Виктор Кожемяко - Виктор Розов. Свидетель века

Виктор Стефанович Кожемяко

Виктор Розов. Свидетель века

Я не хочу жить в скотском обществе. Не хочу, чтобы мои дети, внуки, правнуки жили в скотском обществе. Криком кричу и буду кричать: не хочу!

Верно, многие устали. Порой можно слышать: да отстаньте вы с вашей историей, с вашей победой, с вашей борьбой. Эту, довольно большую числом, часть нашего общества важно подбодрить и оживить. Чтобы пополнить ею ту часть, которая хочет жить по-человечески, а не по-скотски. Вот я свою задачу так и вижу: будить и не давать уснуть…

У меня вот какая мысль. Мы проиграли «холодную войну», да? Но мы, говорят, проиграли и Бородинское сражение. А что было потом, а? Даже Москву сдали. А что было потом? Нет, русский дух проявит свою силу, свою мощь и – победит.

В честь того, кто честью не поступился

Введение в книгу о достойнейшей судьбе

Виктор Сергеевич Розов… Именно он – герой этой моей книги. Известный писатель, знаменитый драматург, автор сценария фильма «Летят журавли», признанного одним из лучших в мировом кино.

Однако главным в этой книге о нем будет обращение не к пьесам и сценариям, а к личности их автора и драматургии его жизни, особенно на последнем, завершающем этапе.

Как назвать то время – с 1990 года, когда состоялась первая моя беседа с ним для газеты «Правда», до 2004-го, оказавшегося прощальным? Называют по-разному. Например, временем перестройки и реформ. Или годами рождения новой России. Многие из тех, рядом с кем он жил и работал, самодовольно именующие себя ныне творческой элитой, воспринимали все происходившее тогда с ликованием.

А в его восприятии это была трагедия великой страны. Уничтожение Советской власти, которой за многое он искренне и глубоко был благодарен. Обозначившийся вначале как нечто невообразимое, а потом вдруг ставший ужасающим фактом развал Советского Союза. Ликвидация русской, советской духовности и культуры, без чего немыслима для него Россия…

И как же быть ему, старому человеку, родившемуся в далеком 1913 году, когда вокруг развертывается и нарастает вакханалия разрушения?

Другие деятели искусства (весьма существенное число) приветствуют: все правильно, так и надо! Исходят угоднической слюной в подобострастии к новой власти.

А он твердо встал против.

Запахло большой кровью. На горизонте – расправа над «бунтовщиками». И та самая «элита», собранная в Бетховенском зале Большого театра, вдохновляет главного властителя на «решительные действия».

– Раздавите гадину! – сбиваясь на визг, кричит популярная актриса.

– Канделябрами их, канделябрами! – подстрекает впавший в истерику пианист, вполне сознавая при этом, что «канделябры» по воле президента могут стрелять.

– Холуяж! – припечатает участников того сборища и всех других ельцинских подпевал честный русский, советский писатель Виктор Розов.

А когда свершится то, к чему призывали «мастера культуры», когда танковые орудия ударят по Дому Советов и польется кровь, он, перекрывая одобряющие и поощряющие на продолжение кровопролития вопли, со страниц «Правды» заявит: «Сеются зубы дракона».

Давайте же воздадим ему должное. И попробуем представить, разобраться, понять, что двигало этим человеком в его действиях и высказываниях, которые многим из недавно близких ему людей, прямо скажем, казались недопустимыми и весьма странными. Недаром, как рассказывал мне режиссер Сергей Розов, сын Виктора Сергеевича, одна известная театральная критикесса, не выдержав, однажды обратилась к нему с крайним недоумением и осуждением:

Виктор Сергеевич Розов – знаменитый писатель, драматург, сценарист

– Ну почему вы себя всем противопоставляете?

– А знаете, – ответил он, – вчера незнакомая женщина в магазине подошла ко мне и сказала: «Спасибо вам, вы один говорите правду».

И сколько было таких, как та критикесса! «Террор среды» – понятие реальное. Этот террор проявлялся не только в приватных осуждениях, подобных приведенному выше, не только в изоляции большинством СМИ, где он сразу стал неприемлемым. В тех же СМИ появились по его адресу злобные материалы, переносить которые было тяжело.

Но – он не сдался. Не уступил. Не отступил. Почему?

Вы все лучше поймете, прочитав эту книгу. Беседы, которые я вел с ним почти пятнадцать лет (самых трудных, самых горьких!), были в полном смысле исповедальными. Предельно искренне и откровенно говорил он обо всем и обо всех, в том числе о себе. И, осмелюсь сказать, многое раскрывалось мне в тех беседах.

Выделю, с моей точки зрения, самое главное. Это его любовь к Родине и обостренная совесть.

Признаюсь, само намерение мое подготовить и выпустить документальную книгу о нем вызвано было в первую очередь именно этими сильно выраженными – необыкновенно сильно! – свойствами его натуры. Ведь мы дожили ныне до общественного состояния, когда очень многим, если не большинству, такие человеческие свойства кажутся уже чем-то нереальным, выдуманным, да и ненужным. Абстракции какие-то, просто слова – не более того. Что за любовь к Родине? Какая там еще совесть, какая честь? «Не говорите красиво…»

Его примером хочется всех, а особенно молодых, убедить: есть это чудо – душевно красивый русский человек. Советский человек. Было и должно быть. Вопреки насаждаемому скотству, культивируемой власти денег, поощряемому и захватывающему индивидуализму, который справедливо называют зоологическим…

Вот в 1941-м почти двадцативосьмилетний актер Московского театра Революции, имеющий «белый билет», то есть освобожденный от воинской обязанности, добровольно и настойчиво просит зачислить его в ополчение. Уходит на фронт. Переносит тяжелейшее ранение и возвращается в жизнь буквально с того света. А мог он туда не пойти? Нет, он – не мог.

«Я должен быть там, где всего труднее», – скажет потом Борис, герой его пьесы «Вечно живые» и его фильма «Летят журавли». Но ведь это устами написанного им персонажа говорит сам он, Виктор Розов!

А теперь сбросим полвека. Год 1991-й. Над Родиной опять угроза. Кто-то этого не понимает, кто-то, воспользовавшись ситуацией, хочет получше устроиться, сделать карьеру, чего-нибудь в созданном хаосе прихватить и разбогатеть. Разумеется, честному человеку это противно, однако старый писатель, да еще инвалид, мог бы, наверное, постараться сохранить личное спокойствие.

Нет, он себе опять говорит: «Я должен быть там, где всего труднее». А если уж совсем точно, это говорит его совесть. И он, как когда-то в начале великой войны, снова добровольцем вступает в бой за Родину.