Нильс Адольф Эрик Норденшельд - Плавание на «Веге» Страница 10

«Биармийцы очень хорошо возделывали свою землю; но они (Отер и его спутники) не решились сойти тут на землю. Страна же терфиннов[49] была пустынна повсюду, за исключением мест, где временно селились охотники, или рыбаки, или птицеловы.

«Много рассказали ему биармийцы и о своей земле, и о землях, окружающих их. Но он не знал, что из этих рассказов было правдой, потому что сам никогда этих стран не видел. Ему казалось, что финны и биармийцы говорят почти на одном и том же языке. Он отправился туда главным образом не для того, чтобы знакомиться с самой страной, а для промысла моржей,[50] потому что кость их зубов очень ценна, и путешественники несколько таких костей привезли королю. Кожей моржей можно пользоваться для изготовления корабельных снастей. Этот род китов гораздо мельче других и не длиннее семи локтей. Но в его стране особенно богата ловля именно этих китов. Попадаются также киты длиною в сорок восемь локтей, а самые большие – в пятьдесят локтей длины. По его словам, он с пятью товарищами за два дня убил таких китов шестьдесят штук.[51]

«В отношении этого рода имущества Отер был одним из самых зажиточных людей, и богатство его состояло в диких животных. В бытность его у короля он имел шестьсот прирученных животных; эти животные назывались оленями. Из них шесть служили для приманки. Финны особенно ценят таких оленей, потому что на них ловятся дикие олени. Он был одним из первых людей в своей стране. Но он владел не более чем двадцатью коровами, двадцатью овцами и двадцатью свиньями, и то незначительное количество земли, которое он обрабатывал, он пахал лошадьми. Но богатство жителей его страны основывается главным образом на дани, которую им платят финны. Дань эта состоит из звериных шкур и птичьих перьев, китового уса, корабельных канатов из китовой[52] или тюленьей кожи. Каждый платит по своему состоянию. Самый богатый должен доставить пятнадцать куньих шкур, пять оленьих, одну медвежью, десять коробов перьев, одну куртку из медвежьего меха или из выдры и два ремня, каждый в шестьдесят локтей длиной, изготовленный один из моржовой кожи, другой – из тюленьей».

В продолжении рассказа Отера дается описание Скандинавского полуострова и путешествия, которое он предпринял из своей родины на юг. Вслед за этим король Альфред вставляет пересказ путешествия датчанина Вульфстана в Балтийское море. Но эта часть вступления к Орозию слишком далека от задач моей экспедиции, чтобы приводить ее в этом описании.

Из простого и ясного рассказа Отера видно, что он предпринял настоящее путешествие с целями открытий, чтобы исследовать лежащие к северо-востоку неизвестные страны и моря. Путешествие это дало богатые результаты, так как Отер первый обошел самую северную часть Европы. Не вызывает сомнений, что Отер во время этого плавания проник до устья Двины или, по крайней мере, до устья Мезени в стране биармийцев.[53]

Рассказ поучает нас, что самая северная Скандинавия уже тогда была, хотя и не густо, населена лопарями, образ жизни которых мало отличался от образа жизни современных лопарей.

Население Скандинавии пришло и поселилось в Финмаркене впервые около 1200 года, и с этих пор, конечно, стали распространяться в северных странах сведения об этих краях; но они долго были сбивчивы и в известной мере менее правдивы, чем рассказ Отера. Как представляли в Европе первой половины XVI века северные оконечности материка, можно судить по двум картам севера: одной 1482 года, другой 1532 года.[54]

Еще на последней из этих карт показывают Гренландию соединенной с Норвегией вблизи Вардехуса. Эта карта, согласно предпосланному ей объяснению, составлена на основании показаний двух епископов из епархии Нидарос,[55] к которой принадлежали Гренландия и Финмаркен и жители которой часто предпринимали как сушей, так и морем торговые поездки и хищнические набеги на землю биармийцев. Трудно было бы понять, как при подобных картах, изображавших распределение на севере суши и моря, могла возникнуть мысль о северо-восточном пути. Однако уже и в те времена раздавались голоса о возможности такого прохода. С одной стороны, основывались на старых сказаниях, что Азию, Европу и Африку окружает одно огромное море; с другой стороны, вспоминали рассказ, как индийский корабль был пригнан бурей в Европу.[56] Только в 1539 году появилась карта севера Олая Магнуса, впервые давшая приблизительно верные очертания Скандинавии на севере.[57] Но во всяком случае прошло около семисот лет, пока Отер нашел последователя в лице сэра Хьюга Виллоуби, которому обычно по ошибке приписывают первенство в длинном ряду людей, пытавшихся проложить северо-восточный путь из Атлантического океана в Китай.

