Александр Роднянский - Выходит продюсер Страница 10

В ночь на 1 января 1997 года мы вышли в эфир в удвоенном объеме вещания, с новым программированием, а главное, на новой частоте бывшего канала УТ-2 и с собственными новостями. Наше детище включилось в украинскую политическую борьбу. В эфире «1+1» появились ток-шоу, в том числе политические: ставшее позже знаменитым «Табу», принципиально двуязычное, отражающее две главные политические концепции украинского настоящего и будущего: с Россией мы или мы с Европой. Или известное в России «СВ-шоу» со штампами общественного бессознательного. Или «Без табу» блистательной Ольги Герасимюк, которая вмешивалась в судьбы людей, вошедших в столкновение с властью. Или «Последняя баррикада», задолго до российского «Гордона» заговорившая о современной культуре «с последней прямотой».

На «1+1» появилось первое на Украине утреннее прямоэфирное шоу — «Сніданок». Забавно оно было уже тем, что зритель не только получал информацию, но еще и следил за отношениями двух ведущих — Ани Безулик и Данило Яневского. Отношения эти строились почти как в «мыльной опере»: симпатия сменялась конфликтами, конфликты — юмористическими ситуациями. Еще там был очень любопытный прогноз погоды: его представлял кот, причем в стихотворном виде.

Прямоэфирные программы шли на «1+1» ежедневно по семь часов. Все они появлялись в маленькой студии площадью 70 квадратных метров — и «Завтрак с «1+1»», и новости, и детская развлекательная программа «Не все дома». На дворе были 1997–1998 годы, компьютерные игрушки были далеко не в каждом доме, а тут деткам в прямом эфире предлагали разные забавы вроде «найди свинку»: ребенок звонил в студию, по телефону командовал камере — «правее, левее, вперед» — и должен был таким образом найти спрятанного в студийном пространстве маленького розового поросенка.

В 1998 году мы совместно с «НТВ-Профит» сняли первый на постсоветском пространстве сериал о нашей тогдашней жизни, с новым героем — молодым, богатым, успешным, представлявшим, как тогда говорили, «новые либеральные ценности» — «День рождения Буржуя» (автор сценария Юрий Рогоза, режиссер Анатолий Матешко). Разумеется, были в сериале тайны, происки «невидимого» антагониста, мистика, убийства… Но все было свое, современное, очень узнаваемое, что было не просто редкостью — первой попыткой освоения новой жизни в сериальной продукции. Как результат — пустые улицы городов и невероятная по нынешним временам доля аудитории в 60 %. В России на НТВ показ «Буржуя» был не таким триумфальным, но тем не менее очень успешным.

Еще одной несомненной нашей удачей тогда была телеигра «Первый миллион» — украинская версия знаменитого формата «Кто хочет стать миллионером?». Она вышла чуть позже своего российского собрата «О, счастливчик!». Это был очень непростой в реализации и очень популярный формат. С программой у нас была одна забавная сложность: «проиграть» зрителям миллион гривен никак не удавалось. Не потому, что нам этого миллиона было жалко (хотя сумма была приличная, около 200 000 долларов), просто игроки не хотели рисковать: доходили до первой существенной суммы, забирали денежку и, довольные, покидали поле битвы. Понять их, конечно, можно. По тем временам и зарплата в $200–250 казалась большой, а уж 32 000 гривен (почти $7000) — и вовсе сказка. Но что игра так и не дошла до своей кульминации, мне до сих пор очень жаль.

Мы по-мальчишески гордились уровнем нашего «продукта» и тем интересом, который он вызывал у сильных мира сего. Тогда мы не вполне отдавали себе отчет, какими могут быть плоды этого интереса.

С того момента, как у нас появились новости и политические программы, мы позиционировали эфир «1+1» как площадку для общественной дискуссии, где представлены точки зрения разных политических сторон, в том числе и отчаянно враждующих. Мы были уверены: именно в этом состоит журналистский профессионализм, а нам твердили, что мы романтики. Впрочем, мы быстро поняли, что если ты приглашаешь парламентариев в студию, задаешь им неудобные вопросы, если ведущий превосходит высоких гостей в красноречии и глубине анализа, то эти парламентарии начнут воевать с тобой самыми непарламентскими методами.

