Михаил Лучанский - Федор Волков Страница 10

Социальный состав волковской труппы виден из обвинения, выдвинутого против ее инциаторов указом Берг-коллегии. Подтверждая заявление Матрены Кирпичевой, указ с явным возмущением отмечает, что братья Волковы «заводских людей вместо надлежащей должности употребляют при себе в комедию».

…Свыше года работал «большой театр» первой гильдии купца Волкова, к великой гордости и радости ярославских «смотрителей».

Вдруг, в январе 1752 года, чрезвычайное известие всполошило не только волковскую труппу и ее зрителей, но подняло на ноги весь Ярославль.

Императрица Елизавета Петровна срочно вызывала Волкова с товарищами к себе, в столицу, в Санкт-Петербург.

ТЕАТР В РОССИИ ДО ОСНОВАНИЯ РУССКОГО ТЕАТРА

Повеление Елизаветы произвело в Ярославле невероятный шум.

Шутка ли: из провинциальной глуши, из приволжского городка сама царица вызывала ярославских комедиантов к себе, в новую столицу. Даже повод вызова сам по себе не мог не казаться ярославцам чудом, одной из невероятных «оказий» театральной пьесы.

Внешне история вызова довольно любопытна.

К пятидесятым годам в Ярославле произошло одно из частых явлений того времени — крупные злоупотребления по винным откупам.

Для расследования их из столицы был послан специальный чиновник — сенатский экзекутор Игнатьев. Начальство поручило ему детально выяснить размеры злоупотреблений, установить их характер, найти виновников.

Нет ничего удивительного, что, отдыхая вечерами от важного государственного поручения, приезжий петербуржец посещал «комедию» Волкова, продолжавшую волновать сердца и умы всех ярославцев. Конечно, в Петербурге чиновник видел более блестящие по исполнению и технике спектакли — итальянскую оперу, французский балет и, если он был большим театралом — немецкую труппу Аккермана. Но здесь, в провинциальной глуши…

Кроме вынужденного интереса к единственному Местному развлечению, спектакли ярославской «комедии» привлекли внимание столичного зрителя еще одной особенностью. Его заинтересовало то, что в свое время так взволновало Волкова на представлениях Шляхетного корпуса: спектакли давались на русском языке и частью состояли из русских драматических сочинений.

Вернувшись в декабре 1751 года в Петербург (может быть, это было сделано несколько раньше — в письме), — сенатский экзекутор Игнатьев после служебного доклада ближайшему своему начальнику генерал-прокурору князю Н. Ю. Трубецкому не замедлил сообщить об удивительных спектаклях, которые он, Игнатьев, видел в последнюю ярославскую поездку. Новость заинтересовала знатного вельможу. Он решил порадовать известием императрицу Елизавету.

У царицы, как увидим, были серьезные основания отнестись к сообщению Трубецкого с особой горячностью. Тотчас же Елизавета приказала «ярославских купцов Федора Волкова с братьями, которые в Ярославле содержат театр и играют комедии и кто им для того еще потребен будет, привезти в Санкт-Петербург». На следующий день Трубецкой отдает специальное распоряжение.

И вот уже мчится к волжскому городу сенатской роты подпоручик Дашков, размахивая срочной подорожной и щедро раздавая зуботычины нерасторопным станционным смотрителям. Ему нужны кони вне всякой очереди. У него срочное поручение. Он должен «с великим поспешением» доставить в столицу ярославских комедиантов.

Причины такого активного внимания Елизаветы к какой-то провинциальной театральной труппе, поспешность, проявленная царицей при вызове труппы в Петербург, требуют исторического объяснения. Объяснение это подсказывается главнейшими фактами возникновения театрального дела в России.

Еще с X–XI веков неизменными участниками всех важнейших событий и обрядов в жизни русского человека выступают скоморохи. Свадьба ли, тризна ли, полуязыческие ли купальные и другие обряды — ни одно торжественное событие не обходится без этих веселых людей — вдохновителей и организаторов. О них, как об участниках княжеской потехи, упоминает и первоначальная русская летопись; позже их зарисовывает и описывает первый приехавший в Россию иностранец — голштинский посол Адам Олеарий в своем «Путешествии».

Это они, скоморохи, «затейники», «шуты», первыми отзывались на естественное стремление народных масс, угнетенных русским средневековьем (великий князь, местный князь, боярин-вотчинник), забыть тяжелые жизненные будни. И народ в своих песнях, сказках и пословицах обычно упоминает о скоморохах с благодарностью.

Наряду с заходившими к нам немецкими «шпильманами» и византийскими «скоммархами» (мастерами смехотворства) русская народная масса X–XV веков выдвигала из своей среды собственных доморощенных «потешников». Скоморошье ремесло было чрезвычайно разнообразно. В нем объединялись представители всевозможных увеселительных профессий — музыканты, плясуны, песенники, фокусники, акробаты, вожаки медведей, шуты и т. д.

В XVI веке, во время реакционнейшего Стоглава (съезд духовенства, созванный для решения важнейших вопросов церковного и государственного управления), русские скоморохи, бездомные скитальцы, составляют уже большие артели. Как свидетельствует «Стоглав», они «ходят ватагами многими по 60-ти, 70-ти и до 100 человек, причем иногда и разбойничают».

Последнее замечание очень пристрастно и характерно.

Чем больше тянулись трудовые народные массы к единственно доступному им виду развлечений — скоморошьей потехе, тем сильнее и ожесточеннее преследовала скоморохов православная церковь. Она неустанно боролась против всяких проявлений народного веселья, против всего, что противоречило ее аскетическим взглядам. Все народные увеселения, организуемые помимо нее, русская церковь называла общим именем «лести идольской» и подвергала жестоким преследованиям. За этой нетерпимостью, конечно, скрывалась прежде всего боязнь критики того социального строя, тех общественных отношений, которые поддерживали и питали церковное могущество и богатство. Особенно жестоко преследовала русская церковь скоморохов, этих профессиональных увеселителей, как, впрочем, и их слушателей. Если у народа скоморохи повсюду встречали радушный прием и угощение, то совершенно иначе относились к ним церковь и царская власть. Еще в 1648 году по всем городам земли русской разосланы были царские грамоты, по которым вся Русь должна была обратиться в один огромный безмолвный монастырь. Строго, с подробнейшим перечислением, запрещались всякие «бесовские сонмища», а всевозможные инструменты, маски и т. д. предписывалось отбирать, ломать и сжигать без остатка. Скоморохов же велено было «на первый раз бить батоги, в другорядь — кнутом и брать пеню по пяти рублей с человека».