Константин Ушинский - Сказки русских писателей Страница 5

Ну-с, так вот что! Раз Данило

(В праздник, помнится, то было),

Натянувшись зельно[8] пьян,

Затащился в балаган.

Что ж он видит? – Прекрасивых

Двух коней золотогривых

Да игрушечку-конька

Ростом только в три вершка,

На спине с двумя горбами

Да с аршинными ушами.

«Хм! Теперь-то я узнал,

Для чего здесь дурень спал!» —

Говорит себе Данило…

Чудо разом хмель посбило;

Вот Данило в дом бежит

И Гавриле говорит:

«Посмотри, каких красивых

Двух коней золотогривых

Наш дурак себе достал:

Ты и слыхом не слыхал».

И Данило да Гаврило,

Что в ногах их мочи было,

По крапиве прямиком

Так и дуют босиком.

Спотыкнувшися три раза,

Починивши оба глаза,

Потирая здесь и там,

Входят братья к двум коням.

Кони ржали и храпели,

Очи яхонтом горели;

В мелки кольца завитой,

Хвост струился золотой,

И алмазные копыты

Крупным жемчугом обиты.

Любо-дорого смотреть!

Лишь царю б на них сидеть!

Братья так на них смотрели,

Что чуть-чуть не окривели.

«Где он это их достал? —

Старший среднему сказал. —

Но давно уж речь ведётся,

Что лишь дурням клад даётся,

Ты ж хоть лоб себе разбей,

Так не выбьешь двух рублей.

Ну, Гаврило, в ту седмицу[9]

Отведём-ка их в столицу;

Там боярам продадим,

Деньги ровно поделим.

А с деньжонками, сам знаешь,

И попьёшь и погуляешь,

Только хлопни по мешку.

А благому дураку

Недостанет ведь догадки,

Где гостят его лошадки;

Пусть их ищет там и сям.

Ну, приятель, по рукам!»

Братья разом согласились,

Обнялись, перекрестились

И вернулися домой,

Говоря промеж собой

Про коней и про пирушку

И про чу́дную зверушку.

Время катит чередом,

Час за часом, день за днём.

И на первую седмицу

Братья едут в град-столицу,

Чтоб товар свой там продать

И на пристани узнать,

Не пришли ли с кораблями

Немцы в город за холстами

И нейдёт ли царь Салтан

Басурманить христиан?

Вот иконам помолились,

У отца благословились,

Взяли двух коней тайком

И отправились тишком.

Вечер к ночи пробирался;

На ночлег Иван собрался;

Вдоль по улице идёт,

Ест краюшку да поёт.

Вот он поля достигает,

Руки в боки подпирает

И с прискочкой, словно пан,

Боком входит в балаган.

Всё по-прежнему стояло,

Но коней как не бывало;

Лишь игрушка-горбунок

У его вертелся ног,

Хлопал с радости ушами

Да приплясывал ногами.

Как завоет тут Иван,

Опершись о балаган:

«Ой вы, кони буры-сивы,

Добры кони златогривы!

Я ль вас, други, не ласкал,

Да какой вас чёрт украл?

Чтоб пропасть ему, собаке!

Чтоб издохнуть в буераке[10]!

Чтоб ему на том свету

Провалиться на мосту!

Ой вы, кони буры-сивы,

Добры кони златогривы!»

Тут конёк ему заржал.

«Не тужи, Иван, – сказал, —

Велика беда, не спорю,

Но могу помочь я горю.

Ты на чёрта не клепли[11]:

Братья коников свели.

Ну, да что болтать пустое,

Будь, Иванушка, в покое.

На меня скорей садись,

Только знай себе держись;

Я хоть росту небольшого,

Да сменю коня другого:

Как пущусь да побегу,

Так и беса настигу[12]».

Тут конёк пред ним ложится;

На конька Иван садится,

Уши в загреби[13] берёт,

Что есть мочушки ревёт.

Горбунок-конёк встряхнулся,

Встал на лапки, встрепенулся,

Хлопнул гривкой, захрапел

И стрелою полетел;

Только пыльными клубами

Вихорь вился под ногами.

И в два мига, коль не в миг,

Наш Иван воров настиг.

Братья, то есть, испугались,

Зачесались и замялись.

А Иван им стал кричать:

«Стыдно, братья, воровать!

Хоть Ивана вы умнее,

Да Иван-то вас честнее:

Он у вас коней не крал».

Старший, корчась, тут сказал:

«Дорогой наш брат Иваша,

Что переться[14] – дело наше!

Но возьми же ты в расчёт

Некорыстный наш живот[15].

Сколь пшеницы мы ни сеем,

Чуть насущный хлеб имеем.

А коли неурожай,

Так хоть в петлю полезай!

Вот в такой большой печали

Мы с Гаврилой толковали

Всю намеднишнюю ночь —

Чем бы горюшку помочь?