В ночь с 29 на 30 марта 1998 года мы всем каналом пережили первые в нашей телевизионной практике парламентские выборы на Украине: удивительно свободные, пестрые и непредсказуемые. И впервые в эфир вышла наша новая программа «Ночь выборов». Начали в восемь часов вечера в прямом эфире, закончили в три ночи. Большая студия, беспрерывный новостной поток, связь с основными политическими центрами, с улицами и площадями — такого формата страна еще не видела. В ту ночь перебывали в нашей студии практически все интеллектуалы страны (совсем не только политики!) — историк Мирон Петровский, философ Мирослав Попович, великий актер Богдан Ступка… И даже после завершения эфира не хотели расходиться, сидели еще часа полтора в единственном незакрывшемся кафе телецентра и говорили о том, какой будет эта страна в дальнейшем и как сдержать коммунистов.

Парламент Украины (Верховная Рада) в 1998 году был насквозь левый, он открыто враждовал с президентом Кучмой. Когда мы получили вещательную лицензию на десять лет, парламентарии пошли в яростную атаку на «рупор кучмовского режима». А когда попытка заблокировать решение о лицензии провалилась, попытались лицензию отобрать.

Нашей «линией укреплений» была лишь качественная журналистика: в нашем эфире все без исключения политики страны могли участвовать в дискуссии. Нам удавалось вести себя по-джентльменски, но политическая ситуация обострялась, и в условиях борьбы за существование канала и за его независимость интеллигентное поведение давалось нам все сложнее.

Первые несколько лет «1+1» был вполне сбалансированным телеканалом, который представлял все точки зрения и давал слово всем, кто хотел высказаться. Внутри правительственной элиты нас называли не «1+1», а «50 на 50». Наша «взвешенность» для людей во власти была чем-то вроде ненадежности, а я принимал их «50 на 50» как комплимент.

Когда ступаешь на политическую тропинку — неизбежно скользкую, не спорьте, — возникает соблазн понять одних, осудить других и подыграть третьим. И, поверьте, можно найти миллион честных аргументов «за» и «против» для внутреннего компромисса. Но важно не забывать, что игры с политикой не имеют никакого отношения к журналистике. К другой вечной профессии имеют, а к журналистике — нет.

Наступление власти на редакционную политику всегда начинается очень мягко, но стремительно приобретает катастрофический размах. Мы делали году в 97-м репортаж из Крыма о посягательстве на бизнес одного предпринимателя. Журналист раскопал, что лоббировал этот рейдерский захват тогдашний зять Кучмы Игорь Франчук. После выхода сюжета в эфир Кучма деликатно заметил, что мы могли бы и не упоминать, что Франчук его зять, а ограничиться фамилией. С таких мелочей все и начинается: сначала не говорите, что зять, потом не называйте фамилию, а в один прекрасный день вообще сидите и молчите.

Вокруг Кучмы клубились разношерстные группы влияния, бесконечно друг с другом воевавшие. «Мочили» они друг друга телевыстрелами — медийными сюжетами. Записывали друг про друга компроматные передачки и попеременно носили их главе государства. А в случае одобрения «заряжали» в эфир. Так ведущие телеканалы втягивались в межклановые споры.

Чтобы разобраться в этой подковерной византийщине, Кучма приглашал к себе руководителей основных каналов и выяснял, кто против кого и как играет. Мы стали общаться чаще и больше, чем было отведено протоколом на телевизионные дела. При этом в администрации президента были сотрудники, контролировавшие эфир, — могущественные люди, которые как бы отвечали за «1+1». С ними тоже надо было выстраивать отношения. Одно время я ездил в администрацию президента как на работу.

Трудно поверить, но даже в политическом сегменте вещания у нас поначалу оставалась довольно высокая степень свободы, которая, однако, с каждым днем уменьшалась. Я был, пожалуй, единственным, кто «свалился в телек» из ниоткуда, а не был приведен туда за руку какой-то политической структурой. На перекрестке интересов разных групп мне всеми силами пришлось защищать позицию канала, отстаивая не только свои представления о прекрасном, но и интересы людей, которые пришли работать на «1+1», поверив мне лично. Это были лучшие украинские журналисты, и я защищал их даже в тех случаях, когда они действительно вели себя по-идиотски, подводя весь канал. Они переходили на сторону оппозиции. Они становились ее рупором. Они считали это гражданской честностью, но на деле прекращали заниматься журналистикой, становясь пропагандистами и хуже того — промоутерами.

Как-то один из ключевых украинских политиков, лидер большой парламентской фракции и близкий к президенту человек, ультимативно потребовал, чтобы я уволил нескольких журналистов, которые, по его сведениям, работали на сомнительные политические силы. Я иронично согласился, но при условии, что он выгонит из своей фракции такое же количество депутатов. Он мою задиристую аналогию не принял, а упрямства не простил.