Эрик Валлен - Я – доброволец СС. «Берсерк» Гитлера Страница 12

Но вскоре поступил приказ покинуть деревню.

Затем в бой вступила русская артиллерия, и мы бросились к бронетранспортерам. Броневик командира другой роты шел первым, а мы следовали за ним на расстоянии примерно 50 метров. Полный газ! Вся колонна на полной скорости покидала опасное место, промчавшись мимо дымящихся разбитых русских танков, чьи мертвые экипажи валялись кругом.

Мы ехали параллельно строящемуся шоссе, которое в нескольких сотнях метров впереди пересекала по виадуку другая дорога. Я увидел солдат второго взвода, которые бежали через поле, чтобы встретить нас за виадуком. На повороте аккуратно под виадуком ехавшая перед нами машина соскользнула по гравию вниз и заглохла. Водитель едва успел остановить наш вездеход, чуть не уткнувшись бампером в нее, в результате чего остановиться пришлось всей колонне, которая сбилась в кучу.

Чертовское невезенье!

Но это было еще не самое худшее! Примерно в 150 метрах от нас за виадуком стояли три противотанковых орудия русских, которые открыли огонь прямо через туннель. Мы постарались при помощи дымовых гранат сделаться невидимками, насколько это было возможно. Я приказал экипажу покинуть машину, после чего водитель схватил пулемет, укрепленный на нашем бронетранспортере. Я же бросился в кювет и открыл огонь оттуда, пытаясь прижать русских к земле. Их снаряды падали ужасающе близко, и мне казалось, что следующий выстрел станет для меня последним. Я вздрагивал, видя очередную вспышку.

Раздался крик, видимо, кто-то получил осколок. К раненому тут же подбежали товарищи и отнесли обратно в машину. Все это время группа солдат пыталась завести двигатель машины, которая стояла впереди нашей. Наконец-то они справились! В наш вездеход забрались все, кроме меня, и он уже набирал скорость. С пулеметом в руках я запрыгнул на капот бронетранспортера прямо на ходу. В нормальной обстановке я бы, наверное, ни за что не смог выполнить такой трюк! Друзья помогли мне забраться в машину. Под шквальным огнем трех наших пулеметов русские даже не помышляли об ответной стрельбе, что позволило нам прорваться через тоннель и покинуть опасную зону.

Мы помчались дальше по дороге, к небольшой деревеньке, которая находилась в нескольких километрах дальше. Где-то в сотне метров впереди на обочине стояла группа коммунистов. Они ухитрились затащить противотанковое орудие на телегу, запряженную лошадью. Увидев приближающиеся немецкие бронетранспортеры, русские в страхе разбежались кто куда. Маленький броневик командира роты проехал мимо телеги, но я приказал своему водителю бросить машину прямо на нее. Некоторые русские, которые не бежали, твердо стояли прямо на дороге. В их лицах читался животный страх. Телега и орудие с грохотом разлетелись на куски. Что-то мягкое ударило по броне нашей машины, и колонна понеслась дальше, поливая пулеметным огнем разбегающихся русских солдат. Очереди буквально перерубали их пополам.

Коммунисты, казалось, были повсюду. Судя по всему, они прорвали нашу линию обороны на широком участке. За деревней я увидел унтерштурмфюрера четвертой роты Шварца. Как он там оказался – было настоящей загадкой. Он дал сигнал остановиться. Я попытался отрапортовать, но он только нетерпеливо махнул рукой.

– Быстро поставьте машину в укрытие в низине вон там, а сами займите позицию в поле в ста метрах отсюда.

– Унтерштурмфюрер! – запротестовал я. – У меня приказ не покидать бронетранспортер даже в самой критической ситуации.

Я видел, что он был невероятно взволнован.

– Я доложу, что вы не исполнили приказ! – рявкнул он.

Два шедших за нами бронетранспортера аккуратно повернули и остановились рядом. Личный состав выскочил наружу и собрался у дальней машины. Бах! И как раз в то место, где они стояли, попал снаряд! Их всех разорвало на куски прямо на наших глазах. Русская артиллерия держала под обстрелом этот участок дороги! Унтерштурмфюрер Шварц тут же изменил свое решение, запрыгнул в один из пустых бронетранспортеров и гаркнул:

– Гони что есть мочи!

В двух километрах впереди группа эсэсовцев стояла на обочине, уставившись на кровавое месиво. Мы притормозили, я взглянул вниз и различил взмах чьей-то руки из окровавленной кучи. Машина остановилась, я услышал, как чей-то слабый голос зовет меня. Господи, нет! Это был мой земляк, унтерштурмфюрер Мейер, любимец всей нашей роты.

Его едва можно было узнать. Осколок разрезал ему подбородок и застрял в шейном позвонке. Он был буквально на волосок от смерти. Его также ранили в плечо, и вся грудь его была залита кровью, а ноги его сплошь были изрезаны осколками. Однако он все еще был жив и даже пытался рассказать мне о том, что случилось. Но голос его был слабым, а речь нечеткой из-за раны подбородка, поэтому я не понял и половины из того, что он говорил.

– Мы отвезем тебя в ближайший перевязочный пункт, – пообещал я ему.

До сих пор этому замечательному юноше очень и очень везло, хотя он прошел множество тяжелых испытаний. Однажды он уже был объявлен «павшим в бою». Это было в Эстонии, когда он был тяжело ранен, но подобрали его солдаты другой воинской части. Его положили в амбаре, который исполнял роль временного пункта первой помощи, среди мертвых и тяжелораненых солдат. Его мундир, расчетную книжку и другие документы перепутали с документами погибшего солдата, и командир его роты получил известие о смерти своего подчиненного.

Очень трудно было потерять жизнерадостного боевого товарища, который из всех напитков предпочитал молоко и, как бы над ним ни подшучивали, отказывался пить свою порцию шнапса. Вместо этого он неизменно отдавал шнапс особо жаждущим товарищам по роте. Мы долго и искренне его оплакивали. И даже не из-за алкоголя, хотя кое-кто грустил, вспоминая порцию Мейера, а потому что он был действительно стоящим человеком.

Когда пришло известие о смерти Мейера, его отец, профессор Стокгольмского университета, получил искренние соболезнования от нашего верховного командующего Генриха Гиммлера. Затем в один прекрасный день вернулся Мейер, который хоть и был напуган, но все же остался жизнерадостным и беззаботным человеком. Мейер был педантичен в отношении военных церемоний и по возвращении представил удивленному командиру роты безупречный рапорт о произошедшем. Еще один шведский офицер написал родителям Мейера в Швецию письмо с соболезнованиями. Этот офицер сам погиб в бою, поэтому, к счастью, письмо так и не было отправлено.

Мейера бережно положили в один из вездеходов, и колонна с ранеными направилась по разбитой дороге в безопасное место. Оставшиеся солдаты садились в бронетранспортеры уже на ходу.