Но следует заметить, что в то время, как в западной Европе распространялись такие карты, как карта Циглера, на севере укреплялись другие, более точные сведения о северных странах. Очень возможно, что в XV или в начале XVI века норвежцы, русские или карелы с мирными или воинственными намерениями часто отправлялись на лодках от западных берегов Норвегии до Белого моря и обратно, хотя нигде и нет упоминаний о таких путешествиях, кроме рассказа Сигизмунда фон Герберштейна в его знаменитом труде о России, где он говорит о плавании Григория Истомы и посла Дэвида от Белого моря до Трондгейма в 1496 г.[58]

Путешествие это носит заглавие[59] «Navigatio per Mare Glaciale» и начинается заявлением автора, что он слышал рассказ от самого Истомы, который юношей учился в Дании латинскому языку. Как на причину выбора необычного, долгого, «но верного» кружного пути по северному морю вместо обычного, более короткого, Истома указывает недоразумения между Швецией и Россией и возмущение Швеции против Дании как раз в то время, когда путешествие было предпринято (1496 год). После описания путешествия из Москвы до устья Дайны он продолжает:

«Сев в устье Двины в четыре лодки, они сначала держались правого берега моря, где виднелись очень высокие островерхие горы,[60] и когда они таким путем прошли шестнадцать миль и переплыли морское горло, они пошли вдоль левого берега, оставляя справа открытое море, которое, как и близлежащие горы, получило название от реки Печоры.[61] Тут они встретили народ, называющийся финно-лопарями, который хотя и живет в низких и жалких хижинах у моря и ведет жизнь подобно диким зверям, но во всяком случае более миролюбив, чем племя, называемое дикими лопарями. Затем, пройдя страну лопарей и проплыв еще восемьдесят миль, они пришли в страну Нортподен, подвластную шведскому королю. Этот край русские называют Каянской землей, а народ – каянами. Оттуда они поплыли дальше вдоль очень изрезанного берега, простирающегося вправо, и дошли до полуострова под названием Святой Нос.[62] Название произошло от большой скалы, которая, как нос, выдается в море. На полуострове есть грот или пещера, которая в течение шести часов поглощает воду и затем с большим шумом и грохотом, в виде водоворотов, выбрасывает ее вон. Некоторые называют пещеру „пупом моря“, другие – Харибдой. Рассказывали, что водоворот этот обладает такой силой, что притягивает к себе корабли и другие находящиеся вблизи предметы и поглощает их. Истома говорил, что он никогда не был в такой опасности, как в этом месте, потому что водоворот притягивал судно, на котором они плыли, с такой силой, что они спаслись только с величайшим трудом, гребя изо всех сил.[63]

Пройдя мимо Святого Носа, они дошли до горного мыса, который должны были обогнуть. После того как им пришлось задержаться здесь несколько дней из-за противного ветра, туземец-лоцман сказал: „Скала, которую вы видите, называется Семес, и нам трудно будет пройти мимо нее, если ее не умилостивить какой-нибудь жертвой“. Истома говорит, что бранил его за бессмысленное суеверие, но тот молчал. И так по причине сильного морского волнения они задержались на месте еще и четвертый день, но затем буря прекратилась, и они подняли якорь. Когда при попутном ветре они продолжали путешествие, лоцман сказал: „Вы смеялись над моим советом умилостивить скалу Семес и сочли это за смешное суеверие, но нет сомнения, что для нас было бы невозможным пройти мимо нее, если бы я ночью тайно не поднялся на скалу и не принес жертву“. На вопрос, что же он принес в жертву, лоцмам отвечал: „Я посыпал выдавшуюся в море скалу овсяной мукой, смешанной с маслом“. В то время как они плыли дальше, они дошли до другого большого мыса, похожего на полуостров и называвшегося Мотка. На краю его находилась крепостца Бартгус, что значит сторожевой дом, так как норвежский король держит здесь стражу для охраны своих границ. Толмач сказал, что полуостров этот такой длинный, что его едва можно обогнуть морем в восемь дней. Путешественники, чтобы не задерживаться, с огромным трудом перенесли на плечах на протяжении полумили свои лодки и вещи посуху. Отсюда они поплыли дальше мимо страны диких лопарей до места, называющегося Дронт (Трондгейм) и расположенного в 200 милях севернее Двины. Лопари сказали, что московский князь обычно брал дань до этих мест».