Так и этак мы вершили,

Наконец вот так решили:

Чтоб продать твоих коньков

Хоть за тысячу рублёв.

А в спасибо, молвить к слову,

Привезти тебе обнову —

Красну шапку с позвонком

Да сапожки с каблучком.

Да к тому ж старик неможет[16],

Работать уже не может;

А ведь надо ж мыкать век, —

Сам ты умный человек!» —

«Ну, коль этак, так ступайте, —

Говорит Иван, – продайте

Златогривых два коня,

Да возьмите ж и меня».

Братья больно покосились,

Да нельзя же! согласились.

Стало нá небе темнеть;

Воздух начал холодеть;

Вот, чтоб им не заблудиться,

Решено остановиться.

Под навесами ветвей

Привязали всех коней,

Принесли с естным[17] лукошко,

Опохмелились немножко

И пошли, что боже даст,

Кто во что из них горазд.

Вот Данило вдруг приметил,

Что огонь вдали засветил.

На Гаврилу он взглянул,

Левым глазом подмигнул

И прикашлянул легонько,

Указав огонь тихонько;

Тот в затылке почесал,

«Эх, как тёмно! – он сказал. —

Хоть бы месяц этак в шутку

К нам проглянул на минутку,

Всё бы легче. А теперь,

Право, хуже мы тетерь…

Да постой-ка… мне сдаётся,

Что дымок там светлый вьётся…

Видишь, эвон!.. Так и есть!..

Вот бы курево[18] развесть!

Чудо было б!.. А послушай,

Побегай-ка, брат Ванюша!

А, признаться, у меня

Ни огнива, ни кремня».

Сам же думает Данило:

«Чтоб тебя там задавило!»

А Гаврило говорит:

«Кто-петь[19] знает, что горит!

Коль станичники[20] пристали —

Поминай его, как звали!»

Всё пустяк для дурака.

Он садится на конька,

Бьёт в круты бока ногами,

Теребит его руками,

Изо всех горланит сил…

Конь взвился, и след простыл.

«Буди с нами крестна сила! —

Закричал тогда Гаврило,

Оградясь крестом святым. —

Что за бес такой под ним!»

Огонёк горит светлее,

Горбунок бежит скорее.

Вот уж он перед огнём.

Светит поле словно днём;

Чудный свет кругом струится,

Но не греет, не дымится.

Диву дался тут Иван.

«Что, – сказал он, – за шайтан!

Шапок с пять найдётся свету,

А тепла и дыму нету;

Эко чудо-огонёк!»

Говорит ему конёк:

«Вот уж есть чему дивиться!

Тут лежит перо Жар-птицы,

Но для счастья своего

Не бери себе его.

Много, много непокою

Принесёт оно с собою». —

«Говори ты! Как не так!» —

Про себя ворчит дурак;

И, подняв перо Жар-птицы,

Завернул его в тряпицы,

Тряпки в шапку положил

И конька поворотил.

Вот он к братьям приезжает

И на спрос их отвечает:

«Как туда я доскакал,

Пень горелый увидал;

Уж над ним я бился, бился,

Так что чуть не надсадился;

Раздувал его я с час —

Нет ведь, чёрт возьми, угас!»

Братья целу ночь не спали,

Над Иваном хохотали;

А Иван под воз присел,

Вплоть до утра прохрапел.

Тут коней они впрягали

И в столицу приезжали,

Становились в конный ряд,

Супротив больших палат.

В той столице был обычай:

Коль не скажет городничий[21] —

Ничего не покупать,

Ничего не продавать.

Вот обедня наступает;

Городничий выезжает

В туфлях, в шапке меховой,

С сотней стражи городской.

Рядом едет с ним глашатый,

Длинноусый, бородатый;

Он в злату трубу трубит,

Громким голосом кричит:

«Гости![22] Лавки отпирайте,

Покупайте, продавайте.

А надсмотрщикам сидеть

Подле лавок и смотреть,

Чтобы не было содому[23],

Ни давежа[24], ни погрому,

И чтобы никой урод

Не обманывал народ!»

Гости лавки отпирают,

Люд крещёный закликают:

«Эй, честны́е господа,

К нам пожалуйте сюда!

Как у нас ли тары-бары,

Всяки разные товары!»

Покупальщики идут,

У гостей товар берут;

Гости денежки считают

Да надсмотрщикам мигают.

Между тем градскóй отряд

Приезжает в конный ряд;

Смотрит – давка от народу.

Нет ни выходу ни входу;

Так кишмя вот и кишат,

И смеются, и кричат.

Городничий удивился,

Что народ развеселился,

И приказ отряду дал,

Чтоб дорогу прочищал.

«Эй вы, черти босоноги!

Прочь с дороги! прочь с дороги!»

Закричали усачи

И ударили в бичи.

Тут народ зашевелился,

Шапки снял и расступился.