Сергей Трищенко - Инспектор по сказкам Страница 4

Стол ее пришлось после этого менять – она ведь принялась протираться тампоном, смоченным в водичке, над столом, ну, несколько капель на него и упало – он и рассыпался в труху. А ей хоть бы что!

Но я был ни при чем: она студента-стажера попросила живой водички привезти, а тот, пока ничего в той воде не смыслил, попросил Эрлова, а Эрлов сам на Малютову большой зуб имеет… Правда, я рядом стоял, но промолчал: не меня же студент спросил, где живая вода. Эрлов ему сам и налил, когда узнал, для кого тот старается.

Нет, во избежание несчастных случаев я студента предупредил, чтобы он никому воды не давал, и сам бы не пользовался. Мол, до достижении двадцати одного года живой водичкой пользоваться нельзя. Это раз. А во-вторых, ее взбалтывать нельзя, поэтому бутылка под самую пробку налита.

Это я подстраховался, чтобы он не отливал. Помню, он еще спросил:

– Что, взорвется, как нитроглицерин?

На что я ответил:

– Во-во, как нитроглицерин… он самый…

Ну до чего студент грамотный нынче пошел! Нитроглицерин он знает! Это в каких же сказках нитроглицерин применяется, что он все знает?

Малютову бы в Инспекторы! И по самым страшным сказкам – с плохими концами. После ее инспекции они бы сразу превратились в анекдоты.

Я зашел еще к Глюданову – покормить золотых рыбок. Он просил меня это делать в его отсутствие.

Глюданов уверял, что они – настоящие волшебные золотые рыбки, говорящие, но, по-моему, рыбки были обыкновенные аквариумные, те самые, что родственницы карпа. Во всяком случае, со мной они никогда не разговаривали.

И вдруг сегодня, неожиданно для меня, одна из них – видно, сослепу, а может, и специально, – едва я вошел, всплыла на поверхность и, высунувшись из воды, пробормотала: "Чего тебе надобно, старче, седьмой уж раз приходишь…", но, разглядев кто пришел, испуганно ойкнула, нырнула и забилась под водоросли. Остальные настороженно выглядывали из-за камней, растений и похабного пластмассового убожества – карикатуры на средневековый замок, до которых Глюданов "склонялся сердцем", по его выражению.

Правильно попрятались! Будь моя воля – я бы их всех пожарил! Почему? Да потому, что расхолаживают они людей. Вместо того, чтобы работать, все ждут манны небесной – как бы кто их желания выполнил. Если б не пообещал Глюданову кормить рыбок в его отсутствие, я бы ими самими кого-нибудь накормил. Того же кота Василия, например. Слоняется, бедняга, вечно голодный, по Конторе, и на гуслях очень грустно тренькает, пока не покормят. А покормят – засыпает. Для того и играет, наверное.

А я от его игры чуть не сразу засыпаю. Потому и таскаю в кармане пару ирисок – успеть заткнуть ему рот, пока гусли не успел настроить. Лучше уж пусть спит, чем играет.

Кинул я рыбкам горсть мотыля; подумал, всыпал еще и сухого корма, щелкнул по стеклу – рыбки судорожно дернулись, но остались на месте, – погрозил кулаком на прощание, и ушел.

До отправления рейсовых сапог-скороходов оставалось еще с полтора часа, и я решил зайти в наш буфет и немного подкрепиться на дорожку. Да и с собой взять: мало ли что может случиться? Едешь на день – хлеба бери на неделю. Золотое правило!

Взял я харчо, гуляш, кофе, полсметаны и кусочек хлеба – чтобы не поправляться. С собой – два кружка домашней колбасы и буханку хлеба. Ну, еще консервов баночку – "Щука в томате". Та самая, Емелина. Что интересно: ешь-ешь, а она не кончается. Потому и крышку завинчивающуюся сделали, многоразовую. Вот как на заводе смогли такого добиться? Но это уж совсем на самый крайний случай. Колбаса-то с хлебом такие же, нескончаемые: сколько ни отрезай – их не убудет. Почему два кружка? А запасливый я. Вдруг один откажет и перестанет быть нескончаемым, съестся. Бывали такие случаи. Резервировать надо ответственные детали, а что может быть ответственней пищи?

На витрине пылились зачерствевшие Колобки. Временами то один, то другой хрипло запевал: "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел…" но, зацыкиваемый и заталкиваемый окружающими, замолкал. А ну, как бы они в унисон грянули? А ведь были времена, когда пели хором. Зачерствели, что ли? Душой.

Повинуясь какому-то необъяснимому наитию, я вновь подошел к стойке и попросил буфетчицу тётю Груню положить мне пяток в коробочку. Она сочувственно покосилась на меня, но промолчала.

