Джейси Дюгард - Украденная жизнь Страница 10

Когда меня освободили, я была убеждена, что никакой книги написано не будет, никто никогда ни о чем не узнает. С тех пор я очень выросла. С помощью мамы, моей семьи и особенно доктора я пришла к пониманию, что могу строить жизнь для самой себя. Я сама могу принимать решения и не беспокоиться о том, что они не совпадают с чьими-нибудь желаниями. Но самое важное, что я смогла понять, — мне не нужно более защищать этого человека, Филлипа Гарридо. Он не заслуживает моего заступничества. Нужно было время, чтобы забыть чувство вины. Но теперь я поражена, насколько мне стало хорошо от осознания, что я ему более не подчинена.

Просто невероятно, сколь я была подвержена его манипулированию. Я не понимала его глубины. Только время и расстояние прояснили, что за жизнь была у Филлипа и какая жизнь бывает в большом мире. Там я твердила себе, что могло быть и хуже. Мне, по крайней мере, есть где жить. Но какое существование я в действительности вела? У меня не было дома. Не было семьи. Не было друзей. Я полностью зависела от Филлипа Гарридо.

Я не испытываю ненависти к Филлипу. Я не верю в ненависть. По-моему, ненависть требует слишком серьезных усилий. Люди, ненавидящие кого-либо, тратят столько энергии на это чувство, что пропускают много хорошего. Мне бы не хотелось жить такой жизнью. Что было, то было. Я смотрю в будущее. Первый раз за 18 лет я могу смотреть в будущее, а не жить настоящим. Я жила день за днем, не осмеливаясь заглянуть вперед. Если бы мое сердце наполняли ненависть, сожаление, размышления «что бы было, если…», разве осталось бы в нем место для чего-то еще. Не настаиваю, что каждый день на свободе славный и прекрасный, но даже и в худший из них я могу сказать: я свободна… свободна быть тем, кем хочу… свободна иметь семью и новых друзей… Мне нечего стыдиться, я полна сил и желания продолжить рассказ…

А потом я вижу его. В углу у стола стоит ведро с водой. О, нет! Я говорю себе, что не хочу… Нет!.. Нет! Но что я могу поделать? Ничего. Здесь никого нет, кроме него и меня. Дверь заперта. Я не расплачусь. Не хочу. Не буду. Он говорит. Я заметила, что он вообще много говорит, но ничего важного. Думаю, он любит слушать самого себя. Проще с ним соглашаться — если противоречить, он все объяснит более подробно, и это никогда не кончится. Он говорит что-то о «забеге». Я сомневаюсь, что речь о настоящей пробежке по улице: уже поздно и темно. Он объясняет, что собирается устраивать «забеги» время от времени, и я останусь с ним на несколько дней, в зависимости от того, сколько крэка он примет. Он говорит, что крэк — это наркотик, который позволяет ему долго оставаться в тонусе. Говорит, что сам удивляется, сколько крэка он может выкурить или вынюхать за один раз. Говорит, что может принимать дозу за дозой, и это не влияет на него так, как на других людей. Говорит, что может победить любого в соревнованиях, кто больше выкурит, имея крепкую устойчивость к любому виду наркотиков. Говорит, что объясняет мне все это, чтобы я понимала, что происходит и чего он от меня ждет. Говорит, что во время «забега», как он называл бодрствование в течение нескольких суток, он воплотит в жизнь все свои сексуальные фантазии, и я ему в этом помогу. Говорит, что крэк позволяет ему фокусироваться на чем-то в течение долгого времени. Говорит, что он оденет меня по своему вкусу, а затем, в зависимости от его настроения, мне придется его ублажать мануально и орально в разнообразных позициях, а также прыгать на нем, когда он сам будет мастурбировать.

Говорит, что мне следует начать с мытья в ведре воды, что в углу, и побрить вагину, поскольку он не терпит волосы — из-за них у него сыпь. Потом он меня оденет, а затем я сделаю макияж. Макияж? Почему он хочет, чтобы я сделала макияж? Почему я должна делать все эти вещи? Это все полный идиотизм, и я его ненавижу. Я не хочу делать то, чего хочет он. Не хочу снимать одежду. Не хочу ничего. Хочу домой. Так я думаю про себя. Внешне все, что позволяю, — несколько слезинок. Боюсь, он увидит меня плачущей и рассердится. Он уже велел мне не плакать: это помешает его фантазиям. Изо всех сил пытаюсь.

Он видит мои колебания и берется за оглушитель. Иду к ведру, моюсь, а когда заканчиваю, он достает сумку с одеждой и начинает наряжать меня во все обтягивающее. Он проделывает дырки в самых странных местах.

Когда он закончит? Хочу ли я, чтобы он закончил? Что произойдет потом? Наконец он доволен творением своих рук. Он велит мне лечь в постель определенным образом и сам раздевается. Достает маленькую коробочку с белым порошком. Не знаю, что это, вероятно, тот самый крэк, о котором он говорил. Он вытряхивает немного на стол, лезвием бритвы измельчает его, набивает в трубку, прикуривает и вдыхает дым. Спрашивает меня, не буду ли я; нет. Он говорит, что крэк помогает ему не спать. По-моему, это отвратительно, я ненавижу наркотики. Может быть, он делает все это из-за наркотиков? Он сворачивает самокрутку, которую называет косяком, и говорит, что это марихуана. Он опять повторяет, что у него сексуальные проблемы и что он забрал меня, чтобы я помогла ему их решить, и что, давая выход этим проблемам, я спасаю других. Почему я? Почему он сам не может разобраться со своими проблемами? Но я не хочу, чтобы другим было плохо. Пусть уж лучше мне, чем кому-то.

Ночь кажется бесконечной, и я очень устала. Он включил все лампы, из-за этого в комнате жарко. Я должна брать его пенис и дергать его вверх и вниз: он называет это «домкратить». Иногда он заставляет брать его в рот. Я ненавижу это делать, он такой отвратительный. Боюсь, что белая жидкость, которую он называет малафьей, попадет мне в рот. Он говорит, что крэк помогает ему продлить секс, так что он не кончит скоро, мне не следует беспокоиться. Все это длится и длится, а он смотрит свои книжки. Они выглядят как фотоальбомы, с вырезанными из журналов изображениями детей в разных позах и наклеенными на эти фотки пенисами из других журналов. Он смотрит на них и грязно обзывает их словами, которые я никогда и не слышала. Он продолжает делать одно и то же снова и снова. Когда кончится этот кошмар? Он также переключает телевизионные каналы, говорит, что ищет передачу с маленькой девочкой в шортиках.

По-моему уже утро. Солнце светит в окна, прикрытые полотенцами. Оно сквозит через трещины в стенах. Он смотрит на часы и говорит, что пора заняться сексом. Велит лечь на спину. Какая-то часть моего существа рада, что все скоро закончится. Я этого боялась, но хочу пойти спать. Я так устала. Он ложится на меня и предупреждает, что будет грязно ругаться, но мне не следует бояться. Ему просто надо выпустить пар.

Не могу удержаться от слез, но вслух не плачу. Он е…т меня изо всех сил и все время повторяет это слово. Моя голова между диваном и выдвижной кроватью. Я едва могу дышать. Он называет меня е…й шлюхой, п…й и еще по-всякому. Мне хочется оказаться в другом месте, но я здесь и не должна паниковать. Когда я противлюсь ему, мне делается еще больнее, поэтому я пытаюсь не уклоняться, но нелегко подавлять желание избавиться от этого потного отвратительного тела.