Арсений Замостьянов - Фельдмаршал Румянцев Страница 12

Рослого, всегда бодрого немца многие недолюбливали. А он понимал, что в России не добьёшься прочного положения, если не полюбишь эту страну и её народ. Пётр Великий в своё время был вынужден ввести несправедливое правило: иностранцам на русской службе платили в два раза более щедрое жалованье, чем русским офицерам. Ольденбуржец понимал, что такой перекос чреват серьёзными опасностями — и упразднил устаревшее правило.

Александр Иванович Румянцев поддерживал с Минихом дружеские отношения. Миних ценил его, приблизил к себе во время южных походов. В то время, пожалуй, главной доблестью Миниха было умение разбираться в людях. Опытный военачальник поражал окружающих проницательностью. В Александре Румянцеве он сразу рассмотрел склонность к статской службе, к дипломатии. Военная лямка того тяготила, хотя окружающие отмечали бесстрашие и решительность генерала. Дипломаты тоже требовались Миниху — и он готовил для Румянцева деликатные поручения. Опытный дипломат умело обеспечивал снабжение армии, устройство зимних квартир и госпиталей — это было особенно важно, ведь Крымский поход Миниха захлебнулся от болезней, от технической неустроенности. Не хватало таких генералов-организаторов, как Александр Румянцев. При Петре русская армия перемещалась на тысячи вёрст, не теряя боеспособности. А Миних дал повод австрийскому капитану Парадизу, находившемуся при русской армии, сделать такой вывод: «Русские пренебрегают порядочным походом и затрудняют себя огромным и лишним обозом: майоры имеют до 30 телег, кроме заводных лошадей… есть такие сержанты в гвардии, у которых было 16 возов. Неслыханно большой обоз эту знатную армию сделал неподвижною… Русская армия употребляет более 30 часов на такой переход, на который всякая другая армия употребляет 4 часа… При моём отъезде из армии было более 10 000 больных: их перевозили на телегах как попало, складывая по 4, по 5 человек на такую повозку, где может лечь едва двое. Уход за больными не велик; нет искусных хирургов, всякий ученик, приезжающий сюда, тотчас определялся полковым лекарем…» Посланец Вены, быть может, сгущал краски, но главные проблемы русской армии того времени определил точно. Во второй половине XVIII века ситуацию нужно было исправлять.

Пётр Александрович, как известно, некоторое время ходил у ольденбуржца в ординарцах. кое-чему у Миниха можно было поучиться. Моложавый фельдмаршал сыграл немалую роль в судьбе молодого Румянцева. Какое-то время Миних, возможно, не верил в большое полководческое будущее буйного Петра Александровича. С одной стороны — буян, раб собственных причуд. Сколько таких аристократов кануло безвестно! С другого боку — сын своего отца, а тот дипломат, политик, но в душе — не воин. Походных лишений чурается, полководческим честолюбием не обладает. С какой стати сыну быть противоположностью отца? И только когда в Европе громко заговорила артиллерия Фридриха Великого, когда русская армия двинулась на Запад — Миних убедился: Румянцев — не случайный генерал. Прирождённый!

Сам Миних, в те годы уже глубокий старик, пребывал в опале, в ссылке, но старался следить за ходом боевых действий.

Среди недругов Миниха оказались не только его тогдашние конкуренты, но и серьёзные исследователи истории русской армии.

«Для честолюбивого и эгоистичного Миниха страдания войск решительно ничего не значили, он смотрел на войска главным образом и прежде всего как на орудия для достижения своих целей, своих планов, своей политики. Совершенно другой характер носит деятельность Ласси. Это — благородная солдатская фигура, старый честный и храбрый воин, всегда стоявший в стороне от придворных интриг, живший интересами армии и нуждами своих подчинённых, — утверждал А.А. Керсновский. — По словам генерала Д.Ф. Масловского, он был бессменным часовым на страже действительных нужд осиротевшей русской армии, заброшенной во всё время владычества Бирона и Миниха…» Этой армии он отдал 50 лет своей жизни и, умирая в 1750 году, мог сказать, что вся его жизнь была дана на потребу воинскую его второй родины.

