Радка Александрова - Орешек Страница 5

Я запрыгал вслед за веселой обезьянкой, но это было не легко. Вдруг начался ливень. Он плотной пеленой покрыл все вокруг. Потом пелена рассеялась; небо после дождя показалось еще синее, солнце — ярче, листья деревьев — зеленее. Обезьянка пальцами пригладила свою мокрую шерстку и указала на огромное дерево, которое чуть ли не упиралось в небо.

— Только тут ты и найдешь вожака перелетных птиц. Я бы осталась с тобой, но не могу усидеть на одном месте. Не сердись на меня, хорошо?

— Я и не думаю сердиться! — ответил я и от всего сердца поблагодарил обезьянку.

— Тогда прощай! — Обезьянка несколько раз перекувырнулась и, с невероятной быстротой взобравшись по гладкому стволу на высокое дерево, исчезла в его густой листве.

Я устроился под деревом и стал ждать вожака перелетных птиц. Меня так и подмывало заглянуть в зеркальце и узнать, куда отвели Красношейку, но я удерживался, помня, что больше двух раз зеркальце мне ничего не покажет. Я стал повторять про себя те слова, которыми собирался рассказать вожаку о наших бедах. Повторяя эти слова, я не сводил глаз с неба. Вожак не заставил себя долго ждать. Я издалека узнал его по стремительному полету, но не был уверен, узнает ли он меня. Когда он опустился на дерево, я набрался смелости и окликнул его.

— Никак, Орешек у меня в гостях?! — Вожак даже клюв раскрыл от удивления. — Как же ты сюда добрался? Просто не верится!

— Нужно было, и добрался, — скромно ответил я.

— Неужели ты один прилетел? — все еще не верил вожак.

— Меня сюда привел луч от стеклышка моего приятеля Жука, — с гордостью заявил я.

— Уж не приключилась ли с вами какая-нибудь беда?

Я печально вздохнул.

— Говори! — строго приказал вожак.

— Беда неслыханная!.. — И я рассказал вожаку обо всем, что с нами стряслось.

Вожак птиц долго молчал.

— Государь именно так и спросил, — повторил я: — Кто, мол, из вас так обидел птиц, что они без спросу улетели из моей страны?

— Уж не у него ли нам нужно было отпрашиваться? — сердито воскликнул вожак. — Неужели не нашлось никого, кто бы объяснил ему, что мы ни у кого никогда не спрашиваем разрешения, когда настанет пора улетать!

— Как не найтись! Но смельчаки поплатились за это своей свободой. Сейчас и Олень, и Лебедь, и Красношейка заперты в мрачном подземелье, и никто не может им помочь. Вот я и прошу тебя собрать птиц и обдумать, как освободить невинных.

Долго думал вожак. Потом, встрепенувшись, сказал:

— Раз государь не поверил Оленю, он и нам не поверит. Нужно придумать что-нибудь другое… Ты сейчас отдыхай с дороги, а там видно будет, утро вечера мудренее — что-нибудь да придумаем…

Вожак улетел, а я спрятался в листве и закрыл глаза.

Рано утром меня потревожил яркий оранжевый свет. Я было подумал, что это встало солнце, но, открыв глаза, увидел, что среди поляны разложен большущий костер. Со всех сторон слетались к нему сотни, тысячи птиц — их было так много, что все небо буквально почернело. Одна за другой снижались они над костром и бросали в огонь сухие ветки, принесенные ими в клювах. Но что это был за костер, почему птицы поддерживали огонь?..

Языки пламени поднялись высоко в небо, когда прилетел вожак перелетных птиц. Устремив взгляд на костер, он медленно проговорил:

— Костер будет гореть три дня и три ночи. А на четвертый день утром каждая птица возьмет в клюв по горящей лучинке, и мы полетим к черному дворцу. Мы подожжем его со всех четырех сторон. И вместе с ним сгорит неправда. Но без жертв не обойтись. За солнечным лесом раскинулись обширные ледяные поля, там налетят на нас злые вихри. Десятки, сотни крыльев будут переломаны, десятки, сотни глаз ослепнут от безутешных слез, десятки, сотни из нас испустят последний вздох…

Я смотрел на величественный костер, любовался силой и красотой подлетающих птиц. Но когда я представил себе ледяные поля и безжалостные зимние вихри, которые отнимут столько жизней, меня охватили тоска и гнев, боль и стыд. Я приблизился к вожаку и тихо спросил:

— А нет ли другого выхода? Зачем погибать невинным птицам?

Вместо ответа вожак повторил торжественным голосом:

— Три дня и три ночи будет гореть костер, а на четвертый день утром мы вылетим.

Я заплакал. Чтобы никто не увидел моих слез, я спрятался за деревом и припал к земле. И тут я выронил зеркальце. Оно блеснуло, как монетка, среди травы, как бы приглашая меня: посмотри! Посмотри!

