Георгий Полонский - Рыжий, честный, влюбленный Страница 9

– Успели вы вчера до захода солнца принести выкуп этому сказочному Дракону? (Она спрашивала, а времени, чтоб ответить, не оставляла!) Подумай, какова подлость: 77 женщин и детей держать в заложниках!.. Я просто всю ночь глаз не сомкнула...

– Госпожа Эмма, дайте же сказать...

– А-а, ты хочешь продолжить эту историю? Сегодня Желтый Питон требует вторую половину выкупа, не правда ли? Сколько надо сегодня? А может, он согласиться взять овощами, этот живоглот? Ну расскажи, расскажи нам последние известия оттуда... из леса Святого Августина! Я сейчас позову всех соседей послушать... больно здорово вы рассказываете, покруче всякого детектива выходит...

Людвиг закричал, что не надо соседей. И еле-еле смог вставить в зайчихину скороговорку вопрос: неужто вчера вечером им ничего не приносила почтальонша Берта?

– Берта? Но ведь это... Гиена? – тут глаза госпожи Эммы расширились. – Нам только этого не хватало... Наш участок обслуживает Куница Фанни, спасибо ей...

– Но она должна была принести вам пакет! – Людвиг чуть не плакал уже.

– Кто, Куница?

– Да Гиена же!

– От Желтого Питона?

– Да нет же, – от меня!

– Ты хочешь сказать, что вернул нам через Гиену деньги, отобранные у моих простаков?

– Не деньги, а пряники... Он уже понимал: все бесполезно. Любое его слово переврут здесь, никаким клятвам не поверят. Даже если сказать: клянусь мамой...

– Разве я знал, что никто ей не доверяет продуктовых посылок? – проговорил Людвиг, злясь на себя, что забыл носовой платок дома: в носу ужасно стало щекотно от слез, которые так и просились наружу.

– Ну что, что ты трешь глаза? – продолжала насмешничать госпожа Эмма. – Меня ты не растрогаешь, и у меня нет времени развешивать уши... Какие-то пряники... почему-то через Гиену Берту... Честнее никого не нашлось? Это хуже придумано, чем про Питона, – поди посочиняй еще, порепетируй... Но учти: моим ребятам запрещено играть с тобой и с твоими братьями! Пускай Гиена с вами играет!

С этими словами Зайчиха втолкнула обратно в дом Туффу и Юкке, которые выскочили послушать разговор. Даже не только послушать, сколько – увидеть его унижение! И усилить его, поиздевавшись над бывшим приятелем при помощи всякой обидной жестикуляции... Дверь захлопнулась за этой заячьей семейкой, которая не собиралась ни понимать, ни прощать...

Людвиг обратился к Вороне, которая расхаживала по огороду:

– Ничего не объяснишь тому, кто не хочет слушать, а хочет говорить сам, один... Уж лучше объяснять дереву – оно хотя бы не перебивает!

Согласна с ним Ворона или нет – понять нельзя было. В глазу ее, во всяком случае, доброты и сочувствия он не увидел, это был – опять и снова – неодобрительный взгляд, каких он ловил на себе достаточно за последнее время...

А в этот день все вообще казалось издевательским. Даже птичий посвист! Даже шишка, сама по себе упавшая, имела такой вид, будто она специально целила в Людвига... Поэтому, когда на лесной тропе он встретил Ежика Нильса, радости было гораздо больше обычного: сейчас именно такой старший друг необходим, как воздух... Но почему же Нильс-то попятился от него? Нет, не может быть... наверное, показалось! Нильс ведь так поддержал его в день, когда он бросил школу! Людвиг крикнул:

– Ежик Нильс, миленький! Привет!

Но Нильс смотрел на него так, будто Людвиг весь, извините, в навозе...

– Не подходи!- сипло осадил голос Ежа.

– Почему? Что с тобой?

– Не подходи, сказано, а то – п р о н з ю !

Коротенькую ручку свою Нильс выпростал из-под пыльного балахона – она сжимала мухомор, весь утыканный швейными и сапожными иглами. Людвиг сомневался, верить ли своим глазам. А Нильс, недобро посверкивая маленькими глазками, затараторил кошмарные обвинения:

– Думаешь, я не знаю, что ты связался со всякой нечистью в соседнем лесу? Агентом у Желтого Питона работаешь?

– Что-о-о-о?!!

– Я, может, и не все факты знаю, но Горностаи говорят, да и Белочка Агнесса подтвердила, что ты продался! Не то – Желтому Питону, не то – Кобре, какого-то другого цвета... В общем, пресмыкающимся заделался. Не стыдно?

– Это... это сплетникам должно быть стыдно! И тебе, если ты им веришь! – крикнул Людвиг, чувствуя, что весь он вспотел в один миг.