Колобки, обалдев от неожиданной радости, притихли, примолкли и в коробке лежали, не шевелясь. Но что творилось, пока она их выбирала! "Меня, меня возьми! – неслось со всех сторон. – Я – самый вкусный!", "А я – самый крепкий!" – видимо, строя свои предположения относительно моих намерений по их использованию. Что ж, возможно, все они были правы. Но я взял первых попавшихся – так вернее. Начнешь выбирать да перебирать – никогда до цели не дойдешь. В общем, тут самое лучшее – похватать, кто под руку попадется, надеясь на авось. Надо использовать то, что имеется у тебя под руками, а не мечтать по-пустому, как хорошо было бы, если бы взял то-то и то-то, а не то, что на самом деле.

Я не спеша поел – когда еще за столом питаться придется? Командировка хоть и не совсем в полевые условия, но сказки есть сказки: то попадешь в палаты каменные, а то – во чисто поле.

Еще раз переупаковавшись и в который раз перепроверив документы, я отправился на сапогостанцию, куда прибывали и откуда отправлялись как рейсовые, так и специальные сапоги-скороходы.

Но непосредственно перед самим отбытием я посетил – прошу прощения за пикантные подробности – наш туалет. Там вовсю шумели камыши, по пояс стояла осока, плавала ряска и цвели кувшинки – сантехники третий год не могли устранить протечку. У толстого стебля рогоза высунулась щука, задумчиво пожевала в воздухе губами, скосив на меня глаза и тут же нырнула. Я поспешил осуществить задуманное и вышел прямо на остановку.

Сапоги-скороходы стояли у посадочной площадки. На голенищах белели косо наклеенные путевые таблички: "Контора – сказки".

Я влез внутрь и поморщился: сюда крайне требовался дезодорант! И как я мог забыть, что именно Сидорчук вернулся сегодня из командировки! А наша техническая служба дезодорант никогда не применяет. Вспомнил бы раньше – захватил бы из дома…

Я присмотрелся к сапогам повнимательнее и расстроился еще больше: сапоги оказались семимильные. Это значило, что пилить мне в них придется всю ночь. Лучше бы я отбыл утренним рейсом. Но пришлось бы день в пути терять, да и командировочные… И что бы я делал в сказках, на ночь глядя? Ладно, поехали. Разве что удастся по пути завернуть в… Но об этом – молчок!

ДВЕ ВЕДЬМЫ

Варево продолжало бурлить, постепенно становясь все более и более однородным: бурая густеющая масса глухо выпускала из себя пузырьки пара, не расслаиваясь на отдельные предметы и явления. Две ведьмы склонились над котлом, бормоча заклинания и переругиваясь друг с другом.

– Не сумела зелье подсунуть, – брюзжала старая, – он его в унитаз вылил. Все рыбы в речке лохматые стали. У рыболовов – инфаркт на инфаркте. Раки в спячку перестали впадать, ползают по льду, как рукавицы меховые. Не могла в пузырек от Диора налить? Или от Нины Ричи? Кто же сейчас на советское стекло клюнет? Или, того лучше, с дождиком его окропила бы. Никуда бы не делся, выросли бы волосы.

– Мокнуть самой не хотелось, – оправдывалась молодая, – прическу только вчера сделала.

– Прическу… Вот я повыдеру у тебя волосья-то – будете с ним на пару затылками светить… Как его увидеть-то хоть?

– Да вот, – засуетилась молодая, – вот тут, в котелке. – И она булькнула в котел еще щепотку трав.

Жидкость моментально вспенилась, поднялась на уровень с краями, потом опустилась и успокоилась, хотя и продолжала кипеть. Но кипение происходило теперь как бы под тонкой пластинкой стекла – новая поверхность стала практически зеркальной, только вот отражала она не окружающее, а отдаленное.

Ведьмы склонились над котелком, едва не стукнувшись лбами – глухой звук, кажется, все же послышался.

– Ну-ка, ну-ка, давай посмотрим, что за инспектор такой к нам припожалует, – бормотала старая, водя над котлом руками – не то делая пассы, не то разгоняя пар. – Фу ты, черт, морковка застит, глядеть мешает! Зачем ее бросала-то?

– Да она же зрение улучшает! – возразила молодая.

– Сама знаю! Зачем так поздно бросила? – она еще быстрее задвигала руками, отгоняя заблудившуюся непроваренную морковку, искажающую черты лица таинственного инспектора. Наконец, морковка была отогнана к краю котелка, вилкой пригвождена к свекле, и опутана заклинаниями.

Старая ведьма впилась хищным взглядом в поверхность жидкости, отражающую физический облик Инспектора и вздрогнула.

– У него что, и лицо лысое? – пронзительно спросила она.

– Как это? – растерялась молодая. – Да, усов и бороды он не носит… или есть борода? – Она тоже уставилась неподвижными глазами в котелок.