Анна Гарф - Ак-Чечек — Белый Цветок Страница 4

Как богатырь Сартакпай шмеля победил

Весеннее солнце землю согрело, белым цветом черемуха закипела.

Выглянули из своих восковых аилов семеро братьев, семь мохнатых шмелей. Шестеро к черемухе полетели, а седьмой — к золотым тюльпанам.

Вдруг черная тень легла на поляну.

Это Дьелбеген-людоед с горы спустился верхом на синем быке.

— Братья, братья, я дрож-ж-ж-ж-ж-ж-жу… — заплакал шмель.

Но братья были далеко, а Дьелбеген подходил все ближе, ближе.

У него семь голов, четырнадцать глаз, куда от нею скроешься?

— Жжу-жу… — метался шмель.

Кружился — кружился, да вдруг и переменил свою песенку:

— Жж-ж-ж-ж-ж-ж-жу, богатырю Дьелбегену я служж-ж-ж-жу!

— Ххх-х-х-ха-ха-ха! — расхохотался Дьелбеген. — Полети, мой слуга, узнай, кто на земле всех слаще. Я голоден, ужасно голоден!!!

Полетел шмель, укусил собаку, корову, медведя, лошадь, курицу, мышонка, оленя, девочку.

— Жж-ж-ж-ж-ж! Девочка всех слаще-слаще-слащ-щ-щ-щ-ше!

— Милый-милый шмель, не говори людоеду, он меня съест.

— Скажу, скаж-ж-ж-ж-ж-жу, людоеду я служу, служ-ж-ж-жу!

— Замолчи, шмель, — просит отец, — мы коня тебе дадим.

— Нарядную шубу сошьем, — плачет мать.

— Соболью шапку подарим, — уговаривают шмеля бабушка с дедушкой.

А он все не унимается:

— Девочка всех слаще-слаще-сла-щ-ш-щ-щ-щ-щ-ще!

Все стойбище вышло шмелю на поклон:

— Не говори, шмель, про нашу девочку! Мы аил тебе высокий поставим, над твоим очагом котел медный повесим, под ноги положим белую кошму.

— А не лучше ли будет, — сказал богатырь Сартакпай, — укоротить шмелю его длинный язык?

И укоротил!

Вот явился шмель к Дьелбегену. Тот как зарычит:

— Где пропадал? Кто всех слаще? Говори!!! А шмель в ответ:

— М-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м…

Ничего другого он и по сей день сказав не может.

Обида марала

Прибежала красная лиса с зеленых холмов в черный лес. Она в лесу себе норы еще не вырыла, а новости лесные ей уже известны: стал медведь стар.

И пошла лиса на весь лес причитать:

— Ай-яй-яй, горе-беда! Наш старейшина, бурый медведь, умирает. Его золотистая шуба поблекла, острые зубы притупились, в лапах силы былой нет. Скорее, скорей! Давайте соберемся, подумаем, кто в нашем черном лесу всех умнее, всех краше, кому хвалу споем, кого на медведево место посадим.

Где девять рек соединилось, у подножья девяти гор, над быстрым ключом мохнатый кедр стоит. Под этим кедром собрались звери из черного леса. Друг другу шубы свои кажут, умом, силой, красотой похваляются.

Старик медведь тоже сюда пришел:

— Что шумите? О чем спорите?

Притихли звери, а лиса острую морду подняла и заверещала:

— Ах, почтенный медведь, нестареющим, крепким будьте, сто лет живите! Мы тут спорим-спорим, а дела решить без вас не можем: кто достойнее, кто красивее всех?

— Всяк по-своему хорош, — проворчал старик.

— Ах, мудрейший, все же мы хотим ваше слово услышать.

На кого укажете, тому звери хвалу споют, на почетное место посадят.

А сама свой красный хвост распустила, золотую шерсть языком охорашивает, белую грудку приглаживает.

И тут звери вдруг увидели бегущего вдали марала. Ногами он вершину горы попирал, ветвистые рога по дну неба след вели.

Лиса еще рта закрыть не успела, а марал уже здесь.

Не вспотела от быстрого бега его гладкая шерсть, не заходили чаще ею тонкие ребра, не вскипела в тугих жилах теплая кровь. Сердце спокойно, ровно бьется, тихо сияют большие глаза. Розовым языком коричневую губу чешет, зубы белеют, смеются.

Медленно встал старый медведь, чихнул, лапу к маралу протянул:

— Вот кто всех краше.

Лиса от зависти за хвост себя укусила.

— Хорошо ли живете, благородный марал? — запела она. — Видно, ослабели ваши стройные ноги, в широкой груди дыхания не хватило. Ничтожные белки опередили вас, кривоногая росомаха давно уже здесь, даже медлительный барсук и тот успел раньше вас прийти.