Но Нильса этим не собьешь уже:

– Брось выкручиваться, против тебя факты! Разве не факт, что ты и твой брат – вы продали этому Удаву... или как его там?.. 77 зайцев? И что за каждого получили от этой гадины по фунту медовых пряников? Надо же: 77 фунтов! Странно, что вы не подавились еще...Слушай-ка, вот эта подробность меня немножко смущает... Вернее, насторожила она меня, – теперь Нильс сам придвинулся к Людвигу, а тот, оклеветанный, наоборот, пятился от него... – Тут, я думаю, кто- то преувеличил или напутал слегка. Ну, в самом деле, откуда у Питона или Удава столько медовых пряников? Взяло меня тут сомнение... Может, семерку лишнюю приписали? Может, вы всего семь фунтов получили? Или по семь на брата?

Людвигу самому стало страшновато от того, что выговорил в ответ его дерзкий язык:

– Гляжу я на тебя, Ежик Нильс, и меня тоже берет сомнение... Может, ты просто дурак? Может, тебе лишний ум приписали?

Самое слабое место Нильса оказалось задето, и он выпустил все иглы разом и зашипел:

– Ах ты же еще и оскорбляешь?! Да тебе надо быть тише воды, ниже травы! И спасибо говорить, если знакомые не зажимают нос при виде тебя! А ну посторонись... не то пронзю насквозь!

И, оттолкнув Людвига, он понес свой мухомор с иглами так, как нес, наверное, свой факел, свой огонь, добытый для людей, сам Прометей!

Людвигу нестерпимо хотелось спросить у кого-нибудь:

– Что же это? Вранью верят, а правде – не хотят? Вранье для них интереснее, что ли? Я продал Зайцев за пряники!.. я – агент Желтого Питона!!! Кажется, у меня температура поднимается... И, наверное, всю мою жизнь меня будет тошнить от запаха медовых пряников... Ужасней всего, – это он проговорил вслух, – что никто, ни одна душа не видела, как я передавал через Гиену этот проклятый пакет...

– Я видела, – сказал где-то наверху голос с хрипотцой. На уступе громадного трухлявого дерева Людвиг увидел чье-то жилье; туда вела витая лесенка. Неохотно отодвинулась шторка, и перед нашим героем явилась нечто пожилое, в большущих дымчатых очках, с крючковатым носом, в салопе с рюшами. Было в этом новом персонаже обаяние хоть на грош или нет, – мы промолчим, не желая навязывать своего мнения; а Людвигу показалось в тот момент, что – да, что обаяния даже много, что его полным-полно!

– Сова Илона, миленькая! – закричал он. – Видели, да? Вы, значит, мой единственный свидетель! Я – в беде, понимаете? Только вы можете доказать всем этим дуракам, что я не виноват, я хотел по правде...

– Могу, да, – сказала Сова Илона. – А зачем?

– Как «зачем»? – не понял Людвиг.

– Нет, зачем мое свидетельство тебе – я понимаю. Но зачем оно мне ? Тебя обманула Гиена Берта, а я должна объявить об этом всем. Но Гиена – известная склочница, и у нее сильная родня, большие связи... Если, скажем, судьей будет Росомаха Дагни, они выставят трех лжесвидетелей против меня одной! Тяжелое дело, малыш. Может быть, даже гиблое.

Людвиг взобрался к ней по витой лесенке и старался теперь поймать ее взгляд, но дымчатые очки Илоны очень затрудняли это...

– Ну и как же мне быть? – спрашивал он с надеждой, с тоской и опять с надеждой. – Вы слышали, какие гадости про меня говорят?

– Частично. Да, общественное мнение против тебя на данном этапе. Это еще одна причина, по которой мне нельзя вмешиваться... Нет смысла.

Людвиг чуть не упал с этого трухлявого дерева. От изумления!

– Тетушка Илона, как же так?! Вас больше всех в лесу хвалят за мудрость... Вот это она и есть?!

Илона хрипло засмеялась, а потом сразу, без всякого перехода... зевнула. Людвига она сочувственно погладила по голове.

– Лет сорок назад тебе, малыш, повезло бы больше, – ответила она. – Тогда я считала, что мудрость – это что-то вроде справедливости. Теперь же я того мнения, что мудрость – это что-то вроде моих штор... Видишь их? Чертовски удобные...

– Шторы? При чем тут шторы?

– Я хочу сказать, что мудрость – она ближе к осторожности. А шторы – это так... символ. Ну что моргаешь? Еще вопросы будут? Вот тебе ответ на все сразу! – и, как ни странно, Сова Илона запела:

Я осовела, скажем честно,И доктор Сыч меня просилЖить с осторожностью известнойИ не затрачивая сил...

Не лезу я в чужие споры –Что мне за дело до других?С утра я опускаю шторы –Вот эти бархатные шторы,

Непроницаемые шторы, –Нет ничего мудрее их!Я не пою – я завываю,Как сиплый ветер ноября...

Я не живу – я доживаю,Не при Сороках говоря...Ищите правду, лезьте в горы,Бичуйте зло, рискуя всем,

А мне – мои оставьте шторы –Темно-малиновые шторы,Светобоязненные шторы,Всепокрывающие шторы... –Чтоб осоветь уже совсем!

После этих слов хваленые шторы опустились, и там, за ними, желтые глаза Илоны зажглись холодным насмешливым огнем. На полминутки, впрочем, – она боялась перерасхода энергии.