Якоб и Вильгельм Гримм - Немецкие народные сказки Страница 43

Было это давным-давно, лет тому, пожалуй, две тысячи назад. Жил-был на свете богач; была у него красивая, добрая жена, и они крепко любили друг друга, но детей у них не было, а им очень хотелось их иметь; и долго молилась жена день и ночь, но детей у них все не было и не было.

А находился перед их домом двор, и рос в том дворе можжевельник. Однажды зимой стояла женщина под тем деревом и чистила яблоко, и когда она чистила яблоко, порезала себе палец, и капнула кровь на снег.

– Ах, – сказала женщина, глубоко вздохнув; и когда увидела кровь, стало ей так печально. – Ох, если бы родился у меня ребенок, румяный, как кровь, и белый, как снег!

Только она это вымолвила, и стало ей так весело, радостно на душе: показалось ей, что из этого что-нибудь должно выйти. Пошла она домой; и вот прошел с той поры месяц – и растаял снег; прошло два месяца – и все зазеленело; а прошло три месяца – и появились на земле цветы; прошло четыре месяца – вошли деревья в сок, выросли, переплелись между собой зеленые ветки и запели на них птички; и звенел весь лес, и опадали с деревьев цветы; а прошел пятый месяц – и стояла однажды женщина под можжевельником, и шел от дерева такой приятный запах, что сердце у ней забилось от радости. Она упала на колени и не могла успокоиться. А когда прошел шестой месяц, сделались плоды большие и сочные, и она стала спокойней; а на седьмом месяце дотронулась она до можжевеловых ягод, и ей стало завидно, и она пригорюнилась и заболела; прошел восьмой месяц, позвала она своего мужа, заплакала и сказала:

– Если я умру, похорони меня под этим можжевельником.

Потом она стала спокойней и была радостной, пока не прошел девятый месяц; и вот родила она ребенка, и был он белый, как снег, и румяный, как кровь; увидала она его и так обрадовалась, что от радости померла.

Похоронил ее муж под можжевельником и сильно-сильно заплакал. Но прошло время, и мало-помалу он успокоился, и хотя иной раз, бывало, и всплакнет, но все-таки сдерживался; а прошло еще некоторое время, и он взял себе в дом другую жену.

Родилась от второй жены у него дочка, а ребенок от первой жены был мальчик, румяный, как кровь, и белый, как снег. Посмотрит, бывало, жена на свою дочку – и видно, что так уж она ее любит; а взглянет на маленького мальчика – и точно кто по сердцу ее полоснет; казалось ей, будто стоит он ей поперек дороги, и она всегда думала, как бы это сделать так, чтоб все добро досталось ее дочке.

И внушил злой дух мачехе, чтобы возненавидела она маленького мальчика; стала она его толкать, била его по чем ни попало и щипала. И бедный ребенок находился всегда в страхе; когда он приходил из школы, то не было у него ни одного часу спокойного.

Вот вышла раз мачеха из кладовой, а подошла к ней в это время маленькая дочка и говорит:

– Мама, дай мне яблочко.

– Ладно, дитятко, – сказала женщина и достала ей из сундука красивое яблоко. А была на том сундуке большая, тяжелая крышка с большим острым железным замком.

– Мама, – говорит маленькая дочка, – а для братца разве нельзя взять яблоко?

Разозлилась тогда женщина и сказала:

– Можно, когда он из школы вернется.

Вот увидела женщина из окошка, что мальчик домой возвращается, – и точно злой дух вселился в нее. Она отобрала у дочки яблоко и сказала:

– Яблоко достанется не тебе, а брату.

Бросила она яблоко в сундук и заперла его; а как раз в это время вошел маленький мальчик; и внушил мачехе злой дух ласково к нему обратиться:

– Сыночек, может ты яблочко хочешь? – и косо на него посмотрела.

– Мама, – сказал маленький мальчик, – о-о, какое у тебя страшное лицо! Да, дай мне яблочко.

И пришло мачехе в голову, что надо ему сказать так:

– Пойдем со мной, – и она подняла крышку сундука, – выбери себе отсюда одно яблочко.

Но только маленький мальчик нагнулся к сундуку, как злой дух подтолкнул мачеху: бац! – и захлопнула она крышку, и отлетела голова и упала между красными яблоками. Испугалась мачеха и подумала: «Что же мне теперь делать?» Она поднялась в свою комнату, подошла к шкафу, достала из нижнего ящика свой белый платок, потом приставила голову мальчика к шее и так обвязала ее платком, что ничего не было видно; посадила затем мальчика у двери на стуле и сунула ему в руку яблоко.

Вскоре пришла Марленикен к своей матери на кухню, та стояла у печки, и была перед ней на плите кастрюля с горячей водой, и она все время ее помешивала.

