Борис Абакумов - Неизвестная война. В небе Северной Кореи Страница 10

Другая пара «Сейбров» этой четвёрки на пересекающихся курсах вела огонь по мне. Мимо меня летели сизые огоньки трассирующих пуль. В меня не попадали, но моему ведомому, Геннадию Локтеву, пробили плоскость. Не выдержав этой карусели, «Сейбры» резким маневром вправо, немного не доходя верхней точки левой косой полупетли, на малой скорости вышли из-под моего огня. Во рту у меня пересохло, лицо пылало, левая рука почему-то нажимала кнопку передатчика, внутри всего лихорадило. Я немного успокоился от недавней схватки и увидел впереди себя восьмерку «Сейбров», следовавшую курсом на наш аэродром. Осмотрелся, ведомого рядом почему-то не было. Он, оказывается, оторвался от меня на одной из косых петель. Я погнался за шедшей впереди меня восьмеркой. Справа от меня вел бой своей парой Саня Литвинюк, слева тоже шла карусель боя, там была пара Бориса Бокача. Моё сближение с восьмеркой «Сейбров» было медленным. Вот и дистанция открытого огня. Я выключил автоматику прицела и навёл прицельную точку выше цели на зрительную величину фюзеляжа противника, потому что цель удалялась, а при стрельбе из пушек мой самолёт теряет скорость. Я дал длинную очередь из пушек левого борта по ведущему этой восьмерки. Трасса пошла к цели и замкнулась на ней. Самолёт противника качнулся: на левой плоскости произошел какой-то белый выброс, похожий на взрыв, и за ним потянулся легкий туманный след. С левым креном противник буквально нырнул под свой строй и с большим снижением пошел в сторону моря к береговой черте. Остальные «Сейбры» этой группы бросились за ним. Ну, думаю, попал прямо в их командира. Потом нам сообщили, что за Пхеньяном сел на живот «Сейбр», пилотируемый майором Вилли Кроном, который по происхождению был немец. У него не хватило горючего дотянуть до Сувона, где они базировались из-за повреждения бака с горючим моей пушечной очередью. Он был взят в плен. Этот «Сейбр» разобрали и на двух машинах везли к нам, но американская авиация машины эти разбомбила. Американцы боялись, что их новейшая техника попадет к нам в руки.

Я удивился, как мой ведомый, Геннадий Локтев, мог выдержать этот бой. Бой с такими большими перегрузками. Ведь у него две недели назад был приступ мочекаменной болезни, и после боя она сильно обострилась — ему пришлось уехать в Союз.

Дали мне нового ведомого, А.П., но мы с ним не слетались — не было психологической совместимости.

Есть неписанные законы войскового товарищества. Особенно они чувствуются и действуют в летной среде, тем более в боевых условиях.

После воздушных боёв, в первых числах апреля, американцы начали массированные активные действия на всю глубину воздушного пространства Северной Кореи. В ход были пущены все виды и типы авиации. Нам приходилось вылетать по несколько раз в день и вести бои шестёрками и восьмёрками с любым количеством самолётов противника на всех высотах.

Как говорят поэты: «В бой мы шли не ради славы, а ради жизни на земле…»

Как-то Г. И. Гесь из гвардейского полка привёз на своем МиГе осколки американского поршневого истребителя — двойного «Мустанга», который взорвался в воздухе от снарядов, выпущенных им. Вообще-то это было любопытное для нас зрелище в те первые дни боев. Но этот случай предостерегал нас, что стрельба с близкой дистанции из всех пушек для реактивного истребителя небезопасна. Можно взорвавшимся самолётом противника повредить свой.

В одном из апрельских боев я упустил одного «Сейбра» из-за своей медлительности в открытии огня, точнее, из-за своего любопытства. Только прицелился и хотел открыть огонь, смотрю, а у него фюзеляж раздулся в три раза. Я прекратил прицеливание и хотел посмотреть, в чем же дело, что это с ним делается, а он резко сделал переворот и ушел под меня. Я, конечно, на большой скорости мгновенно проскочил противника, а погасить так быстро скорость мне было нечем, как это сделал «Сейбр», выпустивший, оказывается тормозные щитки. Любопытство первого момента потом перешло в досаду на себя.

На «Сейбрах» и «Тандерджетах» были двигатели «с дожогом», то есть с форсажем, что позволяло им после торможения быстро набирать скорость. Часто, бывало, смотришь за «Сейбром» или «Тандерджетом» — идет темный дымный след, значит, удирает «во все лопатки» — включил форсаж. Этого совершенства у нас тогда не было, а тормозные щиточки наших самолетов, а не щитки, как у «Сейбра», больше играли символическую роль — они не были приспособлены для выполнения маневра в бою. Как-то мы высказывали своё неудовлетворение работой щитков в боевых условиях группе конструкторов, приехавших к нам, но нам ответили, что это связано с переделкой и усовершенствованием модели: на это надо время и в данный момент закрывать конвейер на заводе нельзя. Значит, нам оставалось драться на этих же машинах.

Бои шли каждый день. Боевые вылеты стали чаще, видимо, противник решил навязать свои условия силой, посылая в бой более 300 самолётов в один вылет. Наши адъютанты эскадрильи В. Миданович, Н. Башканков и А. Чекалин не успевали оформлять как следует боевые документы на описание воздушных боев и обработку докладов летчиков. Не хватало времени, опыта и сноровки.

Начальники штабов полков тоже приобретали опыт работы, как говорится, «на ходу», правда, Токарев знал хорошо свою, работу и раньше. В общем, учились работать в новой боевой обстановке и по-новому. Мелкие бои которые состояли из одной-двух атак не описывались и не фиксировались если не было сбитых самолётов с подтверждением с земли. Они проходили как само собой разумеющееся, как обычный рядовой полёт.

Однажды, после 6 апреля, вылетели мы по тревоге парами для прикрытия моста. Радиолокационные станции определили группу противника, которая шла в наш район. Была многоярусная облачность, нижний слой облачности слегка разорван. Я парой выскочил в район моста между первым и вторым слоем облаков, считая от земли, но противника не обнаружил. Слышу, Иван Никитович, наводит нашу пару на пару или четверку Ф-80 «Шутинг сатаров». Завязался бой. Мне не видно где, но чувствую, что где-то недалеко от меня. Смотрю во все глаза — кругом облачная пелена, горизонта и противника не видно. Слышу, ведущий нашей пары просит кого-нибудь помочь ему, а я его не вижу. Мой ведомый, А.П., передает мне по радиосвязи «Вон они! Вон!» Я его спрашиваю: «Где? Дай ориентиры». Молчание. Потом опять: «Вон они! Вон!», а я их не вижу. Говорю ему: «Выйди вперёд и укажи цель». Вышел, но не показывает… Ну, думаю, что же это такое? Розыгрыш, что ли, или так, выхваляется мой ведомый, хочет, чтобы по радио слышали на КП… Бой кончился благополучно, но на душе было пасмурно, в чём же дело? Ну и задал же он мне загадку. Я не вижу, а он видит но не хочет показать, где противник? Вот это вопрос! А противник, оказывается был под первым ярусом облачности, как потом выяснилось.