Василий Королив-Старый - Нечистая сила Страница 5

— Это — плохие звери! — говорил он детям. — Они только то и делают, что вредят людям. Да и чему удивляться, это же — нечистая сила!

А дети хоть и слушали, но не верили ни одному его слову. Они хорошо знали Хуху и сами убедились, что она милая, добрая и совсем безвредная. Видели, как сочувствовала Моховинка тем, кто попал в беду, как спасла их Лиску. Они не хотели верить словам злого старика, который говорил о том, чего сам не знал, а только слышал от других, таких же, как он, невежественных людей.

Напротив, дети очень жалели бедную Моховинку, всюду искали ее, звали, приносили ей самую вкусную еду. Но пища оставалась нетронутой. Хуха не отзывалась…

Раненая Моховинка тихо ждала под лавкой, пока кто-то не открыл дверь. Тогда она выскочила во двор. На минутку забежала в хлев, поблагодарила гостеприимных козочек за приют и ласку и, прихрамывая, отправилась в свой родной бор.

В лесу уже начинал таять снег, понемногу пригревало весеннее солнышко. Но теперь Моховинка уже не боялась холода, ведь она стала совсем взрослой. В лесу она нашла маленькую ямку под камнем, наскребла из-под снега мягкого мха и сделала себе временное жилище. Там она пробыла до самого лета, когда уже могла найти себе удобный дом.

Все Хухи-боровинки радовались ее возвращению. Они с удовольствием слушали ее увлекательные рассказы о том, как целую зиму она прожила с козами и людьми. И с того времени начали звать ее домовой Хухой, иди хроменькой Моховинкой.

Прошел целый год. В лесу снова выпало много снега. Но теперь Моховинка уже не боялась зимы. С помощью родных она построила себе хорошенький домик, натаскала полный чулан припасов: сушеных грибов, меда, вяленых ягод, кореньев, земляничного чая. И жилось ей очень хорошо. Днем она хлопотала по хозяйству, а по вечерам ходила в гости к подружкам. А еще она делала все, что Хухам поручали Мавки.

Как-то пришлось ей идти далеко, в другой конец леса на именины старого, мудрого и уважаемого всеми Хо Суковика. Было очень холодно. Разыгралась такая вьюга, что и света Божьего не увидишь. Моховинка неслась с холма на холм и уже добежала до середины леса, когда услышала вдруг стон. Прислушалась и поняла: стонет какой-то человек. Она метнулась в ту сторону и увидела в сугробе злого старика, почти полностью занесенного снегом. Рядом с ним лежала срубленная сосна. Он обессилел, закоченел и, чувствуя приближение конца, неистово молился.

— Господи! — стонал он. — Прости мне грехи мои тяжкие… Не дай умереть, не покаявшись…

И он начал перечислять все неправды и злодеяния, которые совершал в своей жизни.

— Клянусь, — говорил он, — если мне удастся спастись, то до самой смерти не сделаю ни одного дурного поступка. Не стану красть, браниться и никого, даже мухи, не обижу.

Жаль стало Моховинке старого, беспомощного деда. Забыла она и о том, как он разрушил ее дом и заставил скитаться по свету, как хотел убить ее топором и на всю жизнь сделал хромой. Поскорее помчалась она к Хо Суковику, зная, что встретит у него целое общество Хух. Там она рассказала об увиденном и попросила помочь. Ей не пришлось долго ждать, ведь у всех Хух доброе сердце. Они бросились к старику, который уже едва дышал. Одни прикрыли его со всех сторон своими теплыми шубками, другие разгребали лапками снег вокруг него.

Деду стало теплее. Он почувствовал, как застывшая было кровь снова заструилась по жилам. Потом протянул освободившуюся руку, ухватился за сучок, подтянулся и выдернул из сугроба сначала одну, g потом и другую ногу.

Радостный и счастливый вылез он из сугроба и встал на ноги.

Все вокруг было серым. Вьюжило так, что невозможно было догадаться, где — право, а где — лево… Старик постоял, а потом снова застонал.

— Что из того, что я выбрался из снега? Все равно в такой пурге не отыскать пути домой. Видно, суждено мне помереть, ведь некому показать мне дорогу!

Тогда перед ним появилась Хуха Моховинка.

— Хуха! — закричал он не своим голосом и, дрожа, стал искать топор.

Старик оступился и снова увяз в глубоком снегу. От страха он не мог сдвинуться с места. И тогда услышал тоненький голосочек:

— Да, я — Хуха! И даже та самая, у которой ты в прошлом году разрушил хатку, а потом в доме у добрых детей хотел убить меня топором…

Старик затрясся еще сильнее. Он был уверен, что теперь Хуха отомстит ему.

