Жак Садуль - Записки о большевистской революции Страница 10

Эта задача касается, в частности, и Социалистической партии. Франции следует вести активную пропаганду, чтобы показать, в какой огромной мере цели в войне у нашей демократии соответствуют общим чаяниям русского пролетариата.

Что касается политики Франции, сюда, похоже, доходят известия лишь о ее империалистических проявлениях. Чья тут вина?

Я познакомил Плеханова, как и всех русских товарищей, с кем я встречался ранее, с нашими ответами на стокгольмский опросник. Он читал их лишь в изложении, предоставленном в распоряжение наших русских союзников, и которое я бы охарактеризовал как исключительно неточное.

Служба пропаганды распространяет, с добрыми намерениями, я в этом уверен, брошюру под названием «Социалистическая партия и цели в войне», опубликованную Социалистическим комитетом за справедливый мир, якобы как официальный ответ партии. Вы знаете эту брошюру и ее ультраправые тенденции. Невероятно, но факт.

Посмотрите, не сможет ли Дюбрейль{24} выслать мне несколько сотен экземпляров «Настоящего ответа».

Не может быть, чтобы наших русских друзей не тронул и не покорил этот одухотворенный полнейшей искренностью документ, в котором ярко показано огромное и героическое усилие Французской секции, направленное на то, чтобы подняться над эгоистическими притязаниями, вырвать из души немало законных обид ради достижения справедливости и построения над полем брани, где проливается столько французской крови, здания долговременного мира на прочной и приемлемой для всех воюющих сторон основе. Мне не хотелось бы что-либо предпринимать без вашего согласия, но уверен, что пропаганда, основанная на нашем ответе, рассеет немало недоразумений. Сколько энтузиазма, признательности, сколько любви к Франции я почувствовал у Плеханова, когда пересказывал ему основные положения брошюры. Он был удивлен и смущен тем, насколько он плохо нас знал, — он, столь живо восхищавшийся нашей страной. Кроме того, я видел, какое положительное впечатление производит на многих крестьянских и рабочих депутатов, социал-демократов или социалистов-революционеров наша брошюра, главные идеи которой могли бы привести к согласию все социалистические секции.

Нам следовало бы иметь в России несколько представителей от французских социалистов. Какую бы пользу они принесли! Но я видел только одного — Жоржа Вейля. Он абсолютно порядочный человек, но, на мой взгляд, ему удалось лишь усугубить сумятицу, вбив в умы своей аудитории представления, будто его неортодоксальная позиция по вопросу Эльзас-Лотарингии и есть позиция подавляющего большинства французских социалистов. Вы, впрочем, знаете, что совершенно невозможно поставить большинство русских социалистов и не социалистов на традиционную французскую точку зрения. Нас разделяет пропасть. Эту пропасть закроет наш ответ, полностью приемлемый для всех. Буду работать над тем, чтобы о нем узнали.

Кроме Вейля, скоро возвращающегося во Францию, — никого. Большинство находящихся в Петрограде французов мне показались — вынужден об этом сказать — решительно неспособными ни представлять французскую демократию, о которой они ничего не знают, ни понять русскую революцию — по отношению к ней у них только насмешки, возмущение и презрение, — ни, a fortiori, укреплять связи, которые должны объединять то и другое. Русские, что и говорить, все видят, их это глубоко оскорбляет, и они все больше отворачиваются от наших представителей.

И вместе с тем как быстро они проникаются доверием, если чувствуют рядом с собой товарища, служащего близкому им идеалу, испытывающего к их революционным усилиям искреннюю симпатию, уважение, которого они заслуживают и в котором они так нуждаются! Они готовы выслушать тогда любые дружеские упреки, последовать любым советам.

Влияние Плеханова, оказавшегося почти полностью в тени, вновь растет. Его газету «Единство»{25} читают все больше, особенно в кругах интеллигенции. Я видел некоторых из его коллег по редакции. Они практически все разделяют взгляды Плеханова на события. Тем не менее большинство из них, более близкие улице, чем Плеханов, меньше мистики и больше реалисты, что ли, не столь уж верят в неизбежность столкновения с большевиками. По их словам, Керенский сделает все, чтобы оттянуть роковой час; для того чтобы выиграть время, он пойдет на одну уступку за другой. В случае конфликта они опасаются в первую очередь победы, даже недолгой, большевиков, потому что она усилит анархию и почти в той же степени савинковское движение, которое рискует скатиться отчетливо вправо и, вероятно, затянет гражданскую войну.

Лично я продолжаю быть менее оптимистичным, чем Плеханов и его друзья. Стремление к миру любой ценой, которое выражают столько русских, мне кажется неумолимо. Они могут не достичь мира, но как, каким образом заставят они себя возобновить активные военные действия? Допуская даже, что большевики потерпят поражение и к власти придет энергичное правительство, на какие силы будет опираться оно в проведении необходимой реорганизации, которая должна предшествовать возрождению армии, и сколько месяцев потребуется ему, чтобы осуществить эту программу? В чудеса я не верю. Застой глубок. Его усугубляет движение большевиков, но не уменьшат и сильные потрясения, которые будут определять реакцию. Разномастные элементы, временно объединившиеся против большевиков, очевидно, придут в столкновение между собой сразу после победы. Конечно, нам нужно действовать так, как если бы предположениям Плеханова суждено было сбыться. Они, кстати, и сбудутся, может быть, и тем вероятнее, чем энергичнее мы станем действовать.

Как я вам уже писал, то, что русский фронт может продержаться до тех пор, пока не подпишут мир союзники, — это уже кое-что. Если же к тому же он будет, — а он может быть укреплен, — это будет значить уже многое. Тем лучше, если наши усилия принесут еще большие результаты.

Но прежде съездим в Стокгольм.

Пишу вам эти строки наспех, будучи сильно занятым экономическими исследованиями и делами службы спирта и платины, которую мне поручила миссия. Надеюсь, вы простите нескладность и длинноты письма.

Рассчитываю писать вам приблизительно дважды в месяц. Сообщите, доходят ли до вас мои письма, и дайте знать, какую конкретно информацию вы хотели бы получить.

Пишу мадам Менар-Дориан, чтобы попросить ее подыскать вместе с вами компаньонку для находящейся в настоящее время в Париже мадемуазель Лидии Плехановой, которую ее отец хотел бы в ближайшее время видеть в Петрограде.

Министерство Пенлеве-Барту-Думера{26} здесь не имеет никакого успеха.