Коллектив авторов - 100 сказок народов мира Страница 46

И сожженный солнцем, и обмерзший, и израненный, не похожий на себя.

Среди покрытых вечным снегом полей. Там царила вечная ночь.

И только звезды горели над ледяной пустыней. Среди снежного поля, закутанный в меха, сидел, весь дрожа, перед костром человек и грелся.

Он был так погружен в свои думы, что не заметил, как подошел Мустафа, как Мустафа сел к костру и стал греться.

– О чем ты думаешь? – спросил, наконец, Мустафа, прерывая молчание человека, закутанного в меха.

И странно прозвучали слова в ледяной пустыне, где молчало все от сотворения мира.

Человек, закутанный в меха, вздрогнул, словно проснувшись от сна, и сказал:

– Я думаю: есть ли что-нибудь там…

Он указал на небо:

– За звездами!

– Если там нет ничего, – продолжал закутанный в меха человек, словно рассуждая сам с собой, – то как же я глупо провожу свою жизнь! Часто мне хочется сделать это или то, – но меня останавливает мысль: а вдруг «там» есть? И я отказываюсь от того, что доставило бы мне удовольствие. Каждый день я трачу два часа на молитву, и плачу, и рыдаю, и сердце мое бьется так, как не бьется больше никогда. И вдруг там ничего нет? Мне жаль не истраченного времени. Мне жаль даром пролитых слез, мне жаль биений моего сердца. Этим слезам и этому биению сердца нашлось бы лучше место на земле.

И человека, закутанного в меха, передернуло от негодования и отвращения при мысли:

– А вдруг там ничего нет?

– А если там есть?

И его передернуло от ужаса:

– Тогда, как ужасно я провожу свою жизнь! Только два часа в день я делаю то, что нужно делать. Если здесь не кончается все, и жизнь только начинается там? Тогда на что, на какой вздор, на какой ничтожный, бессмысленный вздор трачу я все остальные часы моей жизни!

И при свете костра, словно освещенное здесь на земле пламенем ада, увидел Мустафа искаженное от нестерпимой муки лицо человека, который смотрел на звезды со стоном:

– Что же есть истина? Есть ли что-нибудь там?

И звезды молчали.

И так страшен был этот стон, и так страшно было это молчание, что дикие звери, глаза которых, словно искры, горели во тьме, дикие звери, прибежавшие на звук голосов, поджали хвосты и в ужасе отошли.

С глазами, полными слез, Мустафа обнял человека с лицом, искаженным страданием:

– Брат мой! Мы страдаем одной болезнью! Пусть твое сердце слушает биение моего. Они говорят одно и то же.

И сказав это, Мустафа с изумлением отступил от человека.

– Я прошел вселенную, чтоб увидеть самого далекого от меня человека, – а нашел брата, почти что самого себя!

И Мустафа с грустью спрятал драгоценный перстень, который хотел уже было надеть на палец человека, сидевшего перед костром среди ледяной пустыни.

– Куда ж еще идти? – подумал Мустафа. – На звезды я не знаю пути!

И решил вернуться домой.

Жена встретила его криками радости:

– Мы уж думали, что ты погиб! Скажи же, какие дела завлекли тебя так далеко от дома?

– Я хотел узнать, что такое истина.

– А зачем тебе это нужно?

Мустафа с изумлением взглянул на жену. Он рассказал ей о встрече с дервишем и показал драгоценный камень.

Жена чуть не лишилась чувств:

– Какие камни! Она всплеснула руками:

– И эту вещь ты хотел отдать?

– Самому далекому от меня человеку.

Лицо жены пошло пятнами.

Она схватилась за голову и завопила таким голосом, какого еще никогда не слыхал от нее Мустафа:

– Видели вы дурака? Он получает драгоценнейший перстень! Камни, которым нет цены! И вместо того, чтобы подарить своей жене, тащится через весь свет, чтобы бросить этакое сокровище – кому? Самому далекому от него человеку! Словно камнем в чужую собаку! Зачем небо создало такого дурака, если не затем, чтоб наказать его жену?! Горе мне! Горе!

И вдруг Мустафа увидел, что между ними расстояние больше, чем до самой маленькой звезды, которая едва видна.

Мустафа с улыбкой подал жене драгоценный перстень дервиша и сказал:

– Да. Ты права.

И весь день ходил, улыбаясь. И записал:

«Истина – это наш затылок. Здесь, около. А мы не видим».

Мустафа потом получил блаженство на небе.

Но не на земле.

ХАЛИФ ОМЭР И СУЛТАН КЕРИМ

Халиф Омэр был справедлив.

Да будет благословен всемогущий, посылающий блеск алмазам, запах цветам и справедливость властителям!

Халиф Омэр был справедлив.

Однажды он ехал в Багдад со своим рабом на двух молодых верблюдах.

