Алексей Полянский - Ежов (История «железного» сталинского наркома)

Алексей Полянский

Ежов

(История «железного» сталинского наркома)

Предисловие

Сегодня уже мало кому что-либо говорит коротенькая, простая русская фамилия — Ежов. Да и имя-отчество такое обычное и распространенное Николай Иванович. А между тем был короткий — не более двух лет — период в истории Советского Союза, когда эта фамилия гремела на всю страну.

Казахский акын Джамбул сложил такие вирши в честь Ежова — «железного сталинского наркома»:

В сверкании молний ты стал нам знаком,Ежов, зоркоглазый и умный нарком.Великого Ленина мудрое словоРастило для битвы героя Ежова.Великого Сталина пламенный зовУслышал всем сердцем, всей кровью Ежов!. . . . . . . .Спасибо, Ежов, что, тревогу будя,Стоишь ты на страже страны и вождя.

Правда, говорят, что престарелый Джамбул Джабаев на самом деле эти пламенные строки вовсе не сочинял: их слепил за него так называемый ныне забытый переводчик, которого, возможно, именно за данные вирши преемник Ежова на посту наркома НКВД — Лаврентий Берия отправил лет на двадцать в дальние лагеря…

Канула в небытие фамилия Ежова, но сохранилось словечко «ежовщина», с жутким, зловещим и потаенным значением… Оно стало синонимом столь же зловещего и страшного года: 1937. То и другое, в свою очередь, навсегда связано с понятием, прочно внедрившимся в современную историческую литературу, — «большой террор».

Что касается 1937 года — сразу оговорюсь, это всего лишь символ. Массовые необоснованные репрессии в нашей стране имели место все предыдущие двадцать лет Советской власти и по меньшей мере еще лет пятнадцать последующих — вплоть до смерти Сталина в марте 1953-го. (Сажали людей, фактически не совершивших, по нынешним понятиям, ничего преступного, и при Никите Хрущеве, и при Леониде Брежневе, и при Юрии Андропове — но уже хоть не расстреливали, да и счет шел на десятки осужденных, но уж никак не на сотни тысяч и миллионы.)

Но все же привязка «1937 год» и «ежовщина» появилась не случайно: пик массовых, чудовищных по размаху репрессий пришелся именно на 1937 год, когда наркомом внутренних дел СССР (в который входили тогда и органы государственной безопасности) был вышеназванный «зоркоглазый» Николай Иванович Ежов.

Разные исследователи: англичанин Роберт Конквест (которому принадлежит сам этот термин — «большой террор»), российский историк, генерал-полковник Дмитрий Волкогонов, писатель Александр Солженицын — называют разные цифры жертв репрессий.

По моему мнению (не утверждаю, что оно является истиной в последней инстанции), при Ежове, под его непосредственным руководством, по его указаниям (которые сам он не сочинял, но, в свою очередь, получал непосредственно от Сталина), было расстреляно около семисот тысяч человек и брошено в тюрьмы и лагеря около трех миллионов. Более-менее точно можно подсчитать число смертных приговоров, вынесенных Военной коллегией Верховного суда СССР, военными трибуналами, тройками и двойками. Но невозможно подсчитать, сколько заключенных, осужденных к лишению свободы, были расстреляны уже в лагерях за «контрреволюционный саботаж» (то есть за невыполнение нескольких дневных норм выработки в шахтах или на лесоповале), за нарушение лагерного режима, а то и просто так, по прихоти лагерного начальства.

Уже по масштабу содеянного им зла Ежов, безусловно, является фигурой исторической, хотя лишь в отрицательном значении этого слова. Таких фигур в мировой истории насчитывается не так уж мало: Нерон, Калигула, Герострат, Синяя Борода, Джек Потрошитель, Дракула, Азеф… В наши дни — Чикатило.

Но если о вышеназванных (и многих неназванных) написаны романы, сняты кинофильмы, не говоря уже об устных преданиях и легендах, то о Ежове по сей день не написано почти что ничего. Есть всего два объемных очерка в книгах В. Некрасова и В. Ковалева, сколько-то журнальных и газетных публикаций, ну и разумеется, его фамилия упоминается во всей исторической и популярной литературе о трагедии нашего народа в тридцатые годы. Но вот книги о Ежове до сих пор не было.

Почему — можно только гадать. Мне кажется, отчасти это объясняется тем, что у Ежова не было сколь-либо пристойной собственной биографии, как у других соратников Сталина — у Климента Ворошилова, Вячеслава Молотова, Лазаря Кагановича, Анастаса Микояна, не говоря уже о старых большевиках, соратниках Ленина — Льва Троцкого, Григория Зиновьева, Льва Каменева, Алексея Рыкова, Михаила Томского и многих других. В этом отношении Ежов пуст, в его жизни не было ничего даже не захватывающего, а просто чего-то интересного: ни дореволюционного подполья, ни царской каторги, ни побегов из сибирских ссылок, ни подвигов на Гражданской войне…

Его биография — это всего лишь перечень занимаемых должностей мелким, до поры-времени провинциальным партийным работником, вознесенным на небывалую высоту и сброшенным с нее два года спустя по воле, но никак не капризу Хозяина — Иосифа Сталина, Генерального секретаря ЦК ВКП(б). И вознесен Ежов был на эту высоту, стал властителем жизни и смерти миллионов людей именно благодаря этой ничтожной биографии плюс некоторым личным качествам, на первом месте среди которых — абсолютная, прямо-таки собачья (да не обидятся на меня лучшие друзья человека всех малых и больших пород) преданность Хозяину и поразительная исполнительность.

У Сталина была одна очень сильная черта: он умел подбирать нужных ему людей (и так же легко расставаться с ними, когда надобность в них отпадала), был в этом отношении циничным практиком. Он правильно оценил невероятное упорство и упрямство Вячеслава Молотова, нечеловеческую работоспособность Лазаря Кагановича, изворотливость Анастаса Микояна, даже благообразную внешность Михаила Калинина. Когда возникла острая нужда, он спокойно освободил из тюрем и назначил на высокие посты самого талантливого полководца Второй мировой войны будущего Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского, крупнейшего организатора оборонной промышленности Бориса Ванникова, великого авиаконструктора Андрея Туполева, будущего генерала армии Александра Горбатова и вице-адмирала Георгия Холостякова — подлинного героя «Малой земли» — и многих других. Понимая их значение, не позволил и пальцем тронуть великих Михаила Булгакова и Бориса Пастернака, никогда не обижал блистательного публициста Илью Эренбурга, но расстрелял не менее блистательного журналиста, преданнейшего сталиниста Михаила Кольцова, в то же время весьма благосклонно относясь к его родному брату знаменитому карикатуристу Борису Ефимову.