Требуй от меня всего, что угодно, государь… Но вышить оружие светом звезд? О нет, не могу…

Я все еще не осмеливался глянуть в зеркальце и только шептал умоляюще: «Зеркальце ты мое волшебное, сделай так, чтоб я увидел живой мою Красношейку! Сделай так, чтобы все в подземелье продержались еще три дня и три ночи, дождались бы прилета птиц!..» Тогда Красношейка снова поселится в своем домике среди белых берез, и сшитые ею платья доставят много радости ее подружкам; тогда и Олень поднимет свою гордую голову, и его голос, подобный фанфарам, снова пронесется по лесам…

Наконец я набрался смелости. Сначала открыл один глаз, потом другой. Поверхность зеркала сперва замутилась, а после стала медленно проясняться. «Она жива, жива! — вдруг вскричал я. — Вот ее фонарик!»

Красношейка стояла перед троном государя, ее сторожили шакалы. Перед тем как заговорить с ней, государь подошел к окну и выглянул во двор. Сильный ветер сгибал ветви деревьев. Государь заткнул уши и поспешил вернуться к уставленному яствами столу.

— Терпеть не могу, когда ветер так воет! Хоть бы кто остановил его… Посланные за Орешком вернулись? — обратился он к шакалам.

— Нет еще, государь!

— Проверьте!

Шакалы торопливо вышли. Государь окинул Красношейку безразличным холодным взглядом, будто видел ее впервые, и сказал:

— Орешку была отведена лучшая комната во дворце, ему дали дорогие материи, золотые иглы, наперсток, усыпанный драгоценными камнями, мотки золотых и серебряных ниток, ему бы гордиться тем, что он шьет на меня, а он взял и сбежал! Но его все равно скоро поймают, и тогда я лично предам его казни!

Красношейка задрожала.

— Со мной шутки плохи! — с самодовольным видом добавил государь и прошелся по залу. — Теперь ты, Красношейка, будешь шить на меня… Я не хочу тебя пугать, но знай, что у тебя под окном будут дежурить четыре нетопыря с острыми, как шила зубами, а у дверей — несметное количество шакалов.

В это время в дверях боязливо показались головы двух шакалов.

— Мы обежали весь дворец, государь, но посланцы еще не вернулись. Только ветер продолжает дуть изо всех сил, он и гостей привел — тройку снежинок…

— Впустите гостей, пусть согреются.

Радуясь тому, что государь на них не разгневался, шакалы подбежали к окну и распахнули его. Проворные снежинки влетели и, повертевшись в воздухе, опустились на пол. Мгновение спустя они растаяли, и на узорном ковре даже пятнышка от них не осталось.

Красношейка, не отрываясь, смотрела на то место, где только что белели три снежинки.

Вскоре шакалы опять вернулись. Перепуганные донельзя, они застыли в молчаливом поклоне.

— Вы что, онемели? — прикрикнул на них государь. — Докладывайте!

— Преследователи возвратились, государь. Большая неприятность, государь!.. Торопливо забормотали шакалы. — Орешек улетел в солнечный лес. Там он встретился с птицами, и они готовы тронуться в путь, принести в твои владения истину…

Государь долго сидел, морщась при каждом порыве ветра. Быть может, в диком вое ветра ему слышался свист крыльев, крики множества птиц, летящих к его дворцу…

Шакалы не смели шевельнуться. Наконец он отпустил их кивком головы, вышел на середину комнаты и стал разглядывать себя в большое хрустальное зеркало, стоявшее у стены.

— Приказываю тебе, — обратился он к Красношейке, — за три дня вышить на моем новом платье различное оружие! Чтобы были на нем острые сабли, боевые топоры, длинные мечи, отравленные стрелы, тяжелые палицы. И все это ты должна вышить светом звезд! Я встречу птиц в этом одеянии.

Красношейка упала на колени перед ним.

— Государь, требуйте от меня чего угодно, только не этого! Светом звезд вышить оружие? О нет, не могу…

— Такова моя воля!

— Приговори меня к смерти, государь, только не требуй выполнить твою волю! Это мое последнее слово!

— Шакалы! — закричал государь. — Уведите ослушницу из моих покоев и завтра утром сожгите ее на костре. Пусть все видят, как я караю непокорных!

Красношейка смиренно склонила голову. Волшебное зеркальце замутилось от ее слез, и некоторое время я ничего не видел. Мне хотелось крикнуть: «Согласись, Красношеечка! Через три дня птицы прилетят и спасут тебя!» Но кричать было бесполезно — она все равно не услышала бы меня. Я протер зеркальце крылом и снова увидел Красношейку: она стояла с закрытыми глазами и что-то шептала, может быть, это было ее последнее желание…