Амазасп Бабаджанян - Танковые рейды Страница 106

Далее т. Грабин поясняет: «…Причина заключалась в плохой сварке… сварили бы хорошо, и никакой беды не было бы» (там же).

После этого и вовсе не уместна драматизация и, непонятно, при чем тут борьба молодого завода и молодого коллектива конструкторов?

Поверить автору, так военные испытатели на войсковых полигонах получали «своеобразное удовлетворение», когда «в новой пушке что-то ломалось», и «искренне» огорчались, «если не ломалось ничего» (№ И, 1973 г., стр. 161).

На заседании Правительства рассматривается вопрос о пушке Ф-22 (как и во многих других случаях, даты автор не приводит). Грабин пишет:

«В приемной в Кремле, когда мы туда прибыли, уже было множество и военных, и штатских… Мне даже стало не по себе. Если все они навалятся на пушку, то ей не устоять. Военные все с ромбами, тут же и маршалы, а штатских тоже, по-видимому, товарищей ответственных и не сосчитать. Если бы пушка выдержала испытания, тогда бы не страшно было, а то нас поколотили, и крепко. Как защищаться? Ума не приложу…

С докладом выступил неизвестный мне инженер Артиллерийского управления. Он начал читать подготовленный текст о результатах испытания. В основном это был перечень недостатков пушки: полуавтомат работает ненадежно, подъемный механизм при выстреле сдает, рессоры ломаются и еще, и еще, и еще…

…Очень тяжело было мне, побитому конструктору, слушать такие итоги, да еще в таком месте — в Кремле, в присутствии таких высоких руководителей. Я забыл все, что готовил к выступлению. Хотелось убежать из зала заседаний. А докладчик все молотит и молотит, как обухом по голове. Одни только недостатки оказались у пушки» (№ 12, 1973 г., стр. 123).

В чем видит Грабин предвзятость отношения военных к нему?

Что они докладывают руководителям партии и правительства результаты испытаний без прикрас, останавливаясь на недостатках.

А как они могли иначе? Сам Грабин признает эти недостатки в своем выступлении.

«Я начал с того, что все перечисленные недостатки действительно существуют, — сам видел при испытаниях. Недостатков много, но главных три» (там же).

Как видим, представитель Артиллерийского управления не «молотит и молотит», а докладывает то, что и обязан доложить по результатам испытаний такого важного и массового вида вооружения, как пушка.

Далее Грабин обвиняет в злом умысле инспектора артиллерии, требовавшего использовать для новой 76-мм пушки патроны пушки образца 1902/30 г., которых в стране имелись большие запасы:

«Вот „ход конем“ — не одним, так другим губят пушку» (там же, стр. 124).

Это требование поддержали не только другие военные, их одобрило заседание.

Никаких непреодолимых трудностей перед КБ Грабина не было поставлено, и вскоре пушка Ф-22 была доработана, выдержала испытания, и комиссия рекомендовала ее на вооружение Красной Армии.

Можно допустить, что молодой конструктор Грабин не мог учитывать всех причин, которые обусловили принятие Правительством решения о быстрейшей отработке дивизионной пушки при обеспечении возможности использования мобилизационных резервов гильз. Но умудренному большим жизненным опытом генерал-полковнику вряд ли простительно не учитывать этого теперь.

Но дело, видимо, не в этом. Раз уж автор решил «доказать», что все были против него и какую героическую борьбу ему пришлось вести «в тяжелых и неравных условиях», то ему не до объективных фактов.

Необходимость дальнейшего совершенствования дивизионной пушки очевидна только Грабину.

Он пишет: «…ГАУ не возобновило с нашим заводом договор на продолжение производства Ф-22 в 1941 году, мотивируя это тем, что дивизионными орудиями армия полностью удовлетворена в соответствии с мобилизационными планами Генштаба. А если это так, то кому нужна новая дивизионная пушка, будь она сверхсовершенна?..

И все же мы взялись за эту работу, предварительно взвесив все „за“ и все „против“. Соображения были следующие: самый приблизительный подсчет (подчеркнуто мной. — А. Б.) показывал, что на вооружении Красной Армии к началу 1941 года все-таки меньше дивизионных орудий, чем было на вооружении русской армии перед Первой мировой войной. Масштабы Первой мировой войны не могли не уступать развороту будущей войны, неотвратимость которой ни у кого из нас не вызывала сомнений. Следовательно, не исключена возможность, что придется возобновлять производство Ф-22 УСВ. А раз так, гораздо выгоднее иметь про запас на случай войны новую дивизионную пушку, которая по всем показателям будет превосходить Ф-22 УСВ» (№ 9, 1974 г., стр. 169).

Здесь Грабин не ограничивается оглуплением отдельных должностных лиц. Видимо, ни ГАУ, ни Генеральный штаб были не в состоянии либо не удосужились произвести даже «самый приблизительный подсчет», чтобы сравнить количество стволов дивизионной артиллерии у нас и в старой русской армии, правильно оценить мобилизационные потребности, мыслили категориями Первой мировой войны и совершенно не представляли себе масштабов будущих боевых действий.

Зачем понадобилось автору путать вопросы серийного выпуска с разработкой новой пушки? Всему миру известно, что в вопросах развития вооружения и военной техники нельзя стоять на месте. Не ставили точку на последнем серийном образце ни артиллерия, ни танки, ни авиация.

И вновь противопоставление себя всем и вся, не видящим дальше своего носа, выпячивание собственной личности — единственного провидца, умеющего заглянуть в будущее и смело закладывающего его основы вопреки всеобщему противодействию.

Непозволительно фамильярно и бесцеремонно Грабин разглядывает и описывает одного из выдающихся героев Гражданской войны, видного военного деятеля М. Н. Тухачевского:

«Внешность М. Н. Тухачевского не соответствовала моим представлениям о большом пролетарском полководце. Уж очень красив и молод, созданный как будто не для военных, а совсем для других (?) дел» (№ 11, 1973 г. стр. 134).

Говоря о приверженности М. Н. Тухачевского к идеям использования в артиллерии динамо-реактивного принципа, автор приписывает ему легкомыслие и недальновидность в решении вопросов, имеющих первостепенное значение для обороны страны, и мимоходом так характеризует его, а заодно подчеркивает свою принципиальность и смелость:

«По-видимому, искренне убежденный в своей правоте, он не мог доказать ее, но, как человек увлекающийся, горячий, не считал для себя возможным отступать. Как я понял, ему до сих пор не только никто не возражал относительно его идеи перевода всей артиллерии на динамо-реактивный принцип, но даже поддакивали: не все решаются говорить начальству правду, если знают, что эта правда будет начальству неприятна. Я же как специалист не мог, не имел права не возражать» (№ 11, 1973 г., стр. 150).