На нем крупными буквами было выведено одно слово: "Стол", и отчеркнуто два раза красным карандашом.

— Что это? — спросил себя Строчкин. — Рассказ какой? — Он призвал на помощь свои весьма скромные познания в области литературы. — Для рассказа лишнего будет. Рассказы — они маленькие, а здесь вон сколько! Наверное, роман, — предположил он, но тотчас же отверг свое предположение. — Для романа ма-ловато будет. Что-то между. На это "между" как раз и потянет. Как его называют, это "между"? Э, не мо-гу вспомнить! На букву "п"… Проза? Или не так?

— А какая, собственно, разница, — махнул он рукой и принялся читать.

" Друг мой, хорошо известный в нашей семье писатель из соседнего подъезда, уезжая за новыми впе-чатлениями, подарил нам свой рабочий стол. Как бы в знак признательности почитателям (наверное, единственным) его немеркнущего таланта. Я пытался заплатить деньги, все же стол почти новый, да к тому ж писательский, но сосед оскорбился, мол, сколько вместе выпить, а ты… Я извинился, сбегал в ма-газин, мы быстренько помирились и, собирая углы в подъезде, перенесли его стол в нашу квартиру…