Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке Страница 10

Фуке и его коллеги-министры знали, что в общем и целом налоговая система не обеспечивает трон ресурсами, адекватными государственным расходам и обязательствам [126]. На помощь приходили краткосрочные и долгосрочные займы. Краткий обзор финансовых механизмов, заполнявших разрыв между фактическими денежными поступлениями и потребностью государства в деньгах, даст современному читателю представление о роли Фуке как суперинтенданта и об историческом фоне, на котором проходил его процесс.

С конца Средних веков главным прямым налогом во Франции был сбор под названием талья[127]. Тальей облагались индивидуальные домохозяйства в объеме, по идее сообразном размеру налогооблагаемых владений домохозяйства. Но, как и многое другое при Старом режиме, этот налог не был ни прост в применении, ни единообразен в масштабе королевства. Суммарный плановый доход от тальи и некоторых других прямых налогов и сборов (taillon – специальный военный налог, crue – дополнительный налог, и так далее) ежегодно устанавливался королем и должен был выплачиваться теми, кто не принадлежал к церкви или к дворянству. Были исключения и по другим основаниям. Например, большинство городов покупали коллективное освобождение для всех живущих внутри городской стены. К тому же многие недворяне освобождались от тальи либо на основании занимаемых ими должностей, как, например, королевские казначеи (trésoriers de France), либо лично, решением короля. В некоторых провинциях, в частности в Дофине, освобождение дворян от налога было привязано к землям, столетия назад зарегистрированным как «благородные», а не к людям. Если дворянин владел «неблагородной» землей, он должен был платить талью из расчета оценочной стоимости собственности – в теории, поскольку дворяне или богатые землевладельцы-буржуа обычно находили способы уйти от этого налога. На практике для богатых и власть имущих существовало несметное множество исключений, позволявших перекладывать основную тяжесть налога на крестьян и ремесленников[128].

Способы сбора налога и расчета налоговых обязательств любого конкретного домохозяйства различались в разных частях страны[129]. В центральных и северо-восточных районах, где уже не стало провинциальных представительных собраний (États)[130], сумму, которую надо было получить с каждой территориальной единицы налогообложения – финансового округа, или «генералитета» (généralité)[131], устанавливало королевское правительство. Эта совокупная величина далее территориально дробилась вновь и вновь, пока в итоге не превращалась в обязательства отдельного домохозяйства. Сбором занимались королевские должностные лица, так называемые éles, и те части Франции, где применялся этот механизм, назывались pays d’élections[132]. Части Франции, где представительные собрания уцелели: Бретань, Бургундия, Прованс и Дофине, – были известны как pays d’États[133]. В этих регионах королевская власть договаривалась о сумме, которую была должна заплатить провинция, с местными собраниями представителей. Сбор налогов в основном контролировали они. Неудивительно, что в совокупности вклад pays d’États оказывался гораздо ниже, чем pays d’élections. В нескольких регионах, например в Лангедоке, в силу исторических обстоятельств их присоединения, была своя собственная налоговая система. Там король договаривался с местными представительными собраниями о взносе, заменяющем талью.

Второй важной формой налогообложения были акцизы (des aides), например на пшеницу или вино. Печально знаменитый габель (gabelle)[134] – соляной налог, которым не только облагалось потре бление, но и определялся обязательный минимум соли, который домохозяйство должно было купить с государственных складов; от него дворяне и клир тоже были освобождены. Дурной славой у современников пользовались дорожные сборы, а также городские ввозные налоги (octrois).

И вновь налоговая нагрузка на разные районы могла разительно отличаться – главным образом в зависимости от исторических обстоятельств, по которым та или иная провинция попала под непосредственный контроль короны. Большинство северных территорий Франции платили соляной налог по самой высокой ставке, в то время как для Лангедока, Дофине или Прованса существовали свои, пониженные ставки. Ввозимые через порт Бордо вина облагались налогом, так называемым «бордосским конвоем» (convoi de Bordeaux), восходившим к налогу, собиравшемуся на защиту от английских пиратов во время Столетней войны[135] [136].

Большую часть денег казне приносила талья и разнообразные косвенные налоги в виде акцизов. Однако доля этих категорий в общем доходе варьировала от года к году. Остальные средства поступали из разных источников и назывались экстраординарными доходами, что отличало их от доходов от тальи, косвенных налогов на продажи и дорожных пошлин. К примеру, чтобы заниматься некоторыми профессиями и видами торговли, перед началом работы или операций было необходимо заплатить своего рода вступительный взнос, marc d’or[137]. Другой важный вид экстраординарных доходов составляли доходы от продаж аннуитетов – ренты (rentes), обеспеченной теми или иными будущими налоговыми поступлениями. Например, это мог быть налог с продаж, который собирали в Париже (такая рента называлась ратушной, rentes sur l’hôtel de ville).

Одним из важнейших источников дохода – совершенно нетипичным для современного государственного управления – были создание и продажа государственных должностей, прежде всего внутри судебного и финансового аппаратов монархии.

Как уже говорилось, покупка должности играла роль инвестиций. За службу на королевских должностях полагалось жалованье (обычно – небольшой процент от стоимости покупки). Оно работало своего рода рентой, аннуитетом. Должность одновременно давала владельцу и престиж (как, например, судебная), и привилегии в форме освобождения от налогов, а иногда и дворянский статус. К этому добавлялась возможность получать деньги неправедными путями по факту исполнения своих обязанностей. Взятки в среде судей и сборщиков налогов были распространены, по сути, поголовно. Кроме того, должность можно было продать. При этом иногда покупателю для вступления в должность приходилось выплачивать в королевскую казну уже упоминавшийся налог marc d’or. Если король освобождал кого-то от должности, то он должен был возместить стоимость покупки или найти другого покупателя. Должность была таким же товаром, как и любой другой.

Аппетиты королей росли, и создание новых должностей набирало обороты, пока в XVII веке не сделалось основным источником доходов казны. Хотя церковь официально налогов не платила, однако регулярно соглашалась делать подарки и добровольные пожертвования в казну (décime, don gratuit)[138]. Эти пожертвования номинально предназначались для благонамеренной защиты королевства от внешних врагов и внутренних еретиков. Размер таких подарков определялся сторонами путем переговоров и в разные времена бывал разным.

Мало что при Старом режиме вызывало столько ненависти и отвращения, как система сбора налогов, даже у тех, кто в принципе был от поборов освобожден. При взыскании налогов королевские чиновники часто прибегали к жестокому принуждению. Они отбирали скот, землю и другое имущество даже у тех злополучных крестьян, которые не могли заплатить по не зависящим от них причинам: из-за плохого урожая или природных катаклизмов. Возможности что-либо обжаловать не существовало.

Каковы бы ни были источники, все деньги, прежде чем достичь королевских сундуков, проходили через множество рук. Когда средства, собранные на местах, оказывались в региональных королевских казначействах, разбросанных по всей стране, из них сначала забирали средства на жалованье местным чиновникам и расквартированным в районе войскам. Первоочередному погашению подлежали и выплаты по королевским обязательствам, обеспеченным конкретным видом налога. После этих вычетов оставшееся (если что-то вообще оставалось) попадало в центральное казначейство в Париже. Такая практика порождала море возможностей для коррупции, растрат и задержек. Гневные обвинения в мошенничестве и воровстве в адрес королевских чиновников, финансистов и сборщиков налогов, без сомнения основанные на фактах, звучали на каждом собрании представителей и в сатирической литературе того времени. Они выражали искренние чувства практически каждого налогоплательщика [139].