Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - Плескачевская Инесса Страница 10

– У нее заболело одно колено, второе колено, связки, – рассказывает Борис Акимов. – Она долгий период мучилась – с одной ногой, второй. А потом поняла почему. Потому что она форсировала, не занималась, ей легко все давалось. Она не каждый день появлялась, может быть, через урок придет. И потом поняла, что класс – это как хлеб и вода для человека: без этого невозможно существовать в нашей профессии. И с тех пор она ходила к своему дяде Асафу Михайловичу Мессереру, стояла в центре всю жизнь, мы вокруг нее – птенцы были. И она занималась от начала и до конца. – Стучит рукой об стол.

И не просто занималась сама, но и других учила: утренний класс для артиста балета – святое! Валерий Лагунов вспоминал, что иногда ему хотелось уйти из класса пораньше (он тоже занимался у Асафа). И всякий раз Плисецкая его останавливала: «Валерик, запомни: наша профессия – это терпение. Осталось потерпеть пятнадцать минут. Не научишься терпеть, не будешь танцевать хорошо». И в конце концов Валерик выработал эту привычку – делать утренний класс от начала и до конца. Без исключений.

– Вы ведь тоже в класс к Мессереру ходили? – спрашиваю Бориса Акимова.

– Конечно!

– Майя Михайловна писала, что «у Асафа класс лечит ноги».

– У него был очень простой и логичный класс. Это как для певца взять воздух, когда он поет арии, как композитором написано. И здесь то же самое. Есть вдох-выдох, вдох-выдох. Нельзя все время работать на вдохе, понимаете, амортизируешься. Вот Асаф Михайлович так и выстраивал класс, у него самая сильная сторона – это простота, логика всех комбинаций и танцевальность. Он танцевальностью своих комбинаций увлекал. Это была какая-то игра, что ли. И вот Майя во всем этом варилась, и мы все вместе с ней были. И она все время занималась, все время. До конца, когда ей было уже и за пятьдесят далеко. Она ведь довольно долго танцевала и «Лебединое озеро». И танцевала прекрасно, потому что – физиология, данная Богом, плюс занималась каждый день. Асафа она боготворила и очень ценила.

В репетиционном зале, где проходил класс Асафа Мессерера, над зеркалом висел плакат «Без труда не устоишь и у пруда (лебединого)». В классе у Асафа занимались все звезды – и те, что блистали до прихода Плисецкой в театр, и те, что зажглись после. Майя говорила: «Я всю жизнь занималась у него. Данные мои были хорошими, прыжок приближался к мужскому. Когда я пришла в театр, Уланова и Лепешинская просили меня на станке не поднимать ноги выше 90 градусов. Видимо, потому, что сами не могли держать ноги высоко. Уланова не могла ходить в класс к Марине Тимофеевне Семеновой, потому что та считалась лучшей и любимой ученицей Вагановой».

Асаф никогда не делал замечаний. Об этом говорили все артисты, с которыми я разговаривала и которые ходили к нему в класс. Елена Радченко говорила, что иногда, проходя мимо нее, Асаф громким шепотом произносил: «Больше плие! Плие больше!» И все. «Он не был педагогом, который подскажет, как сделать правильно, технически точно. Но в балете он разбирался прекрасно», – утверждала Плисецкая.

Юрий Владимиров, вспоминая класс Асафа, рассказывает:

– Он был последовательный, очень внимательный к движениям. Он тихонечко начинал разогревать. Он сам был танцовщик, он знал, что надо потихонечку разогреть – начинать с маленького тондю, плие, потом все глубже, глубже, глубже, и доходил до середины, где уже люди начинали работать, прыгать, вращаться. Его талант – направить человека в нужное русло, чтобы постепенно разогреться.

Сергей Радченко говорит о том же: класс у Асафа был простой, но «успевал здорово разогреть ноги».

– Он давал классические движения, которые действительно развивали. И всегда знал сегодняшний вечерний спектакль и кто там танцует. Поэтому давал движения, похожие на те, что должны быть вечером. Варьировал, менял, но в основном это один и тот же класс. Причем этот класс сейчас копирует весь мир. Понимаете, он еще с тридцатых годов искал, варьировал, находил. Потом, конечно, все у него воровали – все его принципы, хореографические находки. Потрясающие классы!

