Уильям Николсон - Последнее пророчество Страница 54

– Я разведу костер.

Он принялся ворошить тлеющие угольки, вытаскивая не прогоревшие концы веток, и вот костер снова загорелся. В его мягком мерцающем свете стали видны остальные путники, вповалку лежащие на земле, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Глаза Мампо отыскали Кестрель – она лежала между братом и матерью, своей рукой сжимая руку Бомена.

– Ты все еще любишь ее, Мампо?

– Люблю, – просто ответил он.

– А если она умрет?

Мампо посмотрел на Пинто изумленно.

– Не говори так.

– Нет, ну а все-таки?

– Я не хочу об этом думать.

– Тогда ты забудешь ее и полюбишь какую-нибудь другую девушку. Обычно так и бывает.

– Послушай, никто не собирается умирать.

– Не будь таким глупым, Мампо. Все умрут.

– Это случится не скоро.

– Кесс умрет раньше меня, потому что она старше. И тогда ты станешь моим. Ты сможешь любить меня, когда состаришься.

– Ну, хорошо, – сказал Мампо, которого тронула горячая преданность девочки. – Я буду любить тебя, когда состарюсь.

Несколько секунд они сидели молча, разглядывая огонь. Затем чуткие уши Мампо услыхали звук, не похожий на треск горящего дерева. Кто-то приближался к костру.

Мампо прыжком вскочил на ноги и вытащил меч.

– Оставайся здесь! – скомандовал он.

Девочка вернулась к спящим родителям, а Мампо молча скользнул в темноту. Теперь и Пинто слышала шаги, но внезапная вспышка яркого пламени сделала ночь вокруг совершенно непроглядной. Девочка услышала, что шаги затихли. Затем раздался неясный гул голосов. Женских голосов. И вот Мампо возвратился в круг оранжевого света, отбрасываемого костром, а с ним шли две женщины – толстая и худая. Обе дрожали от холода и выглядели страшно напуганными. Мампо отвел их к костру.

Толстая сказала:

– Сюда, детка. Сейчас моя девочка согреется.

Худощавая не ответила ничего. Она просто присела к огню и опустила голову.

Мампо прошептал Пинто:

– Посмотри, найдется ли что-нибудь поесть.

Пинто кивнула и направилась к повозке. Она взяла два куска хлеба из их драгоценных запасов. Толстая женщина без слов взяла хлеб и предложила маленький кусочек своей спутнице. Та несколько мгновений подержала кусок в руке, а затем выронила на землю.

– Не делай так! – сказала Пинто смятенно. – У нас не хватит еды, чтобы прокормить всех.

Женщина вздохнула и обернулась к Пинто. Затем посмотрела на кусочек хлеба под ногами. Медленно подняла его с земли и протянула Пинто.

– Прости, – произнесла она тихо и печально.

– Ах, бесценная моя. – Толстуха зашлась рыданием. – Моя бесценная должна съесть хоть немного, иначе она умрет, и что тогда делать Ланки?

– Тише, – сказал Мампо.

Но было уже поздно. Рыдания Ланки разбудили Бомена. Он привстал, и его движение заставило проснуться Кестрель. Бомен удивленно уставился на освещенный светом костра призрак Йодиллы Сихараси. Все еще в свадебном платье, но уже без вуали, она смотрела на него с нежной грустью на прекрасном лице. Думая, что все это сон и сейчас он проснется, а видение улетит, Бомен протянул руку и произнес:

– Не уходи!

Кестрель встала и взволнованно воскликнула:

– Сирей!

– Ах, Кесс! – Наконец и Сирей залилась слезами, давно уже ждавшими выхода, и упала в объятия подруги.

– Тише, детка, – говорила Ланки, облегченно вздыхая. – Тише, вот твоя подруга, она все сделает как надо.

– Кто это? – тихо спросила Пинто у Мампо.

– Это принцесса, которая приехала в Доминат, чтобы выйти замуж.

Кестрель успокоила Сирей и заставила ее рассказать обо всем, что случилось.

– Зохон захватил папу и маму, он убивает всех и твердит, что собирается жениться на мне. Но я его ненавижу, я лучше уйду с тобой, потому что ты моя… – рыдания прервали ее речь, – ты моя… ты моя подруга.

– Сирей, – мягко проговорила Кестрель. – Ты не из нашего народа. Ты будешь чувствовать себя чужой среди нас. У нас нет принцесс, нет вуалей. Мы обычные люди.

– А я и хочу быть такой, как вы. Вот, смотри, я уже не ношу вуаль. Я позволила ему увидеть меня. – Сирей показала на Мампо. – Больше ни один мужчина не видел меня. Ах да, твой брат видел. – Йодилла обернулась и обнаружила, что Бомен пристально смотрит на нее. – Он думал, что я – просто служанка. И сейчас, наверное, так думает. Ланки, ты больше не будешь мне прислуживать. Мы с тобой становимся обычными людьми прямо сейчас. Ты можешь оставаться моей подругой.

Ланки смутилась.

– Я не знаю, как это – быть подругой. Я умею только служить.

