Бруно Винцер - Солдат трех армий Страница 10

Правда, в средней школе взималась большая плата за право учения, и только в редких случаях делалось исключение. А родители учеников народной школы не могли дать своим детям деньги на трамвайный билет, если им хотелось полюбоваться огромной елкой на рождественской ярмарке. Не случайно поэтому нам в народной школе вдалбливали такую песню:

Зачем мне деньги и добро,

Коль я доволен всем?..

В шестом классе реального училища мы столь же часто, но с большим удовольствием пели:

… Так дайте посох мне и плащ

Бродячего студента,

Хочу я летом путь держать

К земле исконной франков{4},

Валери, валера, валери, валера,

К земле исконной франков!

Но будь то реальное училище или народная школа, учебное заведение с платным или бесплатным обучением, ученики в форменных фуражках или без таковых, были в их ранцах бутерброды с ветчиной или не были – повсюду, во всех классах, гимнастических и актовых залах, гремели две песни:

Всем сердцем готов я, о родина-мать,

И жить для тебя, и жизнь отдать… и тогдашний национальный гимн, первая строфа которого звучала так:

Германия, Германия превыше всего,

Превыше всего будет в мире,

Надо только сплотиться по-братски

В обороне и в наступлении.

От Мааса до Мемеля,

От Эча до Бельта -

Германия, Германия превыше всего.

Превыше всего в мире!

Вероятно, мало кто из миллионов людей, певших этот гимн, задумывался над тем, что в Эч закидывают удочки австрийцы и итальянцы, что в Бельте ловят рыбу датчане, что в Маасе купаются французы, бельгийцы и голландцы, а для посещения Мемеля требуется литовская виза. Но разве эти соображения могли кого-нибудь остановить, когда нужно было доказать законность притязаний Германии на мировое господство и в такой форме внушить это немецкому народу, а главное – молодежи!

Когда я учился в первых классах народной школы, я слышал от учителей, что война – страшное бедствие, которое не должно повториться. Тогда еще не забыли о миллионах погибших, помнили ураганный огонь боев и разруху первой мировой войны – еще не прошел вызванный ею шок.

Через несколько лет в реальном училище преподавание велось по-другому.

– Мюллер, почему Германия проиграла войну?

– Потому что ее не поддержал тыл, господин штудиенрат: рабочие бастовали, и солдат перестали снабжать боеприпасами.

– Хорошо, сынок. А что Германия потеряла в этой войне? Эй, Вильке, не спи! Ну-ка, ответь на вопрос!

Но тут вышла заминка: штудиенрат как на грех задал этот вопрос мальчику, отец которого погиб на фронте. После некоторого колебания мальчик тихо ответил:

– Германия потеряла почти два миллиона человек, господин штудиенрат, – и сел.

Вильке недолго пробыл в реальном училище, его мать не могла больше платить за обучение.

Ответ Вильке несколько озадачил нашего учителя истории. Он смущенно пробормотал, хорошо зная, что отец мальчика погиб:

– Ну-ну, ладно, это, к сожалению, верно, но я имел в виду другое. Кто может мне сказать, какие из своих ценных владений потеряла Германия?

Тут посыпались ответы – все это мы уже не раз повторяли и записывали, показывали на большой карте и чертили схемы.

– Все колонии и Цинцзяу, господин штудиенрат.

– Кто может перечислить колонии?

– Я, господин штудиенрат! Немецкая Юго-Западная Африка, немецкая Восточная Африка, Камерун, Того, немецкая Новая Гвинея с землей Кайзера Вильгельма, архипелаг Бисмарка, Каролинские острова, Марианнские острова, острова Полау и Маршальские острова, Науру, Самоа и арендованную территорию Киао-Чао со столицей Цинцзяу.

– Отлично, мой мальчик! Кто может продолжить?

– Я, господин штудиенрат. Кроме того, мы потеряли Мемельскую область, Познань, Западную Пруссию и часть Верхней Силезии.

– Превосходно! Что еще у нас отняли?

– Эльзас-Лотарингию и Саарскую область, – ответил хор голосов.

– Чудесно, дети. А что для нас самый большой позор?

– Оккупирована Рейнская область, французы вторглись в Рурскую область и воруют наш уголь.

– Да, дети, всегда помните об этом: французы, такие же белые люди, как и мы, не стыдятся посылать против нас на германском Рейне грязных негров! Беспримерное глумление над культурой!

Господин штудиенрат обращал к нам свое полное скорби лицо, забыв, очевидно, что всего две недели назад рассказывал нам, как верные аскари{5} под командованием генерала Леттов-Форбека задали встрепку англичанам и как негры жаждали принадлежать германскому кайзеру и приобщиться к культуре и дрались до последнего патрона.

Расходы на содержание оккупированной армии на Рейне давали повод перейти к следующему вопросу:

– От чего еще страдает Германия?

– От репараций, господин штудиенрат.

– Совершенно верно! Мы вынуждены платить всем нашим бывшим противникам миллиарды и миллиарды репараций, хотя мы ничуть не виноваты в войне. Чудовищная несправедливость!

О том, что Советский Союз во время Рапалльских переговоров отказался от репараций, не упоминалось.

– Почему же началась война?

– Потому что кое-кто считал Германию слишком большой и сильной, она вытеснила англичан с мирового рынка, немецкий труд и культура всюду получили признание, поэтому союзники объединились, окружили Германию и втянули нас в войну.

После этой игры в вопросы и ответы кому-нибудь из нас полагалось навести разговор на саму войну, чтобы скоротать время до конца урока. Господина штудиенрата спрашивали, какую воинскую награду он получил и на каком фронте сражался. Затем нам оставалось только с восторгом слушать, как они в Лангемарке «с немецким гимном на устах» атаковали врага, и как он, наш учитель, с офицерской саблей в руке вел солдат в атаку, и как они потом, во время войны, удерживали свои позиции с несколькими пулеметами.

Обо всем этом мы могли прочитать в многочисленных книгах, которые тогда вошли в моду, но рассказы «испытанного» воина звучали убедительнее, и штудиенрат казался нам героем.

Сын его, который был старше нас, репетировал моих одноклассников по латыни. Однажды один из них, сын унтер-офицера, потерявшего на войне ногу, удивленно спросил его:

– Послушай, разве ты не гордишься тем, что твой отец был лейтенантом?

– Это что, это ерунда, – ответствовал сын нашего историка, – отец был чипом повыше, он был комендантом вокзала.

То, чему нас учили в школе о потерянных германских владениях, совпадало в основном с тем, что мы слышали дома: неслыханный позор, что урезано жизненное пространство Германии!

Конечно, в нашем классе находились и такие мальчики, родители которых думали иначе, и дети проговаривались об этом иной раз на большой перемене. Они говорили о Лиге Наций, о мире и взаимопонимании, но мне казалось тогда, что это не мужское дело.