Оксана Иваненко - Сандалики, полная скорость! Страница 9

По холмам, по пригоркам, по долинам, по лугам шёл Ясь, и трава была под ногами мягкая и нежная, как волосы, вымытые дождевою водой.

На лугах паслись белые овечки и баранчики с задорными рожками. Их белые отары казались белыми облаками, что спустились на землю, а на синем, тоже словно умытом небе плыли настоящие белые облака, как отары овец. И вдруг баран-вожак начал взбрыкивать ногами — туда и сюда, сюда и туда. Ну, а овцы как овцы, конечно, гуртом за ним и заблеяли: «Бе-е-е».

Пастушки в широкополых соломенных шляпах-брылях испугались: что это с их отарою? Побежали догонять.

Но музыка была такая весёлая, что и сами пастухи не вытерпели — заплясали посреди дороги.

— Интересно ты играешь, — сказал Ясю один пастушок.

— Да, так-то ты всех овец кто знает куда заведёшь! — заметил второй.

— Лучше бы ты их домой отвёл, — засмеялся третий.

Заиграл Ясь по-другому, и пошла отара домой, к тем хатам, что белели далеко-далеко. Впереди круторогий баран-вожак отплясывает, за ним — овцы, дальше Ясь шагает и играет на скрипке, а за ним пастушки на дудочках изо всех сил подыгрывают. А у одного дудочки не было — так он прямо на губах музыку выводил.

В это время с другого поля возвращалась домой трактористка на тракторе. И до неё музыка долетела — стало весело и ей, и трактору. Поправила она цветастый платок на голове, да как завертит рулём, да как запоёт, а трактор вприпрыжку, вприпрыжку да так и помчался по улице.

В селе все уже вернулись с работы и теперь выбежали на улицу — поглядеть, что там за свадьба идёт.

А это возвращалась с пастбища отара; протанцевала она до самой кошары и, танцуя, вошла в неё.

— Ну хватит, а то не заснут наши овцы, — сказали пастушки.

— Не заснут? — усмехнулся Ясь и заиграл такую колыбельную, что не только все овцы, телята и жеребята сразу заснули, но и все грудные дети в своих колыбельках; и матери были удивлены, что им сегодня с ребятами не хлопотно.

Полюбился всем мальчик со скрипкой, и оставили его в селе.

Спозаранку Ясь выходил вместе со всеми на работу — в поле, на огороды или в сады.

А сады были огромные и пахучие от яблок. А яблоки такие большие, что и головы Яся не было видно, когда подносил он яблоко ко рту. Яблони приходилось подпирать жердями, потому что они так и гнулись под тяжестью плодов. И слышал Ясь, как вздыхали яблони, но довольно вздыхали, так же, как матери, что устанут иногда за день от своих детей, а всё же рады, что дети хорошие растут.

Вечером сорвут люди самые спелые яблоки и понесут на ужин. Ясь идёт, играя, а подсолнухи головы свои к нему поворачивают, как к солнцу, и люди, что с поля идут, подхватывают его песню и улыбаются ему. А Ясю странно: как же он раньше-то не видел, что у людей бывают такие хорошие глаза, такие ласковые улыбки?

И полетела по окрестным местам молва о диковинном мальчике с диковинной скрипкою да о том, что людям с ним живётся весело и работается споро и пшеницу они убрали раньше всех.

Как-то под вечер пришёл в село чужой парень. Никто не знал, откуда он, из какого села, но держался он так, словно и раньше тут жил, и приняли этого парня как полагается — гостеприимно. Остался он на несколько дней и обещал за это в работе помочь.

За ужином парень сидел налево от Яся, и Ясь заметил, что, когда он ел кашу, глаза у него посоловели, нижняя губа оттопырилась, и лицо стало глупое, тупое. Нет, не похож был этот парень на людей из села.

Когда ложились спать, улёгся парень около Яся с правой стороны.

Ясь долго ещё играл, а когда кончил, снова поглядел на парня и совсем его не узнал: он во сне всё время дико ощеривал зубы, а нос у него оказался крючковатый, как у ястреба.

Утром снова стал чужой вялым и ленивым, а когда Ясь неожиданно забрёл в конюшню, глаза чужого сверкали недобрым огнём и были не глупые, а злые. И так у него странно менялось лицо, что в первые дни Ясь прямо с толку сбился. Первый раз в жизни он видел, чтобы в одно и то же время правая и левая сторона одного лица были разные, а глаза смотрели бы сразу и прямо и по сторонам.

Ясю даже в голову не приходило, что другие ничего не замечают и что он всё видит потому, что доктор сделал ему большие глаза.

А парень с переменчивым лицом так и вертелся вокруг Яся.

Как-то пришёл он, а Ясь сидел под яблоней и играл.

Это было накануне того дня, когда должны были приехать гости из соседних сёл и их собирались угостить самыми вкусными яблоками и встретить самыми лучшими песнями. Вот Ясь и придумывал новую песню.