Сирей все еще смотрела на Бомена.

– Ты не возражаешь, если мы пойдем с вами?

Бомен промолчал.

– Почему он не разговаривает со мной?

– Ты тут ни при чем, Сирей, – промолвила Кестрель. – Ему тяжело разговаривать после… после того, как он покинул дворец.

– Нет, это из-за меня. Он считает меня дурочкой. Но он же сказал, чтобы я не уходила. – Губы Сирей упрямо сжались, словно Бомен отрицал это. – Ты так сказал, и теперь я не уйду.

– Давай поговорим об этом утром, – сказала Кестрель. К Сирей уже вернулась решительность.

– Здесь не о чем говорить. Я пойду с вами и больше не буду принцессой, и любой может смотреть на меня, если захочет, пусть хоть все глаза проглядит. – Она обернулась к Пинто, которая действительно таращилась на нее во все глаза. – Даже маленькие девочки.

Пинто не испугалась.

– Я смотрю на того, на кого хочу.

– Я рада, что ты находишь меня интересной.

– Ты не интересная, – сказала Пинто. – Так, всего лишь красивая.

– Ах, ах! – воскликнула Сирей. – Ланки, ударь ее! Выколи ей глаза! Ах ты, маленькая злючка! Как ты смеешь так разговаривать со мной, я… я… нет, я уже не… Ах! Я не знаю, кто я теперь…

– Пошли, – ласково сказала Кестрель. – Ты можешь лечь рядом со мной, а Ланки будет спать с другой стороны. Хорошо, Ланки? Мы ляжем совсем близко от огня, так что не замерзнем.

Некоторое время спустя все с ворчанием устроились на земле, кроме Мампо, который настаивал на том, что должен и дальше сторожить, и Бомена, утверждавшего, что выспался.

Мампо испытывал перед Боменом легкое благоговение. Бо стал таким спокойным и серьезным. Они с Мампо были почти ровесниками, однако казалось, что Бомен гораздо старше. Как будто он возвратился из далекого путешествия, где узнал то, чего никто, кроме него, не знает. Мампо ни за что бы не решился расспрашивать друга, если бы сейчас, глубокой ночью, Бомен не заговорил сам.

– Ты помнишь Морах?

– Конечно. – Это было так давно, но он ничего не забыл.

– Морах не умерла. Морах никогда не умрет. – Бо помолчал, а затем спросил: – Ты ведь знал об этом, не так ли? Ты тоже чувствуешь это.

– Знал.

– Морах опять во мне, Мампо. Я сделал это, чтобы спасти Кесс.

– Спасти Кесс? Но я думал, что это я… – Мампо запнулся. Он ясно видел перед собой эту картину. Меч Ортиза опускается. Его собственный кулак завис в воздухе. – Я думал, что он собирается убить ее.

– Собирался.

– Тогда как?..

– Я во всем виноват. Я ничего не сделал.

Бомен замолчал, оставив Мампо в недоумении. Несколько секунд спустя брат Кестрель вновь заговорил.

– Если я должен буду уйти, ты присмотришь за Кесс?

– Разумеется. С радостью.

– Она считает, будто никто, кроме нее, не может помочь мне. И ей будет очень тяжело.

– Я буду заботиться о Кесс всю жизнь.

– Я знаю, ты любишь ее.

– Люблю. – Мампо наполнило простое счастье от возможности сказать это вслух. – Как ты считаешь, когда-нибудь, не сейчас, а когда все наши беды останутся позади, она сможет полюбить меня?

– Она и сейчас любит тебя.

– Я не о дружбе говорю.

Мгновение Бомен помедлил. Затем мягко произнес:

– Не думаю. Она вообще не собирается выходить замуж.

Мампо повесил голову. Он не стал спорить с Боменом. Мампо и сам слышал, как Кестрель много раз говорила об этом, еще в старые времена, в Араманте.

– Чего же она хочет, Бо?

– Думаю, она и сама пока не знает.

– А я знаю, чего хочу. Знаю так ясно, словно вижу перед глазами.

– И чего же ты хочешь, Мампо? – Бомен гладил кота, свернувшегося у него на коленях.

– Я хочу жениться. Хочу, чтобы у меня был дом с крыльцом. Еще я хочу сына. Чистенького и опрятного малыша, которого бы все любили. Он будет играть с друзьями, целый день смеяться и никогда не будет одинок.

В свете костра Бомен улыбнулся.

– И как же ты его назовешь?

– Сначала я хотел назвать его именем отца. А потом решил: своим собственным. Он будет Мампо Второй. Тогда можно будет сидеть летом на крыльце и слушать, как дети кричат: «Мампо, пошли играть! Мампо, мы тебя ждем! Мы без тебя не начнем, Мампо!»

– Хотелось бы, чтобы все мы дожили до этого дня, дружище.

В последовавшем затем молчании Дымок обратился к Бомену, зная, что Мампо не слышит его.

– Мальчик, – сказал кот.

– Да?

– Ты видел, как я сражался? Я ведь тоже сражался.

– Да, видел.

– И что, мальчик?