Девочка, кот и штурман - Матильда Вудс Страница 17

– Северное сияние, – сказала она. Это был лишь крошечный всполох, но Уна никогда не видела ничего прекраснее.

– Ты увидишь его еще не раз, не сомневайся, – ответил штурман, – чем дальше на север мы будем продвигаться, тем ярче и крупнее будут эти огни.

– Правда?

Глаза девочки засияли от радости. Если это так, то она наверняка увидит нарду. В таком случае можно было смириться с горшками, и котелками, и поломанными метлами, из-за которых в два раза дольше подметаешь пол.

– Ты действительно хотела уплыть в далекие северные моря? – спросил Харойльд.

– Конечно. А ты разве нет?

– Когда я был моложе, то спокойно переносил морскую качку, но теперь эти две развалюхи, – штурман указал на ноги, – жаждут лишь твердой земли. – Он в очередной раз затянулся и поведал Уне свой секрет. – Это мой последний рейс, после которого я уйду на покой. Не знаю, чем буду заниматься дальше, но очень жду этого момента. Едва ли не больше, чем моя жена. Она уже тридцать лет просит меня прекратить выходить в море. По правде говоря, я никогда не думал, что мне придется увольняться. Всегда считал, что потону в море, – несмотря на теплое пальто, штурман поежился. – На китобойном судне очень опасно, даже на таком замечательном, как «Леопард». Послушай меня, Уна. Возможно, тебе кажется, что воздух холодный, но будет хуже, – он указал пальцем на темноту внизу. – Вода там просто ледяная и врезается в тело, словно нож. Говорят, что если зайти очень далеко на север, еще дальше, чем мы обычно заплываем, то вода станет такой ледяной, что заморозит кости, и такой темной, что ослепит тебя. Говорят, Уна Бритт, что в тех краях даже киты замерзают бесконечными темными ночами.

На этот раз поежилась Уна. Ей-то всегда казалось, что если ты из этих мест, то тебе не страшны северные невзгоды. Но если даже киты могут замерзнуть насмерть в Северном море, то, значит, и она тоже может погибнуть. Впервые с тех пор, как Уна Бритт сбежала из Нордлора, она испугалась.

Пока девочка, кот и штурман стояли на палубе и смотрели на звезды, остальные члены команды «Отважного леопарда» сидели девятью футами ниже.

– Ставки! Делайте ваши ставки! – выкрикивал кок Ольф. Как только девочка ушла из камбуза, он вытащил огромную доску и теперь быстро записывал на ней числа, как только мужчины их оглашали.

– Три недели! – крикнул один из них, бросая на стол шесть медяков.

– Андерс – три недели! – заорал Ольф.

– Я ставлю на четыре! – провозгласил другой и с уверенностью выложил целую серебряную монету.

– Четыре с половиной! – выкрикнул третий.

– Пять! – закричал четвертый.

Мужчины продолжали делать ставки, пока не дошла очередь до последнего.

– Капитан? – позвал Ольф. – А вы?

Командир взглянул на уже сделанные ставки: ставки на то, сколько его дочь протянет на корабле. Речь шла не о том, что Уна утонет или еще каким-то образом умрет. Мужчины спорили о том, сколько времени пройдет, прежде чем она попросится на судно, следующее на юг вместо севера; через какое время она захочет ощутить под ногами безопасную твердую землю вместо постоянной морской качки.

Изучив имеющиеся ставки, капитан достал из кармана золотую крону.

– Два, – сказал он. – Я ставлю на то, что она протянет два дня.

Карта Севера

Совсем скоро на Уну Бритт на «Отважном леопарде» посыпались неприятности. Проснувшись на следующее утро после знакомства со штурманом, она обнаружила, что дверь кладовой заперта. Ей пришлось кричать и стучать целых два часа, прежде чем один из членов команды выпустил ее. Уна так поздно появилась на камбузе, что Ольфу пришлось готовить завтрак без ее помощи. Она еще никогда не видела, чтобы кто-то так злился, если не считать, конечно, ее отца.

– Мне пришлось отделять от костей пятьдесят проклятых рыб! – заорал кок, когда Уна наконец вошла. – Теперь я буду несколько недель вычищать рыбьи кишки из-под ногтей.

Уна хотела сказать, что у него были рыбьи кишки под ногтями с самого начала, но воздержалась.

На следующий день за обедом Уна обнаружила в своей похлебке гору рыбьих костей, но совсем не тех, которые она вытаскивала этим утром. Они были как минимум пятидневной давности. Все серо-зеленые и склизкие. Не заметь Уна их, могла бы подавиться и задохнуться.

Но жестокие выходки на этом не прекратились. На следующее утро, собираясь надеть свое любимое пальто, она обнаружила восемь дыр на рукавах, причем таких больших, что ей пришлось зашивать их целых три часа. И, в довершение всего прочего, на следующее утро Уна увидела на полу кучу своих волос. Ночью кто-то пробрался в кладовую и обстриг ее.

Девочка размышляла, кто бы мог за этим стоять, и очень надеялась, что все-таки не ее отец. Разве он мог бы так поступить?

Целыми днями Уна пахала на камбузе, но вечерами поднималась наверх и стояла под звездами. Штурман тоже всегда был на палубе: внимательно наблюдая за звездами, он прокладывал дальнейший курс корабля.

Как-то вечером Харойльд показал Уне нечто особенное.

– Иди сюда, – он похлопал по скамейке рядом с ним. Сегодня из его трубки выходил розовый дымок. – Полярная земляника. Мой любимый вкус, – ответил он, когда Уна спросила, что это.

Когда девочка уселась рядом, Харойльд достал из внутреннего кармана куртки сложенный в несколько раз пергамент. С помощью Уны он развернул его и положил на палубу. Чтобы лист не улетел, им пришлось поставить на каждый край по ведру. Тем вечером дул порывистый, но очень теплый ветер. Несмотря на слова предсказательницы, никаких признаков зимы не наблюдалось.

Пергамент представлял собой огромную карту. Причем такого размера, что Уна вполне могла бы использовать ее как одеяло. Вся поверхность карты была покрыта зелеными, золотыми и серебряными значками. Уна не имела ни малейшего представления, что они означали.

– Это моя карта Северного моря, – пояснил Харойльд. – Я чертил ее сам. Целых пятьдесят лет. Знаешь, где мы сейчас?

Уна внимательно изучила карту. В самом низу была отмечена Скорбная гавань. Она положила руку на значок поселения и провела пальцем на север. Потом остановилась.

– Мы где-то здесь? – спросила Уна.

– Почти, – штурман одобрительно кивнул, – очень близко, – он указал на точку менее чем в дюйме к северу от пальца девочки. – Точнее, вот здесь.

Уна склонилась над картой. Их окружали бескрайние морские просторы. По ее спине пробежали мурашки. Вокруг было столько воды, что, случись что-то плохое, им бы пришлось неделями ждать другого корабля или лодки.

– Смотри, Уна, – сказал Харойльд сидевшей