Времени тонкая нить. Кирилл Лавров - Михаил Константинович Зарубин Страница 13

Рано или поздно все заканчивается. Прошел год, и в начале сентября мы вдвоем с Кириллом Юрьевичем вошли в новый корпус. Обошли все помещения, медленно, словно прогуливаясь. Завтра — открытие студии, здесь зазвучат голоса, а сегодня — тишина, немного пахнет краской, и нет дыхания жизни. Она придет сюда утром… Мы вышли на открытую галерею третьего этажа. Светило солнце, осеннее, не греющее. Опершись о поручень, смотрели на Фонтанку. Лавров закурил.

Мне нравилось все вокруг. Говорят, что осень — это меланхолия и чуть ли не депрессия. А у меня все наоборот. Если говорить о временах года по моей классификации, то получилось бы так: зима — для работы, весна — для любви, лето — для семьи, а осень — для души.

Нет ничего прекраснее осенних красок. Сочетания желтого с зеленым, красным, бурым, синим, оранжевым и далее, какие встречаются только в эти месяцы. Разве можно ими не восхищаться? Безусловно, тянет на природу: погулять, понаблюдать, услышать шуршание листьев под ногами…

Осень у нас под Питером начинается с сильных туманов по утрам. Еще все зеленое, еще тепло, но туманы появляются в предрассветные часы, молочные, густые. Иногда я езжу на велосипеде, пока близкие спят. Дорога идет вдоль садов и перелесков. Когда сильный туман, то видно только крыши домов, а подъезжаешь ближе — появляются ограды, за ними утонувшие в тумане деревья, а вокруг тишина и запахи… На повороте перед обратной дорогой останавливаюсь, сажусь на скамеечку под огромным разросшимся дубом и наслаждаюсь покоем утра, появлением первых солнечных лучей, благодаря которым проявляются цвета. Я прищуриваю глаза, солнце уже светит ярче, смотрю вверх на голубое небо с мелкими осколками облаков. Довольный и счастливый, еду домой.

В нашем саду у бани растет огромный клен, и когда начинается листопад, за одну ночь маленькая площадка под ним покрывается опавшей листвой: огромные желтые листья на сочно — зеленой траве. Я наступаю осторожно на эту красоту, иду медленно, листья еще свежие, яркие, желтые. Я мог бы собрать их в охапку, унести домой, чтобы, просыпаясь утром и засыпая вечером, видеть эту красоту. Но дома они погибнут, повянут. А здесь лежат — такие прекрасные.

Желтый осенний лист медленно кружится в воздухе, ему доступны все стороны света, он больше не сдавлен тяжестью родственных уз с деревом-родителем. Он свободен. По сути, и мы ведь живем и умираем так же. Как тихое облако, плывущее, пока ветер и небо позволяют ему плыть. Как сочное яблоко, как полный жара костер. Как далекая звезда, как ароматный цветок. Все они, умирая, оставляют след. Тонкую полоску света. Только очень чуткой душе дано увидеть этот свет, порадоваться ему, почувствовать мгновение красоты.

Мы продолжали молчать и смотреть на окружающий нас мир. По Фонтанке идут теплоходы. Слышна музыка. Наша жизнь — постоянное движение. Мы куда-то торопимся, нас постоянно окружает фейерверк событий, встреч, дел. Живем в бешеном ритме, надо повсюду успеть, все сделать, и обязательно сегодня, сейчас, сию минуту.

Вода на реке поблескивает в солнечном вечернем свете. И кажется, искры взволнованно отскакивают от ее поверхности. Они взлетают чуть вверх и падают обратно, образуя маленькие воронки. Мы спускаемся вниз. Завтра все эти комнаты наполнятся голосам молодой поросли на вечно зеленом дереве театра. И вряд ли кто-то из них когда-нибудь узнает, как рождался этот корпус.

А нужно ли знать? Главное, что он есть.

На улице было тихо, розовые сумерки опустились на город.

Я понимал: закончилась пора, когда я мог часто встречаться с Кириллом Юрьевичем, слушать его, советоваться с ним. За его внешней сдержанностью скрывался мощный темперамент, за удивительно красивым обликом — яркая, разносторонне одаренная личность.

Лавров — герой моего времени. Ему была дана удивительная способность выразить свою эпоху. Он играл мужчин честных и бескомпромиссных, он сам был из крови и плоти, он даже не играл, он жил жизнью своих героев.

Когда я работал с ним, мне казалось, что рядом Андрей Башкирцев — удивительный человек, которого он сыграл в кинокартине «Иду на грозу». Рядом со мной не было артиста, а был руководитель, который знал, что нужно делать.

Я не чувствовал его возраста. Признаки старения были выражены у него в наименьшей степени. Я был очарован им, авторитет его для меня — непререкаем. Авторитет не купить в магазине, любимых друзей не схватишь за руки и не прикажешь: «Уважайте меня!». Лавров всегда излучал внутреннее спокойствие, уверенность, размеренным темпом речи и логичными суждениями он располагал к себе и вызывал уважение.

Прощаясь, я сказал ему:

— Спасибо Кирилл Юрьевич, за нашу совместную работу. Есть у меня такая примета: если в конце строительства дома заказчик и строитель остаются друзьями, значит, задуманное получилось, и жить будет долго…

— Михаил Константинович, вот вам моя рука — он крепко обнял меня. — Поверь, ты мне очень нужен, и сегодня, и завтра. Я всегда чувствовал твою искренность…

Мне очень хотелось продлить этот момент, потому что я понимал: такого больше не будет, никогда. Душа моя пела от радости. Взявшись за руки, мы повернулись к своему творению. По цвету, оно сливалось с основным корпусом, задуманным Л. Ф. Фонтана. Я чувствовал, что Лаврову тоже не хочется уходить. Словно родители, мы отправляли в дорогу свое дитя. Это было наше творение, которое мы отпускали в большой и красочный мир. Что станет с ним, никто пока сказать не может, поэтому сердце не только радуется, но и грустит, волнуется, переживает за его будущее… Мы хотим уберечь его от неприятностей, сделать все для него, не замечая, как нелепо это желание. Теперь в ответе за него другие люди. А нам остается надеяться, что те, другие, полюбят его так же, как и мы, а его дальнейшая судьба будет счастливой.

Заканчивая рассказ о нашей совместной стройке с Лавровым, еще раз скажу, что это было время празднование трехсотлетия города. К этому истинно историческому событию удалось сделать многое: возобновили движение транспорта по красивейшему Троицкому мосту, завершили строительство путепровода на проспекте Стачек. В новом виде предстала Сенная площадь, вернулись на свое место обновленные кони Клодта, над аркой Главного штаба вознеслась богиня Ника, закончились работы на Александрийском столпе. Появился новый вокзал — Ладожский, открыли крупнейший сборочный цех на «Балтийском заводе».

Появление нового корпуса в ансамбле БДТ было замечено сразу в масштабах города и страны. Двадцать шестого мая, в канун дня рождения города, Почетным дипломом Законодательного собрания «За лучшее здание, построенное в