Любовь Овсянникова - С историей на плечах Страница 10

Перед окончанием третьего класса, в канун майских праздников 1957 года, у Натальи Дмитриевны кто-то украл песенник — книгу карманного формата, довольно объемную, в твердом переплете. Из нее мы выучили и пели песню братьев Покрасс на слова В. Лебедева-Кумача «Москва майская». Как ее любила наша учительница и как хорошо пела! Прикрывая глаза, высоким, удивительно нежным голосом брала первые нотки и в классе неслось: «Утро красит нежным цветом…» — а мы подпевали. И вот какой-то гаденыш украл этот сборник, потрепанный, научивший этой песне не одно поколение славгородцев, лишив и нас радости.

Это стало известно от самой Натальи Дмитриевны, однажды пришедшей в школу с сухими глазами, горящими каким-то красноватым пламенем. Она спросила, кто взял книгу, но никто не признался. Тогда она предложила, чтобы завтра ее принесли и до начала уроков незаметно положили на учительский стол. Но и этого никто не сделал. Так книга и не вернулась к хозяйке. С тех пор Наталья Дмитриевна смотрела на нас настороженно, наверное, подозревала каждого в этой краже, и уже совсем не улыбалась. Самое интересное, что у нас не было детей с хорошими голосами, которым эта книга могла бы понадобиться.

Правда, был один человек, тоже косвенно пострадавший от пропажи, — Володя Москальцов. Володя сильно заикался, его речь невозможно было понять. Но вскоре на уроках пения Наталья Дмитриевна приметила, что он обладает очень хорошим голосом и, когда поет, не заикается, его дефект исчезает. Тогда она предложила ему методику исправления речи — говорить слегка нараспев, представляя в мыслях, что он на самом деле поет. Она учила его этому после уроков, отдельно занималась с ним пением, выбирая песни из украденного сборника, развивала и исправляла его выговор. И это срабатывало!

Кто взял книгу, осталось неизвестным. Так и жил в нашей памяти этот случай, никогда и ничем не приоткрыв своей тайны. Книга, конечно, могла потеряться и в другом месте, например, дома у самой хозяйки или в канцелярии, где учителя собирались в начале и в конце рабочего дня...

Просто ее не стало. И даже летние каникулы не приглушили обиду бедной женщины, и к началу нового учебного года она пришла с удрученным видом. И вот итог: она больше не хотела разделять наши радости, даже если они были связаны со всенародными достижениями. Запуск спутника, казалось, ее не радовал. Почему-то именно так связались в моем представлении эти события.

А ведь однажды Наталья Дмитриевна совершила аналогичный поступок по отношению к моей маме, с той только разницей, что она уже была учительницей, а моя мама — ученицей, обманутой ею и по-крупному обворованной... В книге о родителях я напишу об этом подробнее. Случай этот был возмутительным и громким, но на упоминаемый момент память о нем приутихла, потому что между ним и этим радостным запуском спутника пролегла война. Да и не только война… В тот период, когда Наталью Дмитриевну уличили в воровстве, она была возлюбленной инструктора райкома партии. Шутка ли, обвинять такого человека в тяжких грехах?! И все же… Минуло несколько лет, молодая Наталья Дмитриевна родила от возлюбленного дочь Нелю, он даже дал девочке свое имя, но сочетаться браком с ее матерью не смог.

Кто знает, как бы оно было дальше, но после войны этого человека в наших краях не стало. Книга памяти сообщает, что он пропал без вести в боях за Севастополь 3 июля 1942 года, а другие источники говорят, что нет, что он был жив еще в 1943 году и даже под руководством Запорожского обкома партии партизанил в наших краях. Одним словом — небезупречные люди и темная история.

Вот так всегда светлое и радостное переплетается с досадным. Проклятое двуединство всего сущего!

Денежная реформа

Сколько было тревог, когда в 1961 году начали денежную реформу! Люди готовились к обмену денег загодя, кто как умел. Даже моя мама, не ударяющаяся в панику, но боящаяся одного только голода, купила килограмма два колбасы «Одесская» (ее необыкновенной вкусности не передать, жаль, что теперешний народ не знает таких великолепных продуктов) и тут же смазала ее постным маслом, затем обернула в чистую марлю, чтобы хранилась дольше, — сделала запас на «черный день». У нас не было кучи денег, и думать о том, как их незаметно обменять на новые банкноты, не приходилось. Но коли все всполошились, то что-то делать надо было! Ее реакция на это событие была именно такой — беспомощной и трогательной. Оказалось, что «черный день» отменяется, и через месяц мы ту колбасу благополучно съели.

Мы жили по принципу птички божьей: будет день, будет и пища. Иначе говоря, без запасов, а непосредственно с колес, с зарабатываемых доходов. По-другому не получалось. До реформы папа получал 700 рублей, а после начал приносить домой 70. Разве не страшно было так много терять в деньгах? Но скоро мама убедилась, что и цены на товары и продукты изменились в таком же порядке, привыкла к ним и успокоилась.

Находившиеся в обращении денежные знаки образца 1947 года начали обменивать без ограничений на новые, выпущенные по соотношению 10:1. Какую-то сумму, что оставалась в доме, пришлось обменять и родителям. Они сделали это торжественно: пошли в обменный пункт вдвоем, празднично одевшись, тем самым как бы поддерживая это государственное мероприятие. Потом, принеся домой хрустящие купюры, долго рассматривали их, терли пальцами, пробовали на ощупь, смотрели на свет — изучали, чтобы быстрее привыкнуть и не путаться при производстве покупок.

Простые люди тогда не интересовались иностранной валютой, поэтому не обратили внимания на то, что до проведения реформы цена на доллар была четыре рубля, а после нее стала 90 копеек. Казалось бы, все прекрасно, ведь доллар подешевел. Но мама, работавшая в торговле, куда поступал импорт, быстро убедилась, что он резко подорожал. Она начала искать причину и делать расчеты. И обнаружила, что подорожание рубля по сравнению с долларом было некорректным, произвольным, самоуправным и вовсе не привязанным к денежной реформе. Короче, это была авантюра.

Если до реформы отец на свои 700 рублей мог купить 175 долларов (700 : 4 = 175), то после нее на зарплату в 70 рублей — лишь 77, 8 доллара (70 : 0,9 = 77,78). Чтобы он мог купить те же 175 долларов, доллар должен был стоить 40 копеек (70 : 175 = 0,4). Получается, что фактически рабочие потеряли в заплате ровно в два с четвертью раза (90 : 40 = 2,25). Естественно, очень скоро выросли в цене не только импортные товары, но и отечественного производства. Все цены уравнивались по очень сложной системе сообщающихся сосудов экономики.

Реформа, конечно, была здесь ни при чем, она служила лишь ширмой для спекуляции с валютой, произведенной Хрущевым за счет советского народа, и так обескровленного войной и голодом, не успевшего материально окрепнуть, встать вровень с тем, чего он заслуживал. Вот вам и хороший Хрущев!