Жан-Клод Лами - Франсуаза Саган

Франсуаза Саган

В Поисках Саган

Франсуаза Саган для меня восхитительна. Подобно тому, как для нее — Сара Бернар, которой она посвятила книгу, а для очень многих — Эдит Пиаф, вызвавшая, как автор книги «Здравствуй, грусть!» и великая трагедийная актриса, отзвук в сердцах людей всего мира. Личность Саган причастна той звездной легенде, обращаясь к которой человечество подпитывает свое воображение. В книге о ней я стремился объединить образ, приобретший со временем мифические черты, и реальность ее отчаянно-энергичного жизненного ритма. Я взял на себя роль чуть ли не Шерлока Холмса, детектива, расследующего замечательную историю ее жизни и удивительного писательского дара, который позволил ей уже в начале творческого пути в глазах окружающих сравняться с Колетт, при всем своеобразии ее собственной индивидуальности.

На протяжении трех лет я был поглощен личностью и творческой судьбой Франсуазы Саган, пытаясь раскрыть тайну ее исключительной популярности. В Кажарке, в Лo, где она родилась, в Сен-Тропе, ставшем символом «красивой жизни», в Сен-Марселене, в Дофине, пристанище ее детских лет, — везде я искал ее следы, те вехи, которые помогли мне написать о ней.

Когда я поведал ей о своем проекте, она, кажется, была удивлена. Ее история — это романы, пьесы, воспоминания, то, о чем она написала «В память о лучшем». А по поводу всего того, что о ней часто пишут, улыбнулась: «Дыма без огня не бывает», позволив мне тем самым говорить обо всем. У Саган воистину героическое, пламенное сердце.

Жан-Клод Лами

Улица Юниверсите

Франсуазе Саган и ее близким, без которых не появилась бы эта книга.

Воспоминания, которые возникают без видимой необходимости, нужны нам для того, чтобы осознать, что с годами мы становимся все более далекими от пережитого, что события прошлого уже не имеют с нами ничего общего, чтобы задуматься о том, что однажды станет со всей нашей жизнью.

Париж. Седьмой округ, улица Юниверсите, дом 30. В 1948 году Рене Жюйар открыл здесь свой издательский дом. Это знаменитый издатель, который коллекционирует литературные премии. Пять Ренодо, три Фемина и три Интераллье[2] за послевоенные годы. Франсуаза Куарэ постучалась в эту дверь 6 января 1954 года.

Чтобы не делать ставку лишь на белую обложку с зеленой каемкой, она отправляется также в издательство «Плон», расположенное в частном отеле на улице Гарансьер. Отпечатанная на машинке рукопись лежит в желтой папке, наверху, справа, надписано: «Франсуаза Куарэ, 167, бульвар Малешерб, Карно 59–81, родилась 21 июня 1935 года».

В издательстве «Жюйар» скромная молоденькая девушка, совершенно утонувшая в огромном плаще, с маленьким треугольным личиком, бледность которого оттеняет каштановая челка, протягивает пакет Мари-Луизе Гибаль, помощнице Иветты Бессис, громогласной и деятельной пресс-атташе.

«Когда я смогу получить ответ?» — спрашивает ее Франсуаза, заполнив необходимые документы. Мари-Луиза едва ли намного старше, но ей кажется, что эта особа держится как дикарка.

В «Плон» обязанности литературного директора выполняет Шарль Оренго, и другая молодая женщина, Мишель Брутта, секретарь худсовета, получает из рук все такой же сдержанной Франсуазы Куарэ экземпляр «Здравствуй, грусть!». Между улицей Юниверсите и улицей Гарансьер, расположенными недалеко друг от друга, судьба кинет монету — орел или решка? — первому роману незнакомки…

Рене Жюйар мечтает быть Бернаром Грассе[3] или Гастоном Галлимаррм[4] послевоенного времени. В отличие от Грассе, вяло стремящегося к писательству и одержимого амбициями, граничащими с мегаломанией, Жюйар — деловой человек, который руководствуется девизом своего инструктора по вождению самолета: «Безопасность — в скорости».

Публикуя быстро и много, он становится серьезным конкурентом Гастона Галлимара. В разгар междоусобицы, когда «НРФ» все чаще получает Гонкуровскую премию, появление Саган оживило атмосферу соперничества между двумя соседними издательскими домами.

Удивленный возрастом Франсуазы Куарэ, литературный директор издательства «Жюйар» Пьер Жаве, который каждое утро распоряжается о том, чтобы ему принесли доставленные накануне рукописи, принимается за чтение «Здравствуй, грусть!». Убедившись, что первая фраза далека от понятия «стиль»: «Прохладным весенним утром обольстительный лейтенант X… рысцой удалялся от замка на своей рыжей лошади…», — он тут же почувствовал свежесть в манере письма этой восемнадцатилетней девушки.

Через двадцать страниц текст совершенно его покорил. Он уведомляет Рене Жюйара о своей находке и просит Франсуа Ле Гри, самого скрупулезного чтеца издательства, ознакомиться с этой рукописью в первую очередь. На следующий день Ле Гри представляет свой отчет Жюйару. Произведение мадемуазель Куарэ, «которое едва составит книгу в 225 страниц», ему очень понравилось; там нет ни одной фальшивой ноты: «Это роман, где жизнь струится, как из источника, где автор осмелился воссоздать неприкрытую ложной стыдливостью психологию пятерых персонажей — Реймона, Сесили, Анны, Эльзы, Сирила — настолько живо, что мы никогда не сможем их забыть».

Франсуа Ле Гри, иначе говоря Грикс, или Гриз[5], «немного забавный в парике, который он один считал незаметным», бесконечно влюблен в гармонию французского языка и страдает от малейшего диссонанса. С неугасаемым энтузиазмом он обращает внимание на синтаксические ошибки, отсюда следующий комментарий: «Перо мадемуазель Куарэ весьма бойко скользит по бумаге. Это мешает заметить многочисленные ошибки, которые могли бы, при условии нахождения соответствия, заставить исчезнуть этот замечательный эффект счастливой легкости. С первой строки я останавливаюсь на “Этому незнакомому чувству… я не решаюсь дать прекрасное имя грусти”[6]. Оскорбление благозвучия и синтаксиса. Автор пишет “слушанию неудержимого смеха” вместо: “чтобы услышать этот смех”[7]. Я подчеркнул много подобных ошибок — чтобы их заметить, не требуется исключительного внимания, и исправить их не составляет труда. Надо отметить, что ее стиль столь естественен и классичен, что в большинстве случаев для наклонения сюбжонктиф прошлое несовершенного вида[8] могло бы быть использовано как более органичное, чем настоящее, что встречается редко. Однако мадемуазель Куарэ настойчиво от этого отказывается. Другой и столь же удивительный пример неряшливости — само название книги, навеянное последними строками, где автор нам рассказывает, что в сумерках наступающего вечера она видит незнакомца, который произносит: “Bonjour Tristesse”. Не лучше ли было бы написать “Bonsoir Tristesse”[9] и не выиграло бы от этого название?»[10]