Низко опустил марал ветвисторогую голову, колыхнулась его мохнатая грудь, и зазвучал голос, как тростниковая свирель:

— Уважаемая лиса! Белки на этом кедре живут, росомаха на соседнем дереве спала, у барсука нора здесь, за холмом. А я девять долин миновал, девять рек переплыл, через девять гор перевалил…

Поднял голову марал — уши его подобны лепесткам цветов. Рога, тонким ворсом одетые, прозрачны, словно майским медом налиты.

— А ты, лиса, о чем хлопочешь? — рассердился медведь. — Сама, что ли, старейшиной стать задумала?

Отшвырнул он лису подальше, глянул на марала и молвил:

— Прошу вас, благородный марал, займитe почетное место.

А лиса уже опять здесь.

— Ох-ха-ха! Бурого марала старейшиной выбрать хотят, петь хвалу ему собираются. Х-ха, ха-ха! Сейчас-то он красив, а посмотрите на нею зимой — голова безрогая. комолая, шея тонкая, шерсть висит клочьями, сам ходит, скорчившись, от ветра шатается.

Марал в ответ слов не нашел. Взглянул на зверей — звери молчат.

Даже старик медведь не вспомнил, что каждую весну отрастают у марала новые рога, каждый год прибавляется на рогах марала по новой веточке, и год от года рога ветвистее, а марал чем старше, тем прекраснее.

От горькой обиды упали из глаз марала жгучие слезы, прожгли ему щеки до костей, и кости прогнулись.

Погляди, и сейчас темнеют у нею под глазами глубокие впадины. Но глаза от этого еще краше стали, и красоте марала не только звери, но и люди славу поют.

Страшный гость

Жил-был барсук. Днем он спал, ночами выходил на охоту. Вот однажды ночью барсук охотился. Не успел он насытиться, а край неба уже посветлел.

До солнца в свою нору спешит попасть барсук. Людям не показываясь, прячась от собак, шел он там, где тень гуще, где земля чернее.

Подошел барсук к своему жилью.

— Хрр… Бррр… — вдруг услышал непонятный шум.

«Что такое?»

Сон из барсука выскочил, шерсть дыбом встала, сердце чуть ребра не сломило стуком.

«Я такого шума никогда не слыхивал…»

— Хррр… Фиррлить-фью… Бррр…

«Скорей обратно в лес пойду, таких же, как я, когтистых зверей позову: я один тут за всех погибать не согласен».

И пошел барсук всех, на Алтае живущих, когтистых зверей на помощь звать.

— Ой, у меня в норе страшный гость сидит! Помогите! Спасите!

Прибежали звери, ушами к земле приникли — в самом деле от шума земля дрожит:

— Брррррк, хрр, фьюу…

У всех зверей шерсть дыбом поднялась.

— Ну, барсук, это твой дом, ты первый и полезай.

Оглянулся барсук — кругом свирепые звери стоят, подгоняют, торопят:

— Иди, иди!

А сами от страха хвосты поджали.

В барсучьем доме было восемь входов, восемь выходов. «Что делать? — думает барсук. — Как быть? Которым входом к себе в дом проникнуть?»

— Чего стоишь? — фыркнула росомаха и подняла свою страшную лапу.

Медленно, нехотя побрел барсук к самому главному входу.

— Хрррр! — вылетело оттуда.

Барсук отскочил в испуге, к другому входу-выходу заковылял.

— Бррр!

Изо всех восьми выходов так и гремит.

Принялся барсук девятый ход рыть. Обидно родной дом разрушать, да ослушаться никак нельзя — со всего Алтая самые свирепые звери собрались.

— Скорей, скоррей! — приказывают.

Горько вздыхая, царапал барсук землю когтистыми передними лапами.

Наконец, чуть жив от страха, пробрался в свою высокую спальню.

— Хррр, бррр, фррр…

Это, развалясь на мягкой постели, громко храпел белый заяц.

Звери со смеху на ногах не устояли, покатились по земле:

— Заяц! Вот так заяц! Барсук зайца испугался!

— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!

— От стыда куда теперь спрячешься, барсук? Против зайца какое войско собрал!

— Ха-ха-ха! Хо-хо!

А барсук головы не поднимает, сам себя бранит:

«Почему, шум в своем доме услыхав, сам туда не заглянул? Для чего пошел на весь Алтай кричать?»

А заяц знай себе спит-храпит.

Рассердился барсук да как пихнет зайца:

— Пошел вон! Кто тебе позволил здесь спать?

Проснулся заяц — глаза чуть не выскочили! — и волк, и лисица, рысь, росомаха, дикая кошка, даже соболь здесь!

«Ну, — думает заяц, — будь что будет!»

И вдруг — прыг барсуку в лоб. А со лба, как с холма, — опять скок! — и в кусты.

От белого заячьего живота побелел лоб у барсука. От задних заячьих лап прошли белые следы по щекам.

Звери еще громче засмеялись:

— Ой, барсу-у-ук, какой ты красивый стал! Хо-ха-ха!

— К воде подойди, на себя посмотри!

Заковылял барсук к лесному озеру, увидал в воде свое отражение и заплакал:

«Пойду медведю покажусь».