Мирон Хергиани - Тигр скал. Мирон Хергиани Страница 11

Когда меня спрашивают порой, как я удерживаюсь на весу, уцепившись за опору одним пальцем, перед внутренним взором моим сразу же возникает камень саджилдао, вспоминаются герои сказок Белого стар­ца — Беткил, Чорла и еще — зимний праздник Джгвиби...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Море зрителей... Люди в изумлении наблюдали Триумф советского альпиниста. Товарищи Михаила своими ушами слышали, как кто-то с восторгом воскликнул: «Глядите, да это настоящий тигр скал!»

«Тигр скал!» — тотчас подхватили журналисты. «Тигр скал» — эти слова облетели мир. С тех пор на пригласительных билетах и почтовых конвертах, почти на всей корреспонденции, получаемой Михаи­лом из разных стран, рядом с его именем и фамилией неизменно стояло его почетное прозвище — «Тигр скал».

ГОРЫ, ПОДАРИТЕ СЕКУНДЫ!..

Стояло ничем не примечательное раннее утро. Ку­рортники только-только расположились на пляже заго­рать, как вдруг кто-то из них воскликнул:

— Смотрите, смотрите, вот чудеса!..

По отвесным скалам горы Крестовой карабкались уменьшенные расстоянием фигурки людей, прыгали через пропасти... Жизнь им, что ли, надоела?.. Курорт­ники всполошились было, но очень скоро успокоились, убедившись, что люди на Крестовой чувствуют себя свободно.

...Это были всесоюзные соревнования по скалола­занию на первенство среди профсоюзных организаций и советов спортивных обществ. Около шестидесяти мастеров спорта принимали в них участие. Некоторые приехали в Ялту за два-три дня до начала соревно­ваний — для акклиматизации и ознакомления с трас­сой (что очень важно для победы), как говорят аль­пинисты, чтобы «поточить когти». Только Михаила Хергиани пока что было не видно — он находился в Тянь-Шаньской экспедиции.

«Может, он не успеет вернуться?» — волновались участники. Сказать правду, если бы Хергиани не при­ехал, каждый из них продвинулся бы вперед на одно место... А пока что каждый думал о секундах, о деся­тых, сотых долях секунды, которые они обязательно, во что бы то ни стало должны были вырвать у гор и которые должны принести им победу.

...Праздник Джгвиби был праздником щедрого уро­жая. Он устраивался обычно в Лагами. И ни один мужчина не мог бы пропустить этого праздника. Участ­вовали в нем и женщины. Они занимались тем, что выпекали хлебцы, замешенные на внутреннем говяжьем жире, лемзири[13] с сыром и подносили эти яства состя­зающимся в разных поединках мужчинам.

Сюда собирались лучшие борцы, каждый из них стремился здесь, в сердце Львиного ущелья, перед всем честным народом завоевать славу, имя и... девичье сердце.

Главное в этих состязаниях — борьба за столп вознесения — натлисвети, который жители Лагами ред­ко кому давали увезти с собой. Они были хозяевами празднества и, чего бы это ни стоило, стремились оставить столп здесь, вместе с тщательно прикреплен­ным на самом верху символом урожая — деревянным крестом.

Лагамцы готовились к празднику Джгвиби заранее. Уже за неделю молодые парни начинали скатывать снежки. «Снежки! Подумаешь, велика премудрость!» — усмехнется непосвященный. А вот и велика! Герой народной сказки Нацаркекиа отжимал воду из головки сыра, а эти молодцы отжимали воду из снежков, затем укладывали их, как зимние груши, в высокую плетеную корзину, корзину ставили в холодное место где-нибудь на берегу Лагами, чтобы мокрые снежки хорошенько заледенели. Этими ледяными ядрами хозяева будут встречать гостей. На празднике Джгвиби пощады не жди — таков обычай.

Часть молодежи на санях-мархили возят во двор церкви снег, лопатами ровняют его, поколачивают, словно прессуют, разрезают на равные куски, формуют, как строительные плиты, и затем укладывают друг на друга. Из них во дворе выстроят башню, на вер­хушку ее вкопают окоренный гладкий ствол елового дерева. К макушке его приколотят деревянный крест. Это и есть натлисвети — столп вознесения. Чем глаже поверхность столпа, тем труднее на него взобраться и сорвать крест. Главное — удержать за собой столп вместе с крестом. Случалось, посрамив лагамцев, их увозили жители Сэт-Местиа. Тогда лагамцы не только считали себя опозоренными — не оставалось надежды на урожай, скот, отпущенный в горы, хирел, и все шло вкривь и вкось...

Приходили на Джгвиби девушки на выданье, при­ходили из Сэт-Местиа, и из Ланчвал-Лахтаги, и из других уголков Сванэти. Их появление на празднике, несмотря на морозы, зажигало огнем сердца юношей, придавало поединкам особую остроту и прелесть. Бор­цы становились еще отчаяннее, еще азартнее, не боя­лись ни твердых как камень снежков, ни падения с высоты натлисвети вниз головой...

К полудню все были в сборе. Ждали выхода махвши села который, как положено, откроет праздник, еще раз напомнит народу значение этого праздника, заро­дившегося в древности, и сугубо дружеский характер всех устраиваемых состязаний.

«Если в праздник Джгвиби умрет в поединке чело­век, это будет благая смерть, по воле божьей, и ранение и увечье тоже будут с божьего соизволения. Если кровные враги сойдутся на празднике Джгвиби в поединке, их борьба должна быть только дружеской борьбой. Если же кто нарушит эти законы — обидит других, поднимет переполох и нарушит общее веселье, тот навсегда будет изгнан из родной деревни. Такова была, есть и пребудет вечно воля всевышнего»,— гром­ко, торжественно возглашает махвши.

Лагамцы собрались возле церкви, под ветвистой липой. Бойцы стоят, скрестив на груди сильные руки,— скоро этим рукам предстоит тяжелая работа, а пока они отдыхают,— именно эти руки должны обрушить на «врага» сотни снежных снарядов.

Гости украдкой разглядывают сгрудившихся возле корзин молодых парней.

И вот сельский махвши, старец в белой сванской шапке, с белыми, как снега родных вершин, волосами, с голубыми, как небо Сванэти, глазами, призывает народ к веселью. И как поток, прорвавший все запруды, вдруг хлынет с шумом и грохотом, так и после слов махвши взрывается всенародный праздник. Точно море взбушевалось — то бушует толпа во дворе церкви Спа­сителя. Старшие подзадоривают младших, вспоминают свою молодость.

Какой-то старик с неизменной для сванов палкой муджвири в руках, который все время беспокойно крутился среди гостей, до того раскричался, что пере­крыл шум и гул толпы и обратил-таки на себя всеобщее внимание.

— Если мы уступим Христов крест этим неблаго­дарным лагамцам, наши поля и нивы зарастут сорняком и осенью не будет у нас урожая, в наших закромах не станет кукурузы и пшеницы, а на сеновалах — сена и соломы. Голодно будет и человеку, и скотине...— с жаром возглашал старик. Чтобы придать большую убедительность своей речи, он время от времени умол­кал и, оглаживая усы, угрожающе стукал по земле палкой.