Иван Бенедиктов - Рядом со Сталиным Страница 12

«Повторю, он был непревзойденным мастером кабинетного руководства. Поэтому его „касательное“ посещение линии фронта (в действительности он был далеко от него) понадобилось не для ознакомления с делами двух фронтов, не для обогащения впечатлениями от встреч с личным составом частей, готовящихся к наступлению. Нет. Это нужно было для истории. Сталин думал о своем историческом реноме. Будущие летописцы должны были соответствующим образом отразить сей факт его полководческой деятельности. В его биографии должна быть страница вдохновляющего приезда Верховного в действующую армию».

Надеюсь, теперь каждый желающий заметит существенную разницу в описании минувшего. Безусловно, Волкогонов не мог знать важные подробности, известные только нам, очевидцам. Но зачем же снова безапелляционно утверждать, будто Сталин не встречался хотя бы с командирами? С кем же тогда он проводил совещания у Соколовского, Воронова и Еременко? Уместна ли тут постоянная ирония над каждым поступком Сталина? Не слишком ли смело автор постоянно думает за действительного вождя того времени, уличая его в низменно-имперских грехах? И как он мог выносить Верховному Главнокомандующему такой приговор: «Его в значительной мере дилетантское и некомпетентное руководство выражалось прежде всего в катастрофических материальных и людских потерях. Их смог вынести лишь советский народ, который устоял не благодаря, а вопреки „гению“ Сталина. Ссылки на внезапность, неподготовленность, вероломство Гитлера, ошибки военачальников и т. д. не оправдывают Сталина, а лишь подчеркивают его стратегическую близорукость и ущербность. Верховный Главнокомандующий, возглавляя Вооруженные Силы, привел их к победе ценой невообразимых потерь… И если сопоставить их с „полководческим гением“ Сталина, то сразу станет очевидной неуместность приписывания Верховному особых заслуг в Победе».

Подобные «рассуждения» украшают почти каждую страницу книги, объем которой равен «Войне и миру». С легкостью необыкновенной автор все осудил и низверг. В подобной ситуации просто удивляет У. Черчилль. Уж его-то ни в коем случае нельзя заподозрить в симпатии к большевикам, а тем более — к Сталину. Это исконный враг советской власти. Однако именно Черчилль в честь восьмидесятилетия Сталина сказал в палате лордов следующее:

«Большое счастье для России, что в годы тяжелых испытаний ее возглавлял гений, непоколебимый полководец И. В. Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени того периода, в котором протекала вся его жизнь. Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции, несгибаемой воли, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беде, которому я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить.

Сталин обладал большим чувством юмора и сарказма, а также способностью выражать свои мысли. Сталин и речи писал только сам. В его произведениях всегда звучала исполнительская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей всех времен и народов.

Сталин произвел на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам. Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логической и осмысленной мудростью, был непревзойденным мастером находить пути выхода из самого безвыходного положения. В самые критические моменты несчастья и торжества оставался одинаково сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Сталин был необычайно сложной личностью.

Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставлял даже нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов. Сталин был величайшим, не имеющим себе равных в мире, диктатором. Он принял Россию с сохой и оставил ее оснащенной атомным оружием. Нет, что бы мы ни говорили о нем, — таких история и народы не забывают».

Неужели Волкогонов, работая над столь фундаментальным трудом, не знал об этой речи Черчилля? Странно. Или видел свою задачу лишь в том, чтобы просто развенчать культ личности? Тогда можно сказать, что трудился напрасно, не заметив главного, — самой личности. Личности, которой отдавали дань глубокого уважения даже недруги…

К лету сорок второго года конструкторы создали мощный танк, однако из-за недостатков машины несли в боях существенные потери. Сталин решил сам разобраться в изъянах. Танк доставили в Кремль. По просьбе Сталина им управлял водитель, участвовавший в боях. Конструктор усердно объяснял ходовые и боевые качества машины. Не дослушав его, Сталин попросил Тукова помочь взобраться на броню. Люк был открыт. Водитель пояснил Верховному, что во время боя на ходу стрелять нельзя: сначала надо остановиться и дать три-четыре прицельных выстрела. Таким образом танк сам становился хорошей мишенью для противника. Конструктор заволновался.

Успокоив его, Сталин спросил:

— Сколько потребуется времени устранить недостатки?

— Месяц, товарищ Сталин!

— Даем три месяца. Смотрите, не подведите нас и фронт, который ждет этот танк. А танкист — добрый малый. С такими можно воевать и побеждать. Не обижайте его, он прав.

Затем Сталин посетил трофейную выставку в Парке культуры имени Горького. Поинтересовался у генерала Хмельницкого, можно ли из немецкой техники что-нибудь использовать? Его заинтересовала самоходная пушка. Можно ли нам создать подобную или даже лучше? Конструкторы обещали. Готовую самоходку снова доставили в Кремль вместе с водителем. Сталин опять к нему:

— Как, по-вашему, хорошая пушка?

— Никуда, товарищ Сталин, не годится. С ходу из нее стрелять нельзя.

Сталин вновь простил конструкторам промахи, предложив быстрей дать фронту полноценное оружие.

Важность подобных примеров и личный вклад Сталина в изготовление победоносного оружия, надеюсь, ни у кого не вызывает сомнения. Но если бы он ограничивался только этим… Всевозможные карты фронтов не помещались в прежнем зале ближней дачи. В сорок третьем году сталинский кабинет и еще пару комнат ликвидировали, присоединив к залу. Дополнительную площадь немедленно заняли карты, лежащие на длинном столе, диванах, на полу и подоконниках. Сталин работал над ними без очков, с большой и малой лупами. Постоянно записывая свои мысли, чиркая карандашом на столе, подоконнике или где придется Трудно установить, когда он отдыхал. Иной раз посреди ночи вдруг уезжал в «Семеновское». На террасе и под лестницей второго этажа стояли жесткие плетеные топчаны. Как-то рано утром Орлов прошел все комнаты — пусты. Обнаружил Сталина уже на террасе, на таком топчане. Он спал в шинели, ботинках, прикрывшись фуражкой от солнца. Вот где его свалила усталость…