Георгий Костылев - Крепкие орешки

Костылев Георгий

Крепкие орешки

Георгий Костылев

Крепкие орешки

Кто

здесь не бывал, кто не

рисковал,

Кто сам

себя не испытал,

Наверное,

нас уже никогда не

поймет!

Поймут,

может быть, отец и брат,

Друган,

который прошел Афган,

Так

выпьем за тех, кто уже

никогда не придет!

Солдатская песня

Вот так все и началось для 303-го Сибирского батальона. Сели пить чай -- а получили мясорубку.

Собственно, началось все значительно раньше. 6 августа в свирепом встречном бою погиб командир батальона, майор Сова, погиб начальник разведки, полегли трое моих зенитчиков, четверо бойцов разведвзвода и башенный стрелок БТР из первой роты. "Борцы за независимость" не досчитались тридцати своих абреков, был сорван удар по комендатуре города Аргуна, уже в красках расписанный по телевидению московскими саботажниками. Мы ошпарили бандитов ливнем стали из своих минометов, кое-как раскачался бурятский ОМОН, и противники, ворча стволами, разошлись, унося раненых.

Бандиты нашли и вернули всех наших мертвецов -- случай в истории чеченской войны беспрецедентный. Причиной тому был не избыток благородства -- дезорганизованное бандитское войско желало побыстрее свинтить, а единственная автодорога на юг роскошно простреливалась огнем нашего батальона. Баш на баш -- в ночь на 7 августа грузовики с бандитами ушли на юг. А кажется, с чего бы? В бою 6 августа их было 300 против наших тридцати.

Король умер -- да здравствует король! Вечером 13 августа бандгруппа Хаттаба скрытно окружила расположение батальона. Впрочем, насчет скрытно -это с их точки зрения. Утром 13-го два наших БТРа проскочили до комендатуры -- решить пару организационных вопросов. Во втором из них находился я. Сказать, что мне было плохо, -- значит не сказать ничего. С лета 1995 года меня крутило перед каждым боем, как белье в центрифуге. Я был уверен, что нашей мангруппе крышка, и не поверил собственным глазам, когда БТРы без помех вошли на территорию части.

-- Дмитриевич, ну-ка посмотри, что там на крыше цеха? -- без предисловий начал исполняющий обязанности комбата капитан Олег Иванов, едва я спрыгнул с брони.

Господь Бог одарил капитана Иванова тремя качествами, исключительно необходимыми офицеру: выдержкой, тактом и здравым смыслом. К 13 августа ситуация в управлении батальона сложилась редкая, если не сказать анекдотическая ("все это было бы смешно, когда бы не было так грустно"): комбат погиб, первый зам (капитан Андрей Барановский) тяжело ранен, замполит -- по делам на Большой земле, начштаба -- вакантная, начальник разведки -убит, начбой -- отсутствует, зампотех -- в госпитале (контужен), зампотыл -непонятно где и вообще как офицер ничего из себя не представляет.

Закон тайги суров, но гибок: без сходок, собраний и обсуждений командование батальоном по всеобщему молчаливому согласию было возложено на Иванова, имевшего, пожалуй, самый невоенный статус в части: заместитель командира по правовым вопросам, т. е. военюрист. Не только военный, но и просто полевой опыт Олега равнялся круглому нулю: всю дорогу он прослужил в комендатуре замполитом. Но в противовес этому сокрушительному недостатку он обладал редчайшим для командира достоинством: умением не мешать подчиненным.

В бинокль БМ8х30 отчетливо просматривались установленный на крыше цеха автоматический гранатомет АГС-17 с пристегнутой "улиткой"* и мешкообразная фигура рядом с ним.

-- Команди-и-ир! -- раздался вопль моего наводчика ЗУ-23, отнюдь не образцового солдата, но парня бедового и решительного. -- Я их вижу, разрешите огонь!

Простенком ниже крыши, за пыльными стеклами цеха, угадывалась какая-то нездоровая суета.

-- Гранатомет АГС на крыше, сто процентов, -- спокойно сказал я Иванову, опуская бинокль.

Одновременно рядом звонко стукнула винтовка, и сразу же вслед за ней дважды коротко рявкнула моя зенитная пушка. Не тратя времени на выяснения, кто скомандовал, а кто стрелял, я вновь вскинул бинокль к глазам: бандитский АГС исчез, сметенный с крыши вместе с ограждением и вентиляционной трубой, а в остеклении верхнего этажа зияли дыры. Что-то подсказало мне довернуть бинокль левее. Лестничная коробка цеха была двусветной: стеклянные стены с востока и запада, поэтому я успел четко засечь, как двое в серо-зеленом под руки тащили вниз третьего.

И -- тишина. Стрелять больше было не по кому. Но когда я опустил бинокль, ощущение необъяснимой угрозы, терзавшее меня с утра, бесследно исчезло. Вероятность переросла в реальность: драка будет, но встречу я ее в роскошном окопе, а это, по военным меркам, просто подарок судьбы.

Облегчение, которое испытываешь при этом открытии, не сравнимо ни с чем, даже если сто бандитов в это самое время прилежно стараются отстрелить тебе голову. Я проверял -- этим проклятым чутьем на предстоящую заваруху в батальоне, кроме меня, не обладал никто. Поэтому не удивительно, что мой сияющий вид воспринимался встревоженными людьми, мягко говоря, неадекватно. Я и так-то слыл в батальоне оригиналом, не матерился в разговоре с подчиненными, читал на досуге Боевой устав вместо "Спид-Инфо" и с аппетитом кушал змейку, если удавалось таковую поймать; а тут -- стрельба, несомненно, готовящееся нападение, а батальонный пушкарь, верста, мать его, коломенская, -- руки в брюки, рот до ушей, кепи набекрень, насвистывая, вразвалочку топает к себе на батарею. Вынужден согласиться, выглядел я со стороны дурак дураком; впрочем, на что на что, а на это мне всегда было глубоко наплевать.

Знавший меня лучше других капитан Манжуров, командир третьей стрелковой роты, пристально посмотрел на меня глубоко посаженными серо-голубыми глазами, вынул изо рта хабарик и внес предложение, подкупающее своей простотой:

-- Митрич, а не выпить ли нам чифиру? Я там шоколадку заначил.

Несмотря на, казалось бы, очевидную дикость подобного предложения (караул! Бандюки под носом! К оружию, товарищи! ), я с готовностью согласился. Во-первых, все, что можно было сделать для отражения нападения, было сделано давным-давно, а прессовать необстрелянных бойцов беготней и суетой с суровым лицом а-ля Шварценеггер -- наилучший способ скособочить им и нервы и мозги еще до первых выстрелов, да и фальшива вся эта псевдоактивность до отвращения. А во-вторых, чифир у Андрея Васильевича Манжурова всегда был превосходен. Дав бойцам команду укрыться, я с чистой совестью направился в "чайхану".

Чайхана "У Васильича" размещалась в закутке, образованном углом двухметрового бетонного забора и маленьким одноэтажным кирпичным домиком, на крыше которого под легким навесом прищурилась двумя своими стволами 23-миллиметровая зенитная автоматическая пушка ЗУ-23-2А12 (круто, правда? Жаль, коротковат индекс! ). Под растянутыми плащ-палатками стоял аккуратный столик, реквизированный в разграбленной дотла канцелярии завода "Красный молот", и десяток стульев; ВПК -- военно-полевой комфорт.