Иван Исаков - Неистребимый майор Страница 11

То же самое произошло со второй очередью, стоявшей перед носовым трапом.

Инстинктивно втянув голову в плечи и глубже натянув фуражку, будто это смягчало молотьбу по черепу, старпом вспомнил, как несколько лет назад, выезжая утром из Керчи для осмотра берегового полигона, он с недоумением увидел подобную — «неживую» — очередь на окраине Багерово. Ее составляли бидоны, бутылки и канистры различных размеров, стоявшие цепочкой перед еще закрытой керосиновой лавкой.

К двери лавки с огромным висячим замком вело каменное крыльцо из трех ступенек, поэтому первые посудины, стоявшие лесенкой и возвышавшиеся над остальными, имели самодовольный, если не гордый вид — первых в очереди. Людей не было видно.

Благодаря всезнайке шоферу выяснилось, что этот своеобразный обычай соблюдается всегда, пока склад не открыт, или же в часы, когда очередь располагается на самом солнцепеке. В последнем случае хозяйки, обозначив свое относительное местоположение в пространстве бидонами, решают местные и мировые проблемы, сидя на тротуаре теневой стороны.

Но это воспоминание, возникшее по ассоциации, тут же было вытеснено досадливой мыслью:

«Какой болван приказал производить посадку в светлое время суток?.. Даже курсант должен знать, что сосредоточение к месту погрузки и размещение людей по транспортам (а чем мы сейчас не транспорт?) надо производить в темноте, с тем чтобы не раскрыть операцию! Зря, что ли, эти „юнкерсы“ все время пробиваются к порту?.. Наверное, давно уже аэрофотограмметрические фрицы проявили снимки своих первых разведчиков?! А ты тут стой как…»

Аккомпанемент к этим мыслям в виде почти слитного грохота скорострельных пушек не очень способствовал рассудительному и более спокойному мышлению, иначе старпом сам бы расписался под планом и сроками прорыва блокады, принятыми на совещании у командира военно-морской базы.

Тот же грохот заглушал свист и визг падающих осколков от зенитных снарядов. Вот почему никто из пассажиров, сидевших в щелях, не подозревал о плотности металлического дождя, дробно стучавшего по железным крышам портовых зданий.

Только оказавшиеся лицом к бухте с замиранием сердца наблюдали множество маленьких всплесков или фонтанчиков от обильно падавших шрапнельных пуль и осколков.

К счастью, несмотря на стальной дождь, на пирсе раненых не оказалось. Значит, недаром местная ПВО организовала рытье щелей и не зря для народа прошел опыт войны, длившейся уже более года.

Стрельба кормовых зениток оборвалась так же внезапно, как началась, хотя береговые батареи и остальные корабли, стоявшие в гавани, еще продолжали некоторое время вести довольно интенсивный огонь, как бы провожая отлетающих гостей, которым так и не удалось прорваться в глубину порта. Что касается очереди, то она изумительно аккуратно восстановилась сама, без каких-либо указаний или приказаний, причем через минуту после того, как крейсер прервал стрельбу.

И опять с утомительной монотонностью продвигался на шаг очередной старик с узелком, или мужчина с подвязанной рукой, или женщина с живым или неживым свертком. И опять, бегло проверив наличие штампа на обороте квитка, старпом ставил жирным цветным карандашом кабалистические знаки:

«I пал», или

«IV кубр», или «каюта мин», одновременно делая отметки в толстой тетради, сверяясь с примитивной схемой емкости жилых, и нежилых отсеков. Схемой весьма приближенной, потому что цифры, прикинутые совместно с боцманом всего два-три часа назад, брались на глазок с чертежей крейсера, так как обходить и обмерять вместимость всех неприспособленных помещений времени уже не оставалось.

Незадолго до того горькую пилюлю золотили общими усилиями командир с комиссаром и секретарь парторганизации. Старпом вспоминал, стоя у трапа с каменным лицом, продолжая беззвучно терзаться:

«Слыхали уже и что ответственно, и что почетно, и что следует гордиться и т. д. и т. п… „Вот почему наиболее ответственную и трудную часть порученной нам задачи — прием и размещение пассажиров — я возлагаю на старшего помощника“… Разговоры в пользу бедных!

…Одно только дельное указание изрек комиссар: оповестить всю команду, чтобы не смели никого называть „беженцами“.

„Никто и никуда не бежит! А раз так, то нет и беженцев! Официально — „эвакуируемые“; уставной термин — „пассажиры“; но лучше — наши гости, друзья… что хотите, но не беженцы!..“ Это правильно!

…Но называйте как хотите, а что касается меня, то я говорю — с меня хватит!.. К чертовой матери!

…Довольно!.. Придем в базу — подаю рапорт о переводе хоть на тральщики. Хватит изображать необорудованный эмигрантский пароход или транспорт для раненых… тоже необорудованный!

…Ну взять хотя бы того же Пашку Овчинникова. Подумаешь — тоже мне Нельсон в молодости! Болтается помощником на старом „новике“, но зато в высадке адмирала Владимирского участвовал в первом броске!

…В высадке адмирала Басистого участвовал? Участвовал, подлец!

…Сколько раз мне приходилось до войны перечитывать „Зеебрюгскую операцию“, столько же раз я восхищался смелостью и хладнокровием британских моряков, не стесняясь, завидовал им. А Басистый высадкой с крейсера и миноносцев прямо в лоб, на портовый мол, утер нос англичанам! Да еще кому?.. Самому Реджинальду Кийсу! Да как!

…Даже сравнивать немыслимо, насколько наша операция была более дерзкой и в то же время — значительно большей по масштабу и трудновыполнимой.

…А результат? Там — пошумели красиво, лихо… и отошли, даже не закупорив полностью фарватер брандерами. А здесь? Захвачен не только мол, но весь порт и город! Создан новый участок фронта. Через сутки счет уже шел на дивизии; причем немцам пришлось оттягивать их с активных участков, даже от осаждаемого Севастополя.

…Там — диверсия, здесь — операция!

…Вот это — война!

…А этот ветрогон Пашка, видите ли, вылезал на стенку с автоматом на груди, вместе с первой волной морпехоты, хотя это абсолютно не было для него обязательным».

Как ни одеревенел и ни застыл от усталости старпом, но чуть качнулся от внутренней боли.

«А ты стой тут… как проводник… и компостируй билеты!! А? За что?..

…Нет! Чертовски не повезло с кораблем, да и должность собачья. Недаром так ее называют еще со времен парусного флота».

Как ни терзали сомнения старпомовскую душу, сознание продолжало работать по заданной цели. Поэтому, прервав отметку пассажиров на минуту, он на блокнотном листке набросал:

«Н. П. (инициалы военкома)! У меня прошел 7-сотый. Как у Вас? К.»

Разметка продолжалась. Очередь переместилась на один зубчик механизма посадки. Сложенная вчетверо записка помчалась в руке рассыльного вдоль борта крейсера.