В классе у Асафа Мессерера занималась и народная артистка СССР Людмила Семеняка.

– Самое главное – центр всего этого класса, звезда, балетная планета – это Майя Михайловна. Я сразу почувствовала, что вся атмосфера класса так выстроена, все внимание чаще всего на нее обращено. И это абсолютно закономерно, потому что она, по сути, такая, что если будет просто стоять у станка и ждать следующую комбинацию, когда мы делились на группы, то все будут все равно смотреть на Майю Михайловну. Катя Максимова в этом классе всегда занималась с Володей. Это гениальные балерины обе, но разные очень. Майя Михайловна – центр; где бы она ни появилась, к ней прикованы взгляды, не надо объяснять, кто это. Кстати, балетных часто не знают, потому что лицо на сцене такое, а в жизни бывает, что очень скромные, нечасто появляются. Но Майя Михайловна такой внешностью обладала, у нее такой тип красоты, который соединяет в себе очень много. Я никогда не подражала ей, но жадно, жадно воспринимала то, что она дарила. Вот она придет в класс утром – она уже дарит себя. Но она сосредоточена, всегда очень аккуратно занималась. Невероятно красиво это все. Всегда до конца класс. И если она какое-то замечание скажет, ты как будто подарок получила.

– Она давала какие-то советы?

– Мы же в классе все общались, особенно когда уже в конце были комбинации. Она очень следила за молодежью.

– Говорят, она любила молодежь.

– Да, очень приветствовала. Она часто со мной беседовала, просто на какие-то жизненные темы. Мы все рядом – она со Стручковой в артистической были, я здесь напротив, там Наташа Бессмертнова. Все рядом.

Но класс, каким бы хорошим он ни был, это все же не репетиция. Это техника, и хотя для артиста балета это ой как важно, одна техника образ не создаст. К тому же во времена, когда блистала Плисецкая, «спортивность» в балете только набирала популярность и считалась совсем не главным. Это сейчас мы ждем от танцовщиков чудес почти акробатических и трюков на грани цирковых. Что не слишком правильно: балет в первую очередь – искусство, умение поведать историю телом. По этому поводу сама Плисецкая рассказывала, как на одном из первых балетных конкурсов она оказалась в жюри рядом с Галиной Улановой. И одна из конкурсанток подняла ногу практически в прямой шпагат, за ухо. «Уланова наклоняется ко мне и говорит: “Девочка ошиблась адресом”. И танцовщица не прошла в третий тур. Спустя четыре года так же делала Надя Павлова – и получила Гран-при. А ведь нам что говорили? Будешь драть ноги – потеряешь прыжок».

С одним из безусловных для себя авторитетов – Мариной Семеновой – Плисецкая репетировала балеты «Раймонда» и «Спящая красавица», и сделала потом признание: «Я думаю, она ко мне немного ревновала. Она много знала, но всех секретов не раскрывала. Уланова – наоборот. Я с ней репетировала “Лебединое озеро” – новую редакцию Григоровича. На репетиции она была очень честна, но знала меньше и многого дать не могла, наоборот – подсушила».

То ли по причине внутренней неудовлетворенности звездными репетиторами, а может, по причине своего стихийного характера, Майя Михайловна репетировать не любила. Помните ее фразу, что «дозревала» где-то к десятому спектаклю? А вот еще одна: «Никогда себя не надрывала, никогда не делала десять раз, если можно было сделать один раз. Я один и делала». Копила, говорит, энергию на спектакль. Но как же так? Мнение о том, что труд артиста балета – тяжкий, почти каторжный, прочно закрепился в нашем сознании. Что трудиться нужно до седьмого пота, часы и дни проводить в репетиционном зале, оттачивать каждое движение, каждый поворот головы… А тут вдруг – «не люблю репетировать»! Честно говоря, я засомневалась: уж не кокетничает ли Плисецкая?

Юрий Владимиров сразу заявляет: неправда это, что допускала себе поблажки.

– Она не была ленивой, она была очень творческим человеком. Много работала над собой. Много работала над образом. Поэтому она стала Плисецкой. Стать Плисецкой – это дарование и тяжелая работа. Не только над собой, над всем: над партией, над своим телом. Она обожала работать. Обожала. Любила не только себя, но и людей вокруг, которые работают и трудятся. Обожала талантливых людей. Она всегда работала, всегда.