Ролан Быков - Я побит - начну сначала! Страница 123

И далее весь монолог строится как нарастающее эмоциональное прозрение. Он оттого так глубок, что Гамлет глубоко взволнован, и не только мыслью, и не столько ею, сколько той мукой, которая ее рождает, сколько той страстью, с которой он, наконец, хочет разрубить гордиев узел: желание жить и невозможность этого — те муки, которые постигают дух человеческий в нашем мире. Но он уже в той стадии, когда жить считает себя обязанным, а мечтал бы умереть. (Это его конкретность!)

Монолог надо читать так, чтобы в конце его Гамлет от этого нарастающего волнения-прозрения (именно эмоционального и именно прозрения) мог бы умереть...

Вот какой по структуре монолог надо написать Ларсену!

02.09.85 г. Понедельник

Сегодня Паша уже пошел в школу...

А у нас все не сложилось — полил дождь... Но все-таки часть сцены сняли, часть сократили, а часть оставили на Москву... А все оттого, что румыны без зазрения совести не подготовили объект, его из интерьера пришлось вынести на натуру, а на натуре не все могло происходить (нельзя и неоткуда доставать гроссбух, тем более бриллианты).

Играл, наверное, плохо: ни у меня, ни у кого праздника не было. Хотя «плохо» сказать нельзя — сыграл, как хочется, но не было чего-то главного в самом исполнении, это могла быть (по рисунку) только импровизация, но мы ее слишком уже затвердили. И установка на один дубль убивает импульс импровизации.

Но по дороге на съемку перепридумал и даже переписал им весь сценарий... и очень неплохо. Зачем? Меня никто об этом не просит...

Собой опять недоволен. Моя «хорошесть» всем надоест, если уже не надоела. Опять одеяло на себя. А вот мой друг не расстраивается и... играет. А я играю, ношусь... Ничего... «Я побит, начну сначала».

Как все непросто в себе исправить! Мне 55 лет, и вдруг я понимаю, что это большая, упорная работа... По очень разным направлениям. Мало сменить установку, надо выработать в себе качества... постоянства... Только бы Лена дождалась этого.

Я далеко, я далеко, Я далеко от вас! Я тут в горах, как облако, Мне нелегко сейчас.

Я тут скитаюсь между гор, На всех семи ветрах, И столь широкий кругозор В душе рождает страх!

Видны такие дали мне, Каких и не хотел! И если б только дали мне, Я б вовсе улетел.

Я б прилетел к тебе на миг И нежным облаком приник...

03.09.85 г. Вторник

Досняли два плана на вилле Фогга. Пошел по магазинам. Нашел Паше хороший свитер, Лене пояс, себе кепочку, ушли почти 1000 лей. Странно, но факт: тут купить нечего. Еще в Бухаресте, наверное, можно было бы что-то найти Лене, но тут — каюк! Очень обидно приезжать с пустыми руками: можно, конечно, накупить всем мелочей, но... как-то не привык я ничего интересного не привезти, а без подарка Лене — просто тоска. Я, по-моему, видел тут все — даже не знаю, как израсходовать деньги, да еще за то время, что останется завтра.

Не забыть бы купить Вальке (гримеру) расчески, да и Алле надо бы привезти подарочек. Надо бы и Олегу что-то купить, и Марине, и Гере с Ниной — но ничего не находится. К тому же все будет зависеть от того, что я смогу купить, как основное.

Вот еще переживания на мою голову!

Завтра — начало роли (особняк Тайсона), придумалась реплика:

— Я заранее знаю, что вы мне скажете и что я вам отвечу, но видеть вас — слишком большое удовольствие. (Я наизусть знаю...)

Очень буду просить выйти в плащах.

Завтра — разговор с ребятами <Краснопольским и Усковым>. Стоит ли рассказывать все или даже оставить письмо (у меня действительно хорошее предложение для них)... Или не стоит?

А то рождается легенда о Ролане — разрушителе сценариев.

Подготовка к Ленинграду на исходе ночи

Первое, что надо будет сделать, — это спокойно разобраться в ситуации, которая сложилась. Я убежден, что Костя ничего не сложит к моему приезду (не успеет, ибо снимает горящий город). А 26-го я еду в Берлин на десять дней, которые, как я подсчитал, нужны Косте со мной, - это 14—24-е без выходных! Если считать, что три дня нужны на подготовку к этим десяти, то 10-го надо смотреть материал, а 11-го обсуждать... Это тоже нереально...

Все это надо будет иметь в виду, приехав на один день заранее.

Мои рассуждения

Паника естественна: мы завершаем съемки, а Ларсена все нет! Таланта в картине с избытком, получаются самые трудные вещи, а картина никак не прорезается, а вместе с нею и герой (и наоборот).

Оттого-то я устроил бузу, что более ничего не помогает. Мой режиссер меня фактически обманывает. С самого начала он обещает, что доработает сценарий, решит нерешенные вопросы, покажет материал — и все это остается словами.

Слишком все важно — и тема, и проблема, чтобы можно было проглотить и этот подарок судьбы, слишком много отдано сил, жизни и здоровья, чтобы «стоять в стороне».

Тем более что в сложенном материале есть уже некоторая тенденция режиссера в монтаже будущей картины: Ларсен ему не нужен был и в сценарии, оказался не нужен и в монтаже. Тогда-то и возникла паника! Тогда-то и возникла необходимость скандала.

Нерешенные вопросы

Они все те же.

1. Образ Ларсена. Разговоры о «последнем гуманисте» ни в чем не реализовались, что было ясно с самого начала. Ларсен ни на йоту не гуманнее кого бы то ни было из персонажей, его «гуманизм» никем и ничем не испытывается — это досужая выдумка режиссера, пустые слова — и хватит об этом.

Сделано многое: снято мнимое сумасшествие Ларсена (граничащее с подлинным), снят человек уже более конкретный: ученый военно-промышленного комплекса, человек, для которого атомная война оказалась чудовищным и справедливым обвинением, которая на его глазах унесла жену и сына, но не просто, как у других, а как у виновного лично. Ввинчено начало, найдена сцена в госпитале и слезы в обнимку с врачом, эмоционально-патетическое состояние доведено до предела и даже за него.

Это дает возможность (до поры до времени, конечно!) Ларсену впасть в некое заторможенное состояние (назовем его условно «молчание Ларсена»).

Мною это «молчание Ларсена» было предложено вынужденно, ибо надо было психологически оправдать бездейственность его фигуры на большом отрезке фильма, пока идут сюжеты Тешеров, Хьюмелей, итальянской семьи и т.д. То есть пока Ларсен исполняет не самую благовидную в фильме роль конферансье и болтается в кадре только затем, чтобы привести зрителя то в одно место, то в другое и т.д. Я предполагал (предполагаю и сейчас), что взвинченное начало и резкий уход в «молчание» создадут внутреннее напряжение, ожидание зрителя будет возрастать и произойдет накопление энергии образа, что должно было, как мы с самого начала и без конца договаривались с режиссером, привести к действенному отрезку реализации образа.