Как бы то ни было, Миних, всегда старавшийся быть на виду, получал первые роли — Ласси оставался в тени».

Некоторые из этих упрёков справедливы, но в целом картина получается превратная.

У многих на памяти пушкинские строки: «Как Миних, верен оставался паденью Третьего Петра». Румянцевым не нужно было бы разъяснять, что тут к чему. Сам Пётр Александрович тоже не участвовал в екатерининском заговоре.

Убедившись в прочности положения новой императрицы, Миних не преминул присягнуть ей. А как иначе? Но становиться екатерининским орлом ему уже было поздно.

Миних не относится к плеяде генералов Семилетней войны, но его нельзя не отметить как воспитателя той армии. Его косвенное влияние на офицерский корпус оставалось заметным: многие были выходцами из Кадетского корпуса, и не все, подобно нашему герою, учились там через пень-колоду. А Миних, верный тактическим стереотипам того времени, так и не изучив до конца русский характер, всё-таки прививал молодым дворянам качества, необходимые при военных испытаниях. Выносливость, дисциплина, верность офицерскому долгу — вот его символ веры.

Первые подвиги

Главнокомандующий Апраксин! Недобрая память об этом фельдмаршале живёт по сей день. И поделом ему, заплутавшему в прибалтийских перелесках!

Степан Фёдорович Апраксин — сын рано умершего стольника Фёдора Карповича Апраксина и Елены Леонтьевны, урождённой Кокошкиной, — воспитывался без отца. Ему было пять лет, когда вдовая мать вторично вышла замуж. Отчимом будущего фельдмаршала стал Андрей Иванович Ушаков, знаменитый начальник Тайной розыскной канцелярии. Воспитывал Степана родной дядька — Пётр Матвеевич Апраксин.

Ушаков с пасынком ладил, а ведь глава Тайной канцелярии был не просто влиятельной фигурой, он внушал ужас и трепет — и даже всесильный во времена Анны Иоанновны Миних пытался перед ним выслужиться. Он и возвысил Апраксина до генерал-майорского чина и должности дежурного генерала при главнокомандующем. И всё это — при весьма посредственных способностях! Именно Апраксин привёз в Петербург известие о взятии Хотина в 1739 году — и получил тогда орден Святого Александра Невского. Конечно, Миних неспроста доверил ему триумфальную миссию.

После воцарения Елизаветы Петровны покровительство Миниха могло сыграть с Апраксиным злую шутку, но Степан Фёдорович поладил и с окружением новой императрицы. И вот уже Алексей Петрович Бестужев-Рюмин — недруг Миниха — принимает Апраксина в свой ближний круг. В 1746-м Апраксин уже — генерал-аншеф и президент Военной коллегии. В его возвышении можно видеть патриотические мотивы: во главе российской армии встал не выходец из Европы, а знатный природный русак, граф боярского рода. Ведь Апраксины в своё время породнились с царями, Марфа Матвеевна Апраксина вышла замуж за Фёдора Алексеевича, сводного брата будущего первого русского императора. Всё это Елизавета Петровна имела в виду, не забывала. Да и с наружностью графу повезло: дородный богатырь, гроза женского пола. Апраксины верно служили Петру Великому, самым известным из них был, несомненно, Фёдор Матвеевич — один из ближайших сподвижников императора, стоящий у истоков русского военно-морского флота. Глава Оружейного, Ямского, Адмиралтейского приказов и Монетного двора, заслуживший репутацию неподкупного. Пётр повелел выбить особую медаль с изображением на одной стороне портрета Фёдора Матвеевича и надписью: «Царского Величества адмирал Ф.М. Апраксин», а на другой — с изображением флота, выстроившегося в линию, с надписью: «Храня сие не спит; лучше смерть, а не неверность».