Арабские сказки - Книга тысячи и одной ночи Страница 45

И Бедр-ад-дин Хасан засмеялся и сказал: "Клянусь Аллахом, этого кушанья никто не умеет готовить, кроме меня и моей матери, а она теперь в далеких странах!"

И он взял миску и налил в нее кушанье и облил его сверху мускусом и розовой водой, и евнух забрал миску и поспешно пришел к ним.

И мать Хасана взяла кушанье и попробовала его, и, увидев, как оно вкусно и отлично состряпано, она узнала, кто его стряпал, и вскрикнула, а затем упала без чувств.

И везирь оторопел, а потом брызнул на нее розовой водой, — и через некоторое время она очнулась и сказала: "Если мой сын еще на свете, то никто не сварит так гранатных зернышек, кроме него! Это мой сын, Бедр-ад-дин Хасан, наверно и несомненно, так как это кушанье могу варить только я, и я научила Бедр-ад-дина его стряпать".

И, услышав ее слова, везирь сильно обрадовался и воскликнул: "О, как я стремлюсь увидеть сына моего брата! Увидим ли, что судьба соединит нас с ним! Мы просим о встрече с ним одного лишь великого Аллаха!"

И везирь в тот же час и минуту поднялся и кликнул людей, бывших с ним, и сказал: "Пусть пойдут из вас двадцать человек к этой харчевне и разрушат ее, а повара свяжите его чалмой и Притащите силой ко мне, но не причиняйте ему вреда!"

И они сказали: "Хорошо!", а везирь тотчас же поехал в "Обитель счастья" и, повидавшись с наместником Дамаска, ознакомил его с письмами султана, которые были у него с собою; и наместник положил их на голову, сначала поцеловав их, а потом спросил: "А где же твой обидчик?" — "Это один повар", — отвечал везирь. И наместник тотчас же велел своим придворным отправиться в его харчевню; и они пошли и увидели, что она разрушена и все в ней поломано, так как, когда везирь поехал во дворец, его люди сделали то, что он приказал, и сидели, ожидая возвращения везиря из дворца, а Бедр-ад-дин говорил: "Посмотри-ка! Что это такое нашли в гранатных зернышках, что со мной случилось подобное дело?"

И когда везирь вернулся от дамасского наместника (а тот разрешил ему взять своего обидчика и выехать с ним), он вошел в палатку и потребовал повара, — и того привели, скрученного чалмой. И Бедр-ад-дин Хасан посмотрел на своего дядю и горько заплакал и сказал: "О господин мой, в чем мой грех перед вами?" — "Это ты сварил гранатные зернышки?" — спросил его везирь. "Да, — отвечал Бедр-ад-дин, — а вы нашли в них что-то, За что следует снять голову?" — "Это наилучшее и наименьшее возмездие тебе!" — воскликнул везирь. И Бедр-ад-дин сказал: "О господин мой, не сообщишь ли ты мне", в чем мой грех?" — "Да, сию минуту", — отвечал везирь, и потом он крикнул слугу и сказал: "Приведите верблюдов". И они взяли Бедр-ад-дина Хасана и положили в сундук, и заперли его, и поехали, и ехали, не переставая, до ночи. А потом они сделали привал, кое-чего поели и вынули Бедр-ад-дина и покормили его и положили обратно в сундук, — и так это продолжалось, пока они не достигли Камры.

И тогда Бедр-ад-дина Хасана вынули из сундука, и везирь спросил его: "Это ты варил гранатные зернышки?" — "Да, о господин мой", — отвечал Бедр-ад-дин; и везирь сказал: "Закуйте его!" И его заковали и снова положили в сундук и поехали, и когда прибыли в Каир, остановились в ар-Рейданин[58]. И везирь велел вынуть Бедр-ад-дина Хасана из сундука и приказал позвать плотника и сказал ему: "Сделай для него деревянную куклу". — "А что ты будешь с ней делать?" — спросил Бедр-ад-дин-Хасан. "Я повешу тебя на кукле и прибью тебя к ней гвоздями и повезу тебя по всему городу", — отвечал везирь. И Бедр-ад-дин воскликнул: "За что ты со мной это сделаешь?" — "За то, что ты скверно сварил гранатные зернышки, — сказал везирь. — Как мог ты их так сварить, что в них недоставало перцу?" — "И за то, что в них не хватало перцу, ты со мной все это делаешь! — воскликнул Бедр-ад-дин. — Недостаточно тебе было меня заточить! И кормили-то вы меня раз в день!" — "Не хватало перцу, и нет для тебя наказания, кроме смерти!" — сказал везирь. И Бедр-ад-дин изумился и опечалился о самом себе.

"0 чем ты думаешь?" — спросил его везирь. "О бестолковых умах, подобных твоему, — отвечал Бедр-ад-дин. — Будь у тебя разум, ты бы не сделал со мною этих дел". — "Нам надо тебя помучить, чтобы ты больше не делал подобного этому", — сказал везирь, а Бедр-ад-дин Хасан возразил: "Поистине, ничтожнейшее из того, что ты со мной сделал, достаточно меня измучило!" Но везирь воскликнул: "Тебя непременно надо повесить!" А в это время плотник готовил куклу, а Бедр-ад-дин смотрел. И так продолжалось, пока не подошла ночь, и тогда дядя Бедр-ад-дина взял его и бросил в сундук и сказал: "Это будет завтра!"

И он подождал, пока не убедился, что Бедр-ад-дин заснул, и, сев на коня, взял сундук, поставил его перед собою и въехал в город, и ехал, пока не прибыл к своему дому, и тогда он сказал своей дочери, Ситт-аль-Хусн: "Слава Аллаху, который соединил тебя с сыном твоего дяди! Поднимайся, убери комнату так, как она была убрана в вечер смотрин".

И она встала и зажгла свечи, а везирь вынул исчерченную бумажку, на которой он нарисовал расположение комнаты, и они поставили все на место, так что видевший не усомнился бы, что это та же самая ночь смотрин.

И после этого везирь приказал положить тюрбан Бедр-ад-дина Хасана на то же место, куда он положил его своей рукой, а также его шальвары и кошель, который был под тюфяком, а затем он велел своей дочери раздеться, так же как в ночь смотрин, и сказал: "Когда войдет сын твоего дяди, скажи ему: "Ты заставил меня ждать, уйдя в покой уединения!" И пусть он с тобой переночует до утра, а тогда мы ему покажем записанные числа".

Потом везирь вынул Бедр-ад-дина из сундука, раньше сняв с его ног оковы и освободив его от того, что на нем было, так что он остался в тонкой ночной рубашке, без шальвар (а он спал, ничего не зная).

И по предопределенному велению Бедр-ад-дин перевернулся и проснулся и увидел себя в освещенном проходе и сказал себе: "Это спутанные грезы!"

И он встал и прошел немного до второй двери и посмотрел, — и вдруг, оказывается, он в той комнате, где перед ним открывали невесту, и видит балдахин, и скамеечку, и свой тюрбан, и вещи.

И, увидя это, Бедр-ад-дин оторопел и стал переступать с ноги на ногу и воскликнул: "Сплю я или бодрствую?"

И он принялся тереть себе лоб и с изумлением говорил: "Клянусь Аллахом, это помещение невесты, где ее открывали для меня! Где же я? Я ведь был в сундуке!"

И пока он говорил сам с собою, Ситт-аль-Хусн вдруг подняла край полога и сказала: "О господин мой, не войдешь ли ты? Ты задержался в покое уединения". И когда Бедр-ад-дин услышал ее слова и увидел ее, он рассмеялся и сказал: "Поистине, это спутанные грезы!"

Потом он вошел и стал вздыхать, размышляя о том, что случилось, и не зная, что думать, и все происшедшее стало ему неясно, когда он увидел свой тюрбан и шальвары и кошель, в котором была тысяча динаров.

"Аллах лучше знает! Это спутанные грезы!" — воскликнул он. И тогда Ситт-аль-Хусн сказала ему: "Что это, ты, я вижу, смущен и удивлен? Не таким ты был в начале ночи!" И Бедр-ад-дин засмеялся и спросил: "Сколько времени меня с тобою не было?" И она воскликнула: "Спаси тебя Аллах! Имя Аллаха вокруг тебя! Ты только вышел за нуждою и возвращаешься. Ты потерял ум!"

И Бедр-ад-дин, услышав это, засмеялся и сказал: "Ты права! Но когда я вышел от тебя, я Забылся в домике с водой и видел во сне, что я сделался поваром в Дамаске и прожил там десять лет, и будто ко мне пришел кто-то из детей вельможи и с ним был евнух…"

И тут Бедр-ад-дин Хасан пощупал рукой лоб и, найдя на нем след удара, воскликнул: "Клянусь Аллахом, о госпожа моя, это как будто правда, так как он ударил меня по лбу и ранил меня. Похоже, что это наяву было!"

Потом он сказал: "Когда мы обнялись и заснули, мне приснилось, будто я отправился в Дамаск без тюрбана и без шальвар и сделался поваром…" И он простоял некоторое время растерянный и сказал: "Я как будто видел, что я сварил гранатных зернышек, в которых было мало перцу… Клянусь Аллахом, я, наверно, заснул в комнате с водой и видел все это во сне!.." — "Заклинаю тебя Аллахом, что ты еще видел во сне, кроме этого?" — спросила Ситт-аль-Хусн; и Бедр-ад-дин Хасан рассказал ей и добавил: "Клянусь Аллахом, если бы я не проснулся, они бы, наверное, распяли меня на деревянной кукле!" — "За что же?" — спросила Ситт-аль-Хусн. "За недостаток перца в гранатных зернышках, — ответил Бедр-ад-дин. — Они как будто разрушили мою лавку, разбили всю мою посуду и положили меня в сундук, а потом привели плотника, чтобы сделать для меня виселицу, так как они хотели меня повесить. Слава же Аллаху за то, что все это случилось со мною во сне, а не произошло наяву!"

И Ситт-аль-Хусн засмеялась и прижала его к своей груди, и он тоже прижал ее к груди, а после, подумав, сказал: "Клянусь Аллахом, похоже на то, что это было несомненно наяву! Не знаю, в чем тут дело!"

И он заснул, недоумевая о своем деле, и то говорил: "Я грезил", то говорил: "Я бодрствовал", — и так продолжалось до утра, когда к нему вошел его дядя, Шамс-ад-дин, везирь, и поздоровался с ним.