Виктор Степанов - Рота почетного караула Страница 11

- Да ты что? - оторопел, сконфузился Андрей. - Ты что, мам? - и он в неловкости оглянулся по сторонам.

Подошел лейтенант, из-под земли вырос.

"Сейчас скажет, - ужаснулся Андрей. - И про письмо, и про то, как сачковал, не хотел маршировать..."

Но лейтенант козырнул матери, с легким, изящным поклоном произнес:

- Здравствуйте... Варвара Андреевна, кажется?

- Она самая, Варвара, - смутилась мать.

"Откуда он знает ее имя?" - удивился Андрей и опять насторожился.

- Хороший у вас сын, - сказал лейтенант. - Привыкает. Мы им довольны.

Андрей зарделся. "Зачем это, к чему?" - подумал он, охваченный внезапной благодарностью к лейтенанту.

- Спасибо на добром слове, - вздохнула мать и счастливыми, повлажневшими глазами взглянула на смущенного Андрея.

Лейтенант опять с улыбкой кивнул и пошел дальше, что-то сказал мужчине в модной дубленке, поздоровался с парнем, державшим разбухший портфель: брат, что ли, к кому?

Мать все держалась за пуговицу и вздыхала, ни о чем не спрашивая, и, простояв так минут десять, переговариваясь о пустяках, они почти ничего не успели сказать друг другу.

Знакомый командирский голос оборвал разговоры, разъединил толпу:

- Кончай перекур, по машинам!

Солдатам, принявшим присягу, и их родственникам было позволено встретиться вечером всего на полтора часа. Странное чувство испытал Андрей, прогуливаясь с матерью по казарменному двору. В этом было что-то несообразное. Мать, прилаживаясь к его широкому, огрубевшему шагу, семенила в своих маленьких сапожках по асфальту, который еще вчера был так ненавистен Андрею. Своими шажками она словно примиряла сына с плацем. Так, во всяком случае, думал Андрей.

И после, спустя месяцы, а потом и годы, он все еще помнил эти легкие, какие-то лесные следы материнских сапожек на белесой поляне, в которую превратился плац под медленным тающим снежком.

6

Правильно кто-то сказал, что на прошлое мы смотрим как с горы на оставленную внизу долину: что ближе к нам, то видится отчетливее, что дальше, то теряется в дымке воспоминаний, и этот тысячеверстный, тысячедневный путь становится для нас зримым, когда остается позади. Теперь Андрей мог бы связать в нечто целое, логически стройное многозвенчатую, разрозненную цепочку событий и поступков, год назад еще неясных, непонятных.

В тягостном, полусонном стоянии на вечерней поверке он услышал однажды свою фамилию, повторенную не в привычном списке роты, а отдельно, с особым значением. Интуитивно воспротивясь, он было напыжился, напустил на себя равнодушие, с каким встречал почти каждое замечание, уверенный, что придираются нарочно, как вдруг сбоку жарким, всполошным шепотом дохнул Патешонков:

- Слышал? Это тебя же! Во встречный строй!

Но окончательно встряхнул Андрея отчетливый завистливый голос Аврусина:

- Во встречный? Звягина? Да у него карабин болтается, как...

Завидовать было чему. Полным признанием готовности солдата к службе в РПК считалось определение во встречный строй, в тот самый строй, которому от имени всех Вооруженных Сил страны доверено торжественно встречать и провожать на летном поле высоких зарубежных гостей. Но, чтобы попасть на аэродром, надо было помаршировать на плацу не меньше полугода.

Если встречный строй сравнить с отлаженным механизмом, то каждый прибывший в роту солдат, как новая, поставленная на замену деталь, не должен нарушить четкости работы - наоборот, чем незаметнее он "ввинчивался", "впаивался", тем выше оценивалась его строевая подготовка. Трудности наладки этого "механизма" усугублялись тем, что он все время, примерно через каждые полгода, частично заменялся - одни солдаты увольнялись в запас, другие становились на их место; натренированные "старички" привычно выполняли все приемы, новичкам же все давалось с напряжением, их надо было еще "притирать" и "притирать", и делалось это как бы на ходу - рота продолжала нести свою трудную, почетную службу в любое время года, в любой день, в любой час.

Вот эта железная необходимость замены "деталей" на ходу и выработала свою методику строевой подготовки. Нельзя сразу заменить, скажем, полроты или даже полвзвода. Поэтому молодых солдат вводили во встречный строй по одному, по два. И в свой ряд их ставили так, что новичок оказывался посредине - между опытными, уже знающими все тонкости службы солдатами.

Андрея поставили во встречный строй на три месяца раньше положенного срока.

Да, это была настоящая сенсация ротного масштаба. В душе гордясь и смущаясь, Андрей желал теперь только одного - поскорее попасть "на встречу" и доказать Аврусину, что назначение не "прихоть и волюнтаризм командира", как втихомолку утверждал тот, а заслуженный итог, естественное течение службы.

Его назначили в ряд, где направляющим ходил сержант Матюшин. Помнит он стычку на плацу или делает вид, что не помнит? К сержанту давно уже был "притерт" медлительный и молчаливый солдат второго года службы Плиткин. За Плиткиным вместо уволенного в запас Миронова стоял теперь Андрей - под придирчивым оком Сарычева - дотошного и, как считалось в роте, самого талантливого равняющего.

Всем своим видом, холодными, слегка выпученными глазами, брезгливым поджатием губ (про себя Андрей сразу прозвал его "карасем") Сарычев давал понять, что Андрею еще далеко до настоящего эрпэкашника. Словно самим назначением новичка в строй обидели, унизили лучшего равняющего. У Сарычева была странная манера перемешивать в разговоре русские и украинские слова, хотя вырос он где-то под Воронежем. И это делало особенно едкими и колючими его замечания.

Он так и сказал:

- Ты что же, Звягин, поперед батьки в пекло? - и сам же себе, пренебрежительно дрогнув уголками губ, ответил: - Ну, нехай. Посмотрим, який ты строевик...

Андрей пришел на первое тренировочное занятие в тот день, когда рота готовилась к встрече великого герцога. Плац не успевал остыть от шагов, оркестр, едва переведя дух, снова гремел маршами. Они повторяли заходы один за другим - командир роты оставался недоволен.

Даже Сарычев, который за полтора года службы успел встретить трех премьер-министров, двух королей, двух президентов, одну королеву и одного архиепископа, заметно нервничал: видеть великого герцога ему еще не приходилось.

В перерыве, не удовлетворенный короткой справкой-биографией, напечатанной в газете, Сарычев обшарил всю библиотеку и ничего достойного, отвечавшего его запросам, не нашел.

- О премьерах - две полки, а о герцогах нема, - сокрушался Сарычев.

"Герцог Бекингемский! - вспомнил Андрей. - Да это же в "Трех мушкетерах"!"

"Три мушкетера" были у него в тумбочке. Чувствуя, что непременно именно сейчас хочет угодить Сарычеву, Андрей сбегал за книгой.