– Матушка, – сказала Марленикен, – а братец сидит у двери, и такой он бледный-бледный, и яблочко у него в руке. Я попросила его дать мне яблочко, а он мне ничего не ответил, и стало мне так страшно.

– А ты ступай туда опять, – сказала мать, – если он тебе не ответит, ты ударь его по уху.

Пошла Марленикен и говорит:

– Братец, дай мне яблочко.

А он молчит, ничего не говорит. И ударила она его по уху, и покатилась голова наземь. Испугалась девочка, стала плакать и кричать; побежала к матери и говорит:

– Ох, матушка, я отбила брату голову! – и она плакала, плакала, и никак нельзя было ее утешить.

– Марленикен, – сказала мать, – что ж ты наделала?! Но смотри, молчи, чтоб никто не узнал об этом, теперь ничего уже не поделаешь, мы его в супе сварим.

Взяла мать маленького мальчика, порубила его на куски, положила их в кастрюлю и сварила в супе. А Марленикен тут же рядом стояла и плакала, плакала, и все ее слезы падали в кастрюлю, так что и соли не надо было класть.

Пришел домой отец, сел за стол и говорит:

– А где сын?

И принесла тогда мать большую-пребольшую кастрюлю с черной похлебкой, а Марленикен все плачет, никак не может от слез удержаться. А отец опять спрашивает:

– Где же мой сын?

– Ах, да он ушел, – отвечает мать, – к матушке нашего двоюродного дедушки; ему захотелось там немного погостить.

– И чего это ему там понадобилось? Даже со мной не попрощался!

– О, ему так хотелось туда пойти, и он отпросился у меня на шесть недель; ведь там ему будет хорошо.

– Эх, – сказал муж, – а мне чего-то так грустно; нехорошо, что он ушел, со мной даже не попрощавшись.

Принялся он за еду и говорит:

– Марленикен, о чем ты плачешь? Братец ведь скоро вернется.

– Ах, жена, – говорит он, – какая у тебя вкусная похлебка! Положи-ка мне еще. – И чем больше он ел, тем больше хотелось ему есть.

Вот он и говорит:

– Наложи-ка мне побольше, зачем оставлять, пусть она вся мне достанется.

И он ел и ел, а кости под стол бросал, пока все не поел. А Марленикен подошла к своему комоду, достала из нижнего ящика свой самый лучший шелковый платок, собрала под столом все косточки, сложила и завязала их в шелковый платок, вынесла их из дому и залилась горькими слезами. Положила она косточки под можжевельником на зеленую траву; и только она их там положила, как стало ей вдруг так легко, и она перестала плакать.

И начал можжевельник покачиваться, стали ветки на нем то раздвигаться, то опять сходиться, будто кто радовался и размахивал рукой. И спустилось в это время с дерева облако, и в облаке будто пламя вспыхнуло. Вылетела из пламени красивая птица и так прекрасно запела, взлетела высоко-высоко на воздух, а когда она улетела, стал можжевельник такой же, как был прежде, а платок с костями исчез.

Стало Марленикен так легко и приятно, будто брат ее жив. Пошла она, радостная и веселая, домой, села за стол и начала есть. А птица улетела и села на крышу дома к одному золотых дел мастеру и запела:

Меня мачеха убила,А отец меня поел,А Марленикен-сестрицаМои косточки собрала,В шелковый платок связалаДа под деревом сложила.Ах, тю-вить, тю-вить, тю-витьс!Я красивее всех птиц!

А золотых дел мастер сидел в это время в своей мастерской и делал золотую цепь; услыхал он птицу, что сидела у него на крыше и пела, и показалось это ему таким прекрасным. Он встал, но у порога потерял туфлю. Вышел он так на улицу, в одной туфле и в одном чулке; был на нем рабочий передник, и держал он в руке золотую цепь, а в другой щипцы. А солнце на улице светило так ярко. Подошел он поближе, остановился и стал разглядывать птицу.

– Птица, – сказал он, – как ты хорошо поешь! Спой мне еще раз свою песенку.

– Нет, – говорит птица, – дважды петь я не стану. Дай мне золотую цепь, тогда я спою тебе еще.

– Что ж, – сказал золотых дел мастер, – возьми себе золотую цепь и спой мне еще раз.

Подлетела птица, схватила правой ногой золотую цепь, уселась перед золотых дел мастером и запела:

Меня мачеха убила,А отец меня поел,А Марленикен-сестрицаМои косточки собрала,В шелковый платок связалаДа под деревом сложила.Ах, тю-вить, тю-вить, тю-витьс!Я красивее всех птиц!

Полетела потом птица к одному сапожнику, уселась к нему на крышу и запела: