Александр Штепенко - На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана) Страница 11

- А почему нас не посылают?

- Ничего, ребята, больше ждали, а сутки уж как-нибудь потерпите. Сегодня осмотрим ваш корабль. Завтра полетаете на нём здесь, а к вечеру можете отправляться на боевой аэродром, - успокаивал нас командир полка.

С рассветом следующего дня наши корабли вернулись с боевого полёта бомбили железнодорожные узлы. Лётчики на рассказы были скупы - для них война уже стала привычным делом.

После облёта и проверки самолёт был зачислен в число боевых, и в тот же день мы вместе со всеми вылетели на аэродром подскока, с которого ночью должны будем лететь на боевое задание.

Это был большой, ровный аэродром, на котором и садиться спокойно, и взлетать можно с большой нагрузкой, не рискуя остаться без печёнки. Здесь было много самолётов разных типов, но в основном ночные бомбардировщики.

Задолго до срока вылета вышли мы к самолёту. Невероятным казалось в такую тёмную ночь не только найти цель - самый взлёт и полёт казались невозможными. Но постепенно глаза привыкли к темноте. На аэродроме сплошной гул работающих моторов. В разных концах сверкают разноцветные огни бортовых сигналов и глушителей моторов. Здесь одновременно идёт и взлёт самолётов, уходящих с бомбами на запад, и посадка вернувшихся с боевого полёта. Стартовые огни сверкают двумя полосами через весь аэродром. На короткое время зажигается прожектор. В его свете садится самолёт, сверкая серебром крыльев, отруливает в сторону и скрывается в темноте.

6

Мерцая бортовыми огнями с фиолетовыми огоньками от глушителей, выруливают на старт наши гиганты и, скрываясь в темноте, уходят на запад...

Выруливаем на старт и мы. Нам надлежало разбомбить крупный железнодорожный узел. Самолёт бежит по ровному полю меж двух рядов огней. Незаметный отрыв от земли. Слева мелькают красные лампы на высоких мачтах, и вот уже со всех сторон только чёрный мрак.

На секунду представилась мне Арктика летом, в полярный светлый день. Прозрачный воздух, видимость беспредельная... А мы там чего-то суетились, волновались, переживали и считали некоторые полёты сложными и трудными. Какой чудесной прогулкой покажутся нам после войны полёты над Арктикой!

- Да, темновато, - нарушил молчание Водопьянов. - Алло, штурман, ты что-нибудь видишь?

- Вижу хорошо, как винты вращаются, а больше ничего не вижу.

В кабинках потушены все огни, но фосфор на приборах так ярко светится, что, кажется, он мешает видеть землю. Внизу какие-то пятна - ничего определённого, а ведь надо видеть не тени, надо хорошо видеть, что на земле находится.

Ну, шире глаза! Смотреть в одну точку. Ничего не получается. Поступим иначе, закроем глаза, зажмём крепко веки. Теперь откроем - кое-что уже видно. Вот дорога. Вот лес, деревня, речушка. Теперь всё в порядке.

На востоке поднимается тяжёлый тонкий серп луны. Постепенно становится светлее.

По серебристой лунной дорожке на зеркальной поверхности узнаём Московское море. Узкой лентой, блеснувшей слева от нас, окаймляет Волга Калинин. Чернеют мосты, перекинутые через реку.

За первый час полёта с обстановкой свыклись. Ночь кажется не такой уж тёмной. Погода отличная. Настроение приподнятое. Похоже на то, что успех полёта обеспечен.

От излучины Волги меняем курс. Впереди сотни километров однообразной местности без крупных ориентиров. Будут маленькие речки, просёлочные дороги, сёла, деревни. Но разве их увидишь ночью с большой высоты? Нет, я на них и не рассчитываю, все расчёты строю на железную дорогу и автостраду, которые должны привести нас к цели.

Только бы хорошая погода, вот такая, как сейчас, удержалась до конца нашего маршрута!

Но нам не повезло - погода всё-таки испортилась.

Вначале появились отдельные облака. Затем они стали сгущаться, и вскоре только изредка сквозь разрывы облаков мелькала тёмносерая полоса земли. На облаках появились большие яркокрасные пятна - отсветы пожаров. На земле шла война.

Скоро должна быть дорога, от которой надо поворачивать на новый курс. Но из-за этих облаков не то что дороги - и цели не увидишь.

Прошу пилотов снижаться. Самолёт зарылся в облака. Иней покрыл стёкла кабины.

На высоте 2000 метров выскочили из густого облака, на секунду под нами блеснула наезженная шоссейная дорога и скрылась. Мы снова попали в облака. Спиралью спускаемся вниз и никак не можем найти дорогу, а она ведь где-то здесь, рядом, под нами.

Высота 1000 метров, отдельные облака ниже нас.

Но где же эта чортова дорога?

Привлекаю весь экипаж на помощь себе искать дорогу.

За штурвалом наш новый пилот Мосалев. Маленького роста, он кажется ещё меньше на нашей громадине. Вслепую, спиралью ведёт он машину так, что я, стоя в кабине, не ощущаю эволюции самолёта.

- Алло, Мосалев! Давай виражи ещё ниже!

- Виражу, - отвечает он.

- Какое там "виражу", когда я не чувствую.

- А это потому, что правильный вираж. Вот сейчас смотри и держись, сделаю неправильный.

Я не успел удержаться, меня сильно бросило на сиденье к левому борту, и я крикнул:

- Довольно неправильных виражей, я уже почувствовал...

Высота 700 метров. Весь экипаж ищет со мной утерянную дорогу. Водопьянов, перегнувшись через борт, кричит Мосалеву:

- Больше вираж! Ещё ниже!

Кто-то громко крикнул:

- Вот она, дорога, справа под облаками!

Снизившись до 600 метров, мы на этот раз крепко прицепились к дороге и пошли вдоль неё, к цели. Вспыхнул прожектор, и луч его упёрся в самолёт. Близко прошла цепочка трассирующих пуль. Бросаем светящиеся бомбы и отворачиваем в сторону от огневой трассы и прожектора.

Под нами город и железнодорожный узел, освещённый светящимися бомбами, - цель нашего полёта. Отошли подальше и, ориентируясь на прожектор, не теряя из виду дороги, идём к цели.

Машина вздрогнула - открылись бомболюки. Прожектор слепит глаза. Пулемётная очередь проходит близко, совсем рядом с самолётом. Закрывшись рукой от прожектора, лёжа на животе, кричу:

- Правее, больше вправо! Так держать!

Дорога расширяется. Появляются станционные постройки, вот и весь узел. Поймав в прицел станцию, быстро дёргаю несколько раз за ручку. Самолёт снова вздрагивает - бомбы ушли вниз, и через несколько секунд, брызнув яркокрасным огнём, одна за другой разорвались на путях, среди эшелонов. Последняя разорвалась рядом с прожектором и пулемётом. Прожектор погас, и пулемёт замолчал.

Взрывы бомб встряхнули машину. Самолёт взмыл кверху, залез в облака и по старому пути пошёл домой.

Я вытер вспотевший лоб, закрыл бомболюки и записал в журнал время и высоту бомбометания.

Экипаж долго не мог успокоиться. Все наперебой говорили о том, как хорошо отбомбились и как хорошо сделали, что снизились.