Петр Горелик - По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество) Страница 12

Вероятно, это была весьма и весьма мучительная ситуация. Борис Слуцкий, верный себе, и в этой мучительной ситуации пытался находить, да и находил положительные стороны. Одному молодому поэту в семидесятые годы он писал: «Хорошо, когда поэт приходит в поэзию поздно. Хорошо для читателя. Он избавлен от ученичества, от экспериментов, от черновиков, притворяющихся беловиками. Леса убраны, случайные черты стерты. Если не самим художником, то самим временем. Хорошо и для поэта. Он зрелый человек, живший, думавший, чувствовавший. Мысли у него не списанные, а свои. Переживания — не заемные, а пережитые. Он успел разобраться в своих литературных пристрастиях, в своей фонетике, в своем синтаксисе»[19].

Это утверждение верно в той же степени, в какой оно и неверно. Подобным мужественным образом Борис Слуцкий успокаивал не только не печатающегося в семидесятые годы поэта, но и себя. Между тем привычка выходить к публике без случайных черт, без ошибок и черновиков приводила, как это ни парадоксально, к неготовности к творческому кризису. Всякий поэт, всякий пишущий человек в какой-то момент не может не почувствовать себя молодым, неопытным поэтом, потерявшим слова, голос, ритмику. Если поэт «был молодым», то ему легче выйти из этого кризиса. Ему привычнее выйти из этого кризиса.

То, что и сам Слуцкий это прекрасно понимал, доказывает его помощь начинающим поэтам: самая разнообразная и не в последнюю очередь связанная с публикацией и изданием их стихов. Слуцкий мог иронизировать над начинающими; мог писать:

Я вам переплачивал,Грош ваш рублем называя.Вы знали и брали,В момент таковой не зевая.

Но то, что он «переплачивал» молодым поэтам, как раз и доказывает: он вовсе не хотел, чтобы они «пришли в поэзию поздно», как бы он ни старался доказать в письмах, что это для поэта «хорошо». Он внимательно читал формалистов и не мог не знать, как важны ошибки и спотыкания в литературном развитии, случайные черты и неубранные леса.

Духовное развитие юного Бориса связано не только с дружбой со сверстником. Большое влияние на Бориса оказало знакомство с Кульчицким-старшим, отцом Миши — Валентином Михайловичем. Кульчицкие — семья старинного рода. Первая кофейня в Европе была открыта в Вене в 1683 году галицким дворянином Францем-Юрием Кульчицким. В дальнем родстве с бабушкой Миши был Фет. В роду смешались украинская, грузинская и русская кровь. В большой семье Кульчицких «самым интересным был папа» — вспоминал Борис. Кадровый русский офицер старой армии, затем адвокат. Боевой командир, он прошел Японскую и Германскую войны, был не единожды награжден (особенно ценил солдатские «Георгии»). Валентин Кульчицкий — автор несколько раз переиздававшейся книжки «Советы молодому офицеру»: правил поведения на службе и в быту. Некоторые положения из этой книжки были взяты для устава гвардейских дивизий, образованных в 1943 году. Валентин Михайлович был автором и нескольких стихотворных сборников. «В справочнике Тарасенкова, — вспоминает Слуцкий, — помечены два сборника стихотворений отца <Миши>. Но мне помнится, Миша показывал целую пачку книжиц. Среди них были и стихи и проза… Стихи отца мы читали вдвоем с Мишей. Они не запомнились. Мы тогда ценили в стихах строчку. Нам представлялось, что стихотворение надо свинчивать (Мишино словцо) из строчек. Всего этого у отца не было.

Были еще (я почти уверен, что были) статьи против Короленко. Спор шел о дуэлях. Кульчицкий защищал офицерские дуэли, Короленко клеймил их как варварство, и хотя Короленко отзывался о Кульчицком без церемоний, сам факт печатного спора с ним переполнял наши души гордостью.

Вокруг печального лика отца — офицера старой армии, а на моей памяти адвоката или, может быть, юрисконсульта… — вокруг этого сумрачного лика в моей памяти клубятся легенды, творившиеся Мишиной любовью и фантазией…»[20]

В тридцатые годы Валентин Михайлович был репрессирован, отбывал ссылку на строительстве Беломорканала. В доме Кульчицких Слуцкий впервые соприкоснулся с миром «бывших» и побежденных.

Для него это была одна из самых важных, хотя и подспудных тем. Борис Слуцкий знал слова одного из создателей социал-демократической партии Германии, слесаря и депутата рейхстага Августа Бебеля: «Социализм приходит ко всем, у кого есть человеческое лицо». Речь идет о том, что совершенно неважно, кто ты был раньше — помещик, поп, рабочий, крестьянин, — ты подходишь социализму ровно настолько, сколько в тебе — помимо классового, социального, сословного, национального — есть человеческого.

В этом случае важнейшим средством «очеловечивания» социального, классового, примирения победивших и побежденных становится искусство. Об этом писал Слуцкий в поздних своих стихах «Я в первый раз увидел МХАТ…»:

Я в первый раз увидел МХАТНа Выборгской стороне,И он понравился мне...........................

«Дни Турбиных» шли в тот день.Зал был битком набит:Рабочие наблюдали быт

И нравы недавних господ.Сидели дыхание затая,И с ними вместе я........................

Черная кость, красная кровьСочувствовали белой костиНе с тем, чтоб вечерок провести.

Нет, черная кость и белая кость,Красная и голубая кровьПереживали вновь

Общелюдскую суть свою.Я понял, какие клейма кластьИскусство имеет власть.

Понятно, что тема репрессий, не прекращающихся и спустя двадцать лет после победы революции, тема сосуществования победителей и побежденных не оставляла Бориса Слуцкого никогда.

В декабре 1942 года Валентин Михайлович был забит до смерти в подвале харьковского гестапо.

Олеся Кульчицкая, сестра Миши, вспоминает: «Борис Слуцкий… Помню его шестнадцатилетним, еще до войны. Он часто приходил к нам, вернее к брату… Другие ребята запросто, иногда шумно, проходили в комнату к Мише. Борис же задерживался, обязательно здоровался со всеми домашними. Наш отец, Валентин Михайлович, если бывал дома, любил беседовать с Борисом, задавал ему вопросы, а потом заинтересованно выслушивал все, что отвечал Борис… Как ни странно, но я всегда ощущала какое-то внутреннее сходство между Борисом и моим отцом… Та же сдержанность, лаконичность, доброжелательная серьезность, логичность суждений. Даже что-то в выражении глаз напоминало мне Бориса. Уж не знаю, что играло здесь роль, но похожесть была. Миша же, сын — был человеком совсем другого склада. И всех троих — отца, Михаила и Бориса — таких разных в своих судьбах, связывало общее: одержимость делом, чистота помыслов, честность во всем и патриотизм — настоящий, а не словоблудие на эту тему»[21].