Неподалёку на поле работали люди.

— Ты хорошо играешь, — сказал парень с переменчивым лицом.

Он добро улыбался. На этот раз был он парень как парень.

— Очень хорошо, — повторил он. — Или это скрипка такая особенная?

Об этом никто ещё не спрашивал Яся, и он ответил простодушно:

— Да ведь это волшебная скрипка. Она может зачаровывать людей и зверей.

— Ах, вот почему здесь все так работают! — проговорил парень. — А кто дал тебе эту волшебную скрипку? — спросил он.

И Ясь рассказал о чудесном докторе.

— И ты на ней всё-всё можешь играть? — выпытывал парень.

— Всё! — сказал Ясь с гордостью.

— Так я бы на твоём месте так заиграл, чтобы все эти люди забыли о работе.

Ясь так и отпрянул от него.

— Или, знаешь, — продолжал парень, — лучше давай так играть, чтобы они работали, а мы — нет. Ведь были же времена, когда работали не все! А?

Ясь удивлённо и испуганно посмотрел на него, но парень говорил добродушно, будто ничего не замечая.

— Ты вот послушай, это совсем не так плохо. Была бы у меня такая волшебная скрипка, я стал бы самым богатым человеком на свете. Все кони были бы мои кони, все сады были бы мои сады, а все люди, которые так любят работать, работали бы на меня, всё бы делали, что я захочу. Вот послушай, заиграй-ка вот так!

И он засвистал. Ясь не мог разобрать, что такое он насвистывает, но заиграл то же самое на скрипке.

И какие-то ужасные, тупые звуки пошли из-под смычка, и так неспокойно стало и страшно.

Люди, которые работали в поле, остановились.

— Оx, o-ox, тяжко! — заговорили они.

Но отдых им не шёл впрок. Всё самое неприятное, что было у них в жизни, лезло в голову, не давало покоя. Стало душно и сумрачно, жутко и темно.

Встревожился Ясь и перестал играть.

— Ты что, рехнулся, что ли? Что это ты там такое завёл? — набросилась на него трактористка в цветастом платке. — Я из-за тебя чуть трактор не сломала!

Ясь хотел сказать про парня, но тот сидел с таким безразличным видом, что понял Ясь: никто не поверит, что парень виноват.

— Это само собой так получилось, — сказал Ясь.

Но он-то знал, что не «само собой».

Вечером все радостно хлопотали — шли последние приготовления к празднику Первого Хлеба.

А Ясь ходил задумчивый. Нет, среди людей было и легче, чем в лесу, и труднее. Людей труднее понять, чем деревья и цветы.

Засыпая, он думал о том, что нужно всё-таки рассказать о парне с переменчивым лицом трактористке или ещё кому-нибудь из сельчан.

Но иногда хорошие мысли приходят слишком поздно.

Утром, когда Ясь проснулся и по привычке потянулся к скрипке, её на месте не было. Ясь окликнул парня. Парня тоже не было. Неужели он украл скрипку?..

Ясь кинулся бегом догонять его. Он кричал и плакал, как маленький, но парня и след простыл.

А чужой парень мчался тем временем на самом быстром, ретивом коне, украденном из конюшни, по лесам и полям, по сёлам и городам с волшебной скрипкой в руках.

Печальный, поникший, шёл Ясь за четвёртым ветром, сам не зная, куда и зачем, и не летели за ним теперь ни птицы, ни жуки, ни стрекозы.

Шёл и много удивительного видел кругом!

Крыльями взлетали над реками мосты, садами расцветали новые города, зелёными аллеями бежали новые дороги, всюду радостно трудились люди, везде звучала чудесная музыка, и только он шёл с пустыми руками и не мог сыграть новую солнечную песню.

А он ведь хотел вернуться домой, в школу совсем другим человеком. Он знал теперь наверняка, что и в школе и дома всё совсем не так, как представлялось ему раньше, но ведь без скрипки опять, наверно, сочтут его недотёпой.

И вдруг ещё более страшная мысль пришла ему в голову, и он задрожал.

А волшебная скрипка, она ведь в руках врага! Парень с переменчивым лицом — враг. Он украл скрипку, чтобы причинить всем зло: играть так, чтобы люди не могли работать. Вот что он наделал, глупый Ясь! Не надо было болтать!..

Скорее к доктору, скорее, как можно скорее!

И он побежал в свой город. И четвёртый ветер, уже осенний и холодный, подгонял его.

А город тоже готовился к празднику. И в этот день должна была состояться детская олимпиада.

Обычно в дни праздников хозяевами города были дети, а накануне — художники.

Город превратился для них в огромное полотно, на котором должны были они нарисовать такую картину, которая понравилась бы всем детям. Конечно, приходилось им брать в руки не одни только кисти и краски, но и молотки, и гвозди, и лестницы.