Андрей Сахаров - Степан Разин

Андрей Сахаров

СТЕПАН РАЗИН

Детство и юность Пугачева. Служба и скитания

…В этот морозный январский день, казалось, вся Москва вышла из домов и заполнила улицы и переулки, прилегающие к Болотной площади. Человек, сидевший на помосте в санях, непрерывно кланялся налево и направо людям, стоявшим на пути его следования. Он переводил глаза с одного лица на другое, а в толпе, по мере его продвижения, нарастал гул; все жадно смотрели на него, тихо перешептывались. О чем он думал, когда видел эти лица? О том ли, что они, как и он сам, — такие же подневольные и обиженные судьбой и тяжелой жизнью люди? Правильно ли он сделал, что выступил сам, поднял других, чтобы облегчить им жизнь, освободить их от господ-мучителей? Знают ли они об этом? Понимают ли?

Мысли о том неотступно, как видение в тяжком и мглистом сне, преследовали его — вплоть до эшафота, до смертного часа… Эти люди, как он видел по их главам, сострадают, сочувствуют ему. А может быть, есть и такие, которые осуждают его? Ведь многих из тех, кто пошел за ним, уже нет в живых — одни погибли в боях с карателями, других казнили по бесчисленным градам и весям Поволжья и Приуралья, Оренбуржья и Зауралья. Многим предстояло, как и ему сейчас, испить чашу смертную из рук кровавых палачей матушки-государыни. Много мыслей теснилось в голове, много слов рвалось из груди. Произносил же он только одно:

— Прости, народ православный!

Когда палачи сорвали с него одежду и один из них занес над ним, опрокинутым навзничь, топор, вся жизнь прошла перед ним в вихре видений и событий…

…Увидел себя Емельян в детстве. Станица Зимовейская, где он родился (примерно в 1742 году), стояла среди леса по-над Доном. С тех пор, как помнит, казачонок любил родные места, донские просторы — красивую луговую сторону вдоль реки, зеленую и привольную, обширные и просторные степи, начинавшиеся за долиной. Весенние разливы казацкой реки, когда вода заливает в низовьях все вокруг на десятки верст. Дон течет через станицу, затопляет так, что, кажется, курени плывут по воде неведомо в какую даль… Но отцы и деды спокойно плавают в лодках друг к другу, в церковь, удят рыбу.

С детства Емельяна окружали люди крепкой породы — смелые и решительные, сметливые и вольнолюбивые, помнившие славное прошлое Войска Донского. Правда, от прежней казацкой вольницы прадедов и пращуров мало что осталось. Времена Степана Разина и Ермака Тимофеевича давно минули. А место вольницы, казацких сходок-кругов и выборных атаманов заняли дорядки иные. Уже при Петре I круги перестали избирать атаманов. Не прошло и полутора десятка лет после его кончины, и войсковых атаманов стали назначать (с 1738 года, года за четыре до появления на свет Емельяна) императорским указом. Зажиточные донские казаки, из которых выходили атаманские помощники (старшина), давно и цепко держали власть в своих руках и были хозяевами Войска Донского, эксплуатировали и притесняли бедных казаков-голутву (голытьбу), вершили все по своему усмотрению. Они стали опорой престола, верой и правдой служили ему за чины и звания, земли и жалованье.

Но детство есть детство, и Емельян мало еще что знал и понимал из того, что волновало и гнуло к земле взрослых, окружавшую его бедноту. С радостью участвовал он во всех мальчишеских играх и проказах, благо на Дону, в лесу и степи возможностей для этого было много, хоть отбавляй! Уже тогда, в детском возрасте, он отличался смелым и решительным характером, выступал заводилой среди сверстников, верховодил ими. Еще в середине XIX столетия была жива в его родных местах старушка, которая в детстве играла с ним. По ее отзывам, Емельян проявлял крутой нрав, строптивость, любил командовать.

С юного возраста слышал он разговоры и песни о храбрых сынах Дона, их подвигах, провожал станичников на военную службу и встречал их по возвращении с нее. Пели казаки песни разные — исторические (о происхождении донского казачества и другие) и военные, песни о Ермаке и Степане Разине. Имена двух Тимофеевичей нередко сливались в единый образ народного героя и заступника. Первого из них песни называют «кормильцем нашим», «батюшкой», «донским атаманушкой». В одной из них в ответ на предложение государя просить любое жалованье за победу над врагом Ермак отвечает, выражая заветные мысли и мечты любого донского казака:

— Батюшка, надежда, свет великий государь!Не жалуй ты меня городами, поделкамиИ большими поместьями!Пожалуй ты нам, батюшка, тихий Дон,Со вершины до низу со всеми реками, потоками,Со всеми лугами зеленымиИ с теми лесами темными!

Песни горюют по поводу смерти Ермака и Разина, прославляют казаков за их дальние и смелые походы по рекам и морям, за расправы с боярами и купцами богатыми, с царскими посланниками, за взятие Азова (1637 год) и борьбу с турками. Воспевают Степана Разина; в представлении донцов, он — «удалой», «доброй молодец», который «думал крепкую думушку» с «голутвою» — беднотою:

— Судари мои, братцы, голь кабацкая!Поедем мы, братцы, на сине море гулять!Разобьем, братцы, басурмански корабли,Возьмем мы, братцы, казны сколько надобно!Поедемте, братцы, в каменну Москву,Покупим мы, братцы, платье цветное,Покупивши цветно платье, да на низ поплывем!

Песни прослеживают весь яркий жизненный путь удалого атамана, горюют по поводу его казни. Их составители, вероятно разинские ватажники и сподвижники, гордятся атаманом, своим общим делом:

— Ты взойди, взойди, красно солнышко,Обогрей ты пас, людей бедныихДобрых молодцев, людей беглыих:Мы не воры, не разбойнички,Стеньки Разина помощнички,Есауловы все помощнички!

В одной из песен разницы снова говорят, что никакие они не разбойники и не воры:

— А мы вовсе-то не воры, не разбойники:Люди добры мы, ребята поволжские,Еще ходим мы по Волге не первой год,Воровства да разбою не слышно про нас,Воровства да разбою на Москве много есть!А мы вовсе-то не воры, не разбойники:Стеньки Разина мы вольные работники,Люди добрые, удалые ребята поволжские!

Казаки сетуют в песнях на князей и бояр, которых жалует «государь царь», на бесчинства царских рассылыциков, разоряющих казаков и берущих малолеток в солдаты. Участие казаков в войнах России, их победы вызывают восхищение составителей, исполнителей и слушателей песен.

Любили казаки, их жены и дети песни колыбельные и семейные, любовные и свадебные. Вероятно, матушка не раз пела маленькому Емельяну песни про кота-воркота и кота-бормота, о серой кобыле и гули-голубочках. Жизнь в станице не могла обойтись без песен о свадьбе и женской доле, любви и ревности, военной службе и разлуке с матерью, охоте и рыбной ловле.