Пушкин в жизни - Викентий Викентьевич Вересаев Страница 10

Дом Скворцова находится на Немецкой улице, в 14 саженях от проезда на Немецкий рынок к часовне. Деревянных флигелей, бывших по обе стороны ворот, в настоящее время уже не существует. Правая сторона, где находился тот флигель, где родился Пушкин, находится впусте под двором, с левой же стороны выстроен каменный двухэтажный дом, весьма приличной и опрятной наружности. Задняя часть этого владения, как и при Пушкине, находится под сараем.

Н.П. Бочаров. Частные постройки в Москве. – Изв. Моск. Гор. Думы, 1880, вып. XXII, с. 44, 51.

Мерою под тем двором Скворцова было: идучи в него длиннику по правую и левую сторону по 42 саж., поперечнику в переднем конце (на Немецкую улицу) 14 саж., с заднем 7 саж.

Н.П. Бочаров. Истории, сведения о доме, где родился Пушкин. – Там же, 1881, вып. X, с. 63.

Рис. 1

Современному москвичу Елохово и Немецкая улица кажутся местностью, весьма отдаленною от центра. Ему может теперь показаться, что родители Пушкина были настолько бедны, что должны были, в видах экономии, остановиться в столь отдаленной части города. Между тем в то время эта местность, по чистоте и опрятности, составляла «шик» Москвы… В XVIII в. Немецкая слобода была долгое время для Москвы тем, чем с самого начала текущего столетия был для нее Кузнецкий Мост, когда немецкое влияние начало сменяться французским. Богатые вельможи и профессора университета любили также селиться в этой местности.

Н.П. Бочаров. Частные постройки в Москве. – Изв. Моск. Гор. Думы, 1880, вып. XXII, с. 52.

Родившись 26 мая, Пушкин, по общему обычаю, считался именинником в ближайший ко дню его рождения день того святого, именем которого он назван; 2 июня память Александра, архиепископа Константинопольского.

П.И. Бартенев. – Рус. Арх., 1889, т. III, с. 114.

Юсупов сад (в Москве) связывается с анекдотом из жизни Пушкина, когда он был еще годовым ребенком. Няня его встретилась на прогулке с государем Павлом Петровичем и не успела снять шапочку или картуз с дитяти. Государь подошел к няне, разбранил за нерасторопность и сам снял картуз с ребенка, что и заставило говорить Пушкина впоследствии, что сношения его со двором начались еще при императоре Павле.

П.В. Анненков. Пушкин в Алекс. эпоху, с. 28.

По свидетельству сестры поэта, Пушкин был толстый, молчаливый и неповоротливый мальчик, которого нарочно заставляли гулять и бегать и который лучше любил оставаться дома с бабушкой. Вот анекдот из первоначального его детства. Раз Надежда Осиповна (мать его) взяла его с собою гулять. Он не поспевал за нею, отстал и уселся отдыхать среди улицы; но, заметив, что из окошка на него смотрят и смеются, поднялся и сказал: «Ну, нечего скалить зубы!» – На седьмом году Пушкин сделался развязнее, и прежняя неповоротливость перешла даже в резвость и шаловливость.

П.И. Бартенев. Материалы для биограф. Пушкина. – Моск. Вед., 1854, № 71.

В самом младенчестве он показал большое уважение к писателям. Не имея шести лет, он уже понимал, что Николай Михайлович Карамзин – не то, что другие. Одним вечером Ник. Мих. был у меня, сидел долго, во все время Александр, сидя против него, вслушивался в его разговоры и не спускал с него глаз. Ему был шестой год.

С.Л. Пушкин (отец поэта). Биограф. заметка. – Огонек, 1927, № 7.

До семилетнего возраста Пушкин не предвещал ничего особенного; напротив, своей неповоротливостью, своею тучностью, робостью и отвращением к движению он приводил мать в отчаяние… Она не могла скрыть предпочтительной любви сперва к дочери, а потом к меньшому сыну… Надежда Осиповна заставляла его бегать и играть со сверстниками, с трудом побеждая и леность его и молчаливость… Когда настойчивые требования быть поживее превосходили меру терпения ребенка, он убегал к бабушке, Марии Алексеевне Ганнибал, залезал в ее корзину и долго смотрел на ее работу. В этом убежище уже никто не тревожил его. Мария Алексеевна была женщина замечательная, столько же по приключениям своей жизни, сколько по здравому смыслу и опытности. Она была первой наставницей Пушкина в русском языке. Барон Дельвиг еще в лицее приходил в восторг от ее письменного слога, от ее сильной, простой русской речи.

П.В. Анненков. Материалы, с. 10–11.

Раз Ольга Сергеевна (сестра Пушкина) нашалила что-то, прогневала мамашу, та по щеке ее и треснула. А она обиделась, да как? Мамаша приказывает ей прощенье просить, а она и не думает, не хочет. Ее в затрапезное платьице одели, за стол не сажают, на хлеб, на воду и запретили братцу к ней даже подходить и говорить. А она, – повешусь, говорит, а прощенья просить не стану! А Александр-то Сергеевич что же придумал: разыскал где-то гвоздик, да и вбивает в стенку. «Что это, спрашиваю, вы делаете, сударь?» «Да сестрица, говорит, повеситься собирается, так я ей гвоздик приготовить хочу». Да и засмеялся, – известно, понял, что она капризничает да стращает нас только. Уж какой удалой да вострый был.

Д… Воспоминания из детства А.С. Пушкина (со слов бывшей помощницы няни у Пушкиных, записано в 60-х гг.). – Всеобщая Газета, 1869, № 60. Ср.: там же, № 62. Письмо в ред. Ф. Б. Миллера.

Отец Пушкина, Сергей Львович, был человек от природы добрый, но вспыльчивый. При малейшей жалобе гувернеров или гувернанток он сердился, выходил из себя, но гнев его проистекал из врожденного отвращения ко всему, что нарушало его спокойствие, и скоро проходил. Вообще С.Л. не любил заниматься серьезными делами по дому, воспитанию и хозяйству, предоставив все это супруге своей Надежде Осиповне.

П.В. Анненков. Материалы, с. 6–8.

Никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, Надежда Осиповна умела дуться по дням, месяцам и даже годам. Так, рассердясь за что-то на Александра Сергеевича, которому в детстве доставалось от нее гораздо больше, чем другим детям, она играла с ним в молчанку круглый год, проживая под одною кровлею; оттого дети, предпочитая взбалмошные выходки и острастки Сергея Львовича игре в молчанку Над. Осиповны, боялись ее несравненно более, чем отца.

Не могу не упомянуть кстати, со слов моей матери, о наказаниях, придуманных Над. Осиповной для Александра Сергеевича, чтоб отучить его в детстве от двух привычек: тереть свои ладони одна о другую и терять носовые платки; для искоренения первой из этих привычек она завязала ему руки назад на целый день, проморив голодом; для искоренения же второй – прибегала к следующему. «Жалую тебя моим бессменным адъютантом», – сказала она Пушкину, подавая ему курточку. На курточке красовался пришитый, в виде аксельбанта, носовой платок. Аксельбанты менялись в неделю два раза; при аксельбантах она заставляла его и к гостям выходить. В итоге получился требуемый результат – А. Сер-ч перестал и ладони тереть и платки терять.

Л.Н. Павлищев со слов О.С. Павлищевой. Воспоминания,