— Но ты не должен бояться меня! — продолжала Моховинка. — Знай, что никогда Хухи не вредят людям, а наоборот — очень часто им помогают. Мы — добрые и не помним зла. Это же мы, Хухи, помогли тебе выбраться из сугроба. А теперь я выведу тебя из лесу Ничего не бойся и ступай за мной.

Но дед все не двигался с места. У него дрожали губы, он стучал зубами и не мог вымолвить ни слова.

— Ну, не теряй же времени. Пойдем! — сказала ему Моховинка и потихоньку побежала вперед.

На опушке, откуда были видны мигающие сельских домах огоньки, Моховинка остановилась.

— Вот теперь я доберусь до дома! — радостно проговорил старик. — Как же мне тебя отблагодарить? — спросил он Xvxy.

— Хухи не нуждаются в благодарности. Делать добро — наш долг. Но в память об этом дне я прошу тебя вот о чем. Не забудь, что ты обещал, замерзая в сугробе. И еще: расскажи людям, что с тобой приключилось; А теперь будь здоров!

В тот же миг Моховинка исчезла, но она слышала, как старик от души благодарил ее.

Она поспешила туда, где собрались все Хухи и где ожидала ее веселая вечеринка у старика Хо.

А дед благополучно добрался до своего дома и с тех пор стал убеждать и детей, и взрослых, что не надо бояться маленьких, добрых и симпатичных Хух.

ПОТЕРЧАТА

Дьячиха Евпраксия хлопотала возле печи. Она сердилась. Ужин давно уже перестоял, пора бы и спать ложиться, а дьяка Аверки все нет и нет. А для хозяйки, нет ничего хуже, чем ждать кого-то, а он все не идет.

— Не иначе, как угодил в болото! — сказала дьячиха сама себе и от досады бросила в печь целую охапку дров.

Дрова громко зашипели и затрещали так, будто бы там, в печи, кто-то щелкал орехи. По окнам, полу и потолку бегали розовые зайчики. За печкой застрекотал сверчок, комната наполнилась теплом. Стало светло и весело. Большой кот поднялся с лежанки, сначала выгнулся дугой, а потом потянулся, вздохнул и взобрался на колени к дьячихе. Тут он так славно начал мурлыкать, что у дьячихи отлегло от души. Она засмотрелась на огонь, перепрыгивающий с одного полена на другое. Казалось, что кто-то цепляет к поленьям белые, синие, розовые и желтые клочки блестящего и трепещущего шелка. Она положила на стол руки, склонила на них голову, вздохнула разок-другой и задремала.

Ждал дьяка-хозяина и Домовой. Он привык к тому, что дьяк, как и сам Домовой, редко уходил из дому надолго. И еще Домовой любил старого хозяина за веселый нрав и говорливость. Если дьяк и бывал чем-то недоволен, то забавно пел тоненьким, словно у мальчика, голоском: «Трижды, Господи, помилуй!» — по три раза кряду.

«Ишь ты, попискивает, словно комарик!» — усмехался тогда Домовой, тая от удовольствия.

Теперь, он загрустил…

Дьяк Аверка вышел из дому еще на рассвете и отправился в соседнее село на Храм. Давно уж стемнело, во многих домах погасили свет и легли спать, а Аверки все не было и не было…

Домовой забрался на крышу дома и уселся на теплую печную трубу. Оттуда его приятно обдувало легким дымком березовых дров и вкусным запахом ужина. Он осмотрелся, выхватил искру из дымохода, раскурил трубочку и продолжал наблюдать.

— И правда, не провалился ли он, случаем, в болото? — подумал Домовой именно в тот момент, когда внизу, у печи, то же самое проговорила дьячиха Евпраксия.

Он ещё немного посидел на трубе, загасил трубочку, чтобы на соломенную стреху не упала ненароком искра, потом заглянул в трубу, хорошо ли там горит, и начал спускаться с крыши.

Как и всякий уважающий себя Домовой, он долго колебался, стоит ли ему уходить со двора? Все ждал, что вот-вот дьяк скрипнет калиткой. А тем временем заглянул в собачью конуру: не спит ли Бровка? Посмотрел, заперла ли Ведьма хлев с коровами, снял ведро со сруба, чтобы оно не упало в колодец. Домовой чувствовал, как с каждой минутой в сердце его растет тревога за хозяина. Тогда он решил, что о хозяйстве можно не беспокоиться, ведь в доме была рачительная хозяйка, а на дворе — Бровка, и быстро вышел за ворота.

Стояла поздняя осень. Ночь была чернее сажи. Небо затянуло плотным темным сукном, сквозь которое не пробивался свет ни от одной звезды.

Домовой по-деревенски нахлобучил шапку на уши и быстро зашагал навстречу хозяину к большому болоту У дороги…

А в это время дьяк Аверка, на славу повеселившись на Храмовом празднике и слегка на подпитии, вышел из соседнего села и подошел к болоту с другой стороны.