Дорогою один верблюд заболел и пал.

Халиф воскликнул:

– Что нам делать?

Оставшийся верблюд был слишком молод и слаб, чтобы на нем ехать вдвоем.

До Багдада было слишком далеко, чтобы раб мог добежать за верблюдом живой.

Халиф сказал:

– Делать нечего. Сделаем так: будем ехать по перегону. Один перегон ты поедешь на верблюде, другой – я.

Один перегон халиф сидел на верблюде, и раб бежал за ним. Другой перегон ехал раб, и халиф бежал за верблюдом по жаре, по пыльной дороге.

Случилось так, что последний перегон пришелся в очередь раба.

Раб ни за что не хотел сесть на верблюда:

– Как? Я, раб, въеду в Багдад верхом? А тень аллаха будет бежать за мной, как моя тень?

Но халиф сказал ему:

– Что делать? Так пришлось! Ты имеешь право ехать, – и было бы несправедливо лишить тебя твоего права!

Халиф приказал рабу сесть.

Раб повиновался.

И они въехали в Багдад – на изумление всему народу: раб на верблюде, халиф бежал за ним, усталый, покрытый потом и пылью.

Военачальники и приближенные пришли в ужас:

– Не оставил ли разум великого халифа и не унесся ли к престолу всевышнего, покинув на земле тело, лишенное рассудка?

Но халиф объяснил им, в чем дело, и сказал:

– Было бы несправедливо заставить раба бежать два перегона?

Тогда народ в восторге кинулся к халифу, и каждый хотел поцеловать святую пыль его одежды.

И справедливость Омэра перешла в века.

И имя «Омэр» стало значить:

– Справедливость.

Народ нарек Омэра Справедливым. Халиф Омэр был справедлив.

Султан Керим был благочестив.

Любимым занятием его было слушать рассказы о великих людях, которые сделались угодны аллаху и приятны людям своими доблестями.

Он хотел быть также угоден аллаху и радостен людям. И хотел, чтобы имя его также сохранилось и перешло в века и благоухало каким-нибудь лестным прозвищем. Он горел желанием подражать примеру великих людей.

И среди них халиф Омэр Справедливый был для него, как солнце для нас.

Так летом, когда еще горит и сверкает солнце, спускаясь к закату, луна зачем-то торопится выйти на небо. И мы не видим ее света при ярком свете солнца. И бледный серп ее кажется маленьким, легким облачком на голубом небе.

Так меркли все халифы и султаны пред Омаром Справедливым в глазах Керима.

Однажды султану случилось ехать в Багдад. Султан с женою ехали на верблюде. Раб еле поспевал за ними верхом на осле. Осел не выдержал и пал в трех перегонах от Багдада.

Керим вспомнил про Омэра и возблагодарил всемогущего.

– Да будет благословен аллах, посылающий слуге своему возможность прославиться на веки веков!

Он рассчитал и приказал рабу сесть на верблюда.

– Мы побежим по перегону каждый!

Раб рассчитал и сказал:

– Если ты уж так милостив даже к рабу, – позволь мне сделать на верблюде второй перегон! Таким образом ты въедешь в Багдад, как подобает султану. А я войду, как подобает рабу.

Но Керим крикнул на раба:

– Делай свое дело: повинуйся!

И раб повиновался.

Раб проехал первый перегон, пробежал второй, и когда настал третий, султан Керим сошел на землю и приказал рабу:

– Во имя справедливости, садись на верблюда!

Но тут жена Керима, до сих пор сидевшая молча и думавшая о нарядах, заплакала и сказала:

– Как? Ты хочешь подвергнуть меня еще неслыханному унижению? Чтобы жена султана сидела на верблюде рядом с рабом, как жена раба?

Керим нахмурился:

– Так требует справедливость!

– Хороша справедливость! – воскликнула, вся в слезах, жена. Хороша справедливость, заставляющая заботиться о рабах и не думать о близких! Ты имеешь столько же понятия о справедливости, сколько я о коране, которого никогда не читала! Хороша справедливость: подвергать унижению женщину, которая ничем его не заслужила!

– Но халиф Омэр, которого прозвали за это Справедливым! – в отчаянии воскликнул Керим.

– Я знаю этот рассказ! – ответила женщина.

– Но халиф Омэр был один! С ним не было жены! Он никого не заставил страдать!

И Керим сказал себе:

– Женщина права. Несправедливо заставлять раба бежать два перегона. Но еще несправедливее оскорблять женщину, когда она еще этого не заслужила!

Он сел на верблюда рядом с женою и приказал рабу бежать сзади.

Так, как подобает султану, они въехали в Багдад. И никто не обратил на их въезд никакого внимания. Некоторые только заметили:

– Султан мог бы иметь платье и почище. Он сидит на верблюде, а весь в пыли. Человек должен соблюдать чистоту